Бывший министр финансов РФ Алексей Кудрин с 2016 года руководит Центром стратегических разработок, а в этом году он представил В. Путину Стратегию развития России, подготовленную ЦСР.
Удержаться в передовых
Виталий Цепляев, «АиФ»: Алексей Леонидович, ваша Стратегия рассчитана до 2024 года. Но можно ли в России планировать больше, чем на 2-3 года вперед? Тем более при такой международной обстановке, при скачущих ценах на нефть...
Алексей Кудрин: Несмотря на изменчивость мира, некоторые базовые вещи все-таки можно прогнозировать. Очевидно, к примеру, что продолжительность жизни и численность пенсионеров России будут расти, а денег на медицину нужно будет существенно больше. Также мы знаем, что с 2008 г. у нас убывает трудоспособное население. До 2035 г. на 10 млн сократится количество молодых людей в возрасте от 20 до 40 лет — то есть наиболее активное и восприимчивое к новому поколение. Значит, наши планы в экономике должны исходить не из наращивания численности работающих, а из наращивания производительности. Чтобы прибавлять ВВП темпами 3-4% в год, нам придется увеличивать производительность быстрее других стран.
И еще. Наш анализ показывает, что Россия подошла к критической черте по качеству инноваций и вложений в научно-исследовательские и опытно-конструкторские разработки (НИОКР). Мы никак не можем занять свое место на современных рынках — прежде всего, в сфере информационных технологий. По темпам цифровизации Россия отстает от передовых стран в 3-4 раза! И в нашем прогнозе мы ставим вопрос ребром: сохранится ли Россия как технологическая держава? Есть большой риск, что из категории передовых стран мы перейдем во второй эшелон и ещё быстрее начнем отставать от мира.
Так или иначе, любой долгосрочный прогноз каждые 2-3 года должен уточняться. Что, кстати, у нас обычно не делается. Концепция долгосрочного развития, принятая в 2008 г., несмотря на кризис 2008-2009 годов, несмотря на рецессию последних лет, не пересматривалась и сейчас действительно безнадежно устарела. Поэтому нам и нужна новая стратегия.
Повышение пенсионного возраста — мера не просто необходимая. Она увязывается с ростом продолжительности жизни, с увеличением периода активной жизни примерно на 10 лет.
— Вы упомянули про увеличение числа пенсионеров. Известно, что вы сторонник повышения пенсионного возраста. Неужели других ресурсов, чтобы платить старикам хотя бы нынешнюю скромную пенсию, не осталось?
— Скажу прямо: да, не осталось. Смотрите, в 2016 г. государство впервые нарушило свои обязательства и не провело индексацию пенсий для всех пенсионеров. Однократная выплата в размере 5000 руб. не компенсировала то, что люди недополучили. Сейчас обсуждается ограничение выплат работающим пенсионерам. Это всё — следствие дефицита средств в Пенсионном фонде. Можно ли закрыть дыру за счет других источников — например, повышения налогов? Нет. Сравните масштабы трат: за последние 7 лет расходы на пенсии выросли на 3% ВВП. В нынешних ценах это примерно 2,5 трлн рублей в год — почти столько же, сколько мы тратим на всё образование в стране. Получается, чтобы платить даже нынешние пенсии, нам нужно отказаться от инвестиций в образование, медицину, строительство новых дорог, будущее наших детей.
Между тем, уже все страны бывшего Советского Союза повысили пенсионный возраст, кроме двух — нас и Узбекистана. В 2017 г., например, это сделала Белоруссия. Повышение пенсионного возраста — мера не просто необходимая. Она увязывается с ростом продолжительности жизни, с увеличением периода активной жизни примерно на 10 лет. Сегодня человек в 60 лет чувствует себя так же, как раньше в 50. Многие мои ровесницы обижены самим названием — «пенсия по старости». Ну, какая это старость?! А главное, я хочу подчеркнуть — повышение пенсионного возраста выгодно прежде всего самим пенсионерам. Поработав лишние 2-3 года, они получат более высокую пенсию. Сейчас человек в среднем получает 34% от той зарплаты, которую имел до выхода на пенсию. В мире считается, что государство должно обеспечивать 40% прежнего заработка, а еще 20-30% человек должен накопить за свою трудовую жизнь сам. Поэтому наши 34% — это очень мало. Выход на пенсию сейчас означает резкое — в три раза — снижение качества жизни. Это такая «жесткая посадка» для человека, который выходит на пенсию. А если не повысить пенсионный возраст, то даже этот уровень мы не удержим и сможем платить людям лишь 25-27% от заработка.
Меня в последнее время критикуют, что я «полевел», но я действительно считаю, что с бедностью в нашей стране надо начать бороться по-настоящему. Уверен, что за 6 лет уровень бедности в целом можно снизить на 25%, а в семьях — на 40%.
Пособия надо платить нуждающимся
— Самое ужасное, что в разряд бедных у нас порой попадают даже работающие. По подсчетам Росстата, доходы ниже прожиточного минимума имеют 22 млн человек — 15% населения. Почему так много — в такой богатой ресурсами стране?
— Мы в Стратегии прямо говорим о том, что уровень бедности для России — чрезмерный, в стране с таким уровнем развития не должно быть столько бедных.
Как его снизить? Прежде всего, можно перераспределить социальные выплаты в пользу нуждающихся. Мы уже лет 15 спорим — надо ли раздавать пособия всем подряд, «по категориям»? Должны ли, например, получать помощь от государства все без исключения ветераны труда или все семьи с детьми, или лучше эти деньги отдать самым обездоленным? И за эти 15 лет, надо сказать, мы не сильно продвинулись. Да, появились некоторые адресные пособия, привязанные к жизненному уровню получателей помощи, но в целом социальная система осталась прежней. Получается так, что кто-то за своими крошечными выплатами даже не приходит, а кому-то этих денег не хватает, чтобы свести концы с концами. Например, у нас существует пособие на детей до 18 лет. В одних регионах платят 200, в других — 400 руб. в месяц на ребенка. Это небольшие деньги, но они положены абсолютно всем. Вопрос: может быть, лучше давать по 1000 рублей в месяц на ребенка действительно малоимущей семье, где доход на члена семьи ниже прожиточного минимума?
Сегодня 80% всех бедных в России — это именно семьи с 2-3 детьми. Зарплаты родителей часто не хватает, чтобы выйти на прожиточный минимум для всех домочадцев. Значит, нужна дополнительная поддержка семей. Меня в последнее время даже критикуют, что я «полевел», но я действительно считаю, что с бедностью в нашей стране надо начать бороться по-настоящему. Уверен, что за 6 лет уровень бедности в целом можно снизить на 25%, а в семьях — на 40%. И это только начало.
— К числу своих достижений на посту министра финансов вы относите плоскую шкалу подоходного налога — 13% в России платят все, и богатые, и бедные. Но уже давно звучат призывы «восстановить справедливость» и вернуться к прогрессивной шкале: чем больше доходы, тем выше ставка налога. Не поможет ли это решить проблему с бедностью?
— Для бюджета отказ от плоской шкалы даст совсем небольшую прибавку. Дело в том, что богатые люди, предприниматели львиную долю своих доходов получают не в виде зарплаты, с которой уплачивается НДФЛ, а в виде различных финансовых активов. Там применяются другие виды налогов — на прибыль, на имущество и т.д. Допустим, мы обложим повышенным налогом зарплаты выше 1 млн рублей в год. В этом случае подавляющего большинства налогоплательщиков (96,8% от числа занятых!) такое повышение вообще не коснется. И если остальные 3,2% граждан вместо 13% заплатят 15% или даже 20% налога — это мало что даст бюджету.
Излишки нефтегазовых доходов лучше не проедать, а вкладывать — в дороги, в здравоохранение и образование, которые у нас недофинансированы.
Можно ли раздать нефтяные доходы?
— Коммунисты предложили распределять между всеми гражданами 20% доходов бюджета от продажи природных ресурсов. Мол, так делают в арабских странах — а мы ведь тоже нефтяная держава.
— В принципе, мир действительно постепенно идет к тому, что люди будут получать так называемый универсальный базовый доход — просто по факту того, что они граждане данной страны. Идея в том, что любая семья должна иметь достаточно средств на жизнь, даже если никто из её членов не работает. В Швейцарии на эту тему даже проводился референдум, правда, народ идею не поддержал. Люди понимают, что платой за «всеобщую халяву» станет повышение налогов или сокращение расходов на медицину, образование и т.д. Есть и другой аргумент против таких выплат — гарантированный государством доход снижает стимулы к труду, нация начинает лениться.
Я бы говорил скорее не о поголовной раздаче нефтяных доходов, а том, что в России уже начали делать — повышении минимальной зарплаты до уровня прожиточного минимума. Излишки нефтегазовых доходов лучше не проедать, а вкладывать — в дороги, в здравоохранение и образование, которые у нас недофинансированы.
— Что будет в ближайшее время с рублём?
— Курс рубля в первую очередь зависит от цен на нефть. Если они будут расти, то и рубль будет укрепляться — на 1-2 рубля, до 55-56 руб. за доллар. Но остаются, конечно, сильные политические риски. Если продолжится ухудшение отношений с Западом, то курс рубля пойдет в обратную сторону. Такое ухудшение может быть связано с тем, что сейчас начинает применяться новый санкционный закон США. Некоторые компании мира уже начали ограничивать контакты с российскими предприятиями, боясь попасть под американские санкции. И это серьезный риск для нашей экономики.
Санкции — это потеря 0,5 — 1% прироста ВВП. То есть без них мы бы перешли к экономическому росту чуть быстрее.
Санкции чувствительно влияют на Россию
— Вообще, насколько сильно санкции повредили нашей экономике?
— Конечно, санкции чувствительно влияют на Россию. Как бы мы ни старались минимизировать их вред, он остается. Санкции — это потеря 0,5 — 1% прироста ВВП. То есть без них мы бы перешли к экономическому росту чуть быстрее. Кроме того, мы теряем возможности для технологического обновления в некоторых отраслях. Наши компании, конечно, ухитряются как-то работать с продукцией третьих стран, которые не вводили против нас санкции. Но последний пакет американских санкций оказался намного жестче всего того, что принималось ранее. Если до сих пор только американские и европейские компании ограничивались в сотрудничестве с рядом российских компаний, то теперь США заявили, что они накажут любую компанию в мире, которая будет сотрудничать с предприятиями из РФ, попавшими в черный список. Работать нашему бизнесу будет явно сложнее.
— Есть точка зрения, что санкции приносят и пользу — мобилизуют внутренние резервы.
— Конечно, у любой страны есть достаточные ресурсы для развития. Даже в Китае, на пике его политики по привлечению зарубежных капиталов, доля иностранных инвестиций не превышала 15%, а 85% — это были собственно китайские средства. Любая страна львиную долю вложений в экономику получает за счет конвертации сбережений населения и компаний в инвестиции, через финансовые институты.
В этом смысле у нас тоже есть «резервные мощности». Но повторюсь, важнейшая проблема состоит в том, что уменьшение нашего сотрудничества с другими странами еще больше ставит под вопрос нашу способность участвовать в технологической революции, не отстать окончательно от передовых экономик мира.
Когда мы говорим о западных санкциях, важно отметить то, что своей основной цели — создать некое напряжение в стране, подвергнуть сомнению ее внешнеполитический курс — они не достигли.
— А то, что у нас — благодаря введенным в 2014 году контрсанкциям — бурно развивается импортозамещение, разве не компенсирует потери от санкций?
— Нет, далеко не компенсирует. Говоря об импортозамещении, обычно приводят в пример сельское хозяйство. Но даже оно значительно больше теряет от того, что стало меньше стимулов развивать производительность, конкурировать с зарубежными производителями. От контрсанкций в основном выиграли птицеводство и свиноводство. Другие сельхозпроизводства испытывают скорее проблемы. Причем связаны эти проблемы даже не столько с санкциями, сколько с другими дисбалансами. У нас, например, слабая переработка зерна. И поэтому даже тот уникальный урожай, который мы получили в этом году, повлек за собой резкое снижение цен. Возникло затоваривание, потому что в стране не хватает элеваторов. Мы зачастую не можем сохранить тот урожай, которым так гордимся. И поэтому выгода от него не столь велика. Соответственно, не решив этих проблем с зерном, мы не можем решить до конца проблемы в животноводстве, в производстве крупного рогатого скота.
Впрочем, когда мы говорим о западных санкциях, важно отметить то, что своей основной цели — создать некое напряжение в стране, подвергнуть сомнению ее внешнеполитический курс — они не достигли. Экономическое же влияние, повторюсь, существует, и надо стараться вести дело к сокращению санкций. Но — только в результате взаимных сбалансированных шагов. И кстати, мои разговоры с американцами, которые ведут бизнес с Россией, показывают, что они и сами понимают — санкциями они существенно сокращают возможности для развития своего же бизнеса, и надо будет когда-то от этого отказываться.