Евгений Никтовенко, aif.ru: Основные санкции против нефтяной отрасли РФ были введены 5 декабря прошлого года. Уже можно сделать первые оценки о степени их влияния?
Александр Фролов: Ценовой потолок на российскую нефть, как и европейское эмбарго, не оказывают радикального влияния на присутствие или отсутствие нашего сырья на мировом рынке. Значимым фактором является запрет на морскую перевозку, страхование, финансирование транспортировки.
— Этот фактор сократил наш экспорт?
— В физическом выражении наши поставки практически не сократились, остались примерно на прошлогоднем уровне. Скорее произошло не сокращение, а перераспределение экспортных потоков. Мировой рынок работает по принципу сообщающихся сосудов. Если Евросоюз отказался от нашей нефти и заместил выпавший объем, например, арабской, которая раньше поставлялась в Азию, то мы, в свою очередь, восполнили недостачу азиатским потребителям. И в этой новой системе нефтяной торговли ни потолок цен, ни европейское эмбарго весомого значения не имеют. Именно поэтому США настояли на введении запрета на морские перевозки, это ограничение и повлияло на снижение российского экспорта. Во многом эта мера привела к сокращению добычи нефти в России начиная с марта на 500 тыс. баррелей в сутки.
— Дальнейшее сокращение возможно?
— Да, конечно. Мы перестраиваем логистические цепочки, по сути, перестраиваем весь нефтяной бизнес. В ходе этого процесса может «всплыть» много узких мест, поэтому вполне вероятно дальнейшее сокращение добычи еще на примерно 200 тыс. баррелей в сутки. Это не катастрофично, наша нефтяная отрасль переживала и худшие времена. Например, в мае-июле 2020 года мы добывали по 8,5 млн баррелей в сутки, сейчас же речь идет о снижении до 9,5 млн баррелей в сутки.
Налоговое несовершенство
— Тем не менее доходы федерального бюджета от этого пострадали?
— Сложно ответить на этот простой вопрос. Фактически да, доходы серьезно сократились. Есть данные Минфина, за январь-февраль дефицит бюджета составил 2,6 трлн руб., и, в частности, нефтегазовые поступления оказались существенно ниже запланированных. Но это объясняется не столько действиями санкций и ограничений, сколько несовершенством нашего налогового законодательства. Оно отстает от реалий рынка.
— В чем это выражается?
— Сейчас базой для начисления налогов является цена на нефть марки Urals. Ее рассчитывает агентство Argus, которое берет контрактную стоимость нефти в порту Приморск, прибавляет расходы на доставку до Роттердама и выводит среднюю месячную стоимость. По такой же схеме в Argus рассчитывают цену нашей нефти с поставкой из Новороссийска до сицилийского порта Аугуста. Потом на основании этих двух показателей и формируется средняя цена 1 барреля российской нефти, например, 50 долл. за баррель. Но по факту никаких сделок с доставкой до Роттердама или Сицилии нет, и никакого отношения к действительности эта цена не имеет. А есть поставки, например, в Индию, расстояние до которой в 4 раза больше, чем до Роттердама, и фрахт танкеров дороже. И цена 1 барреля нашей нефти, рассчитанная по методике Argus, окажется гораздо выше. Но налоговые отчисления нефтегазовых компаний формируются по-прежнему исходя из «бумажной», заниженной цены, предоставляемой Argus. Это и есть один из главных факторов, влияющих на падение нефтегазовых доходов России.
— Утвержденные Думой изменения в налоговый кодекс исправят ситуацию?
— Отчасти да, с 1 апреля ситуация поменяется. Сильно упрощая, механизм будет следующий — за основу будут брать значение цены на нефть марки Brent, котирующуюся на бирже, и отнимать от нее сначала 34 долл., к июлю плавно доведут скидку до 25 долл. Полученная цифра и будет приниматься за стоимость нашей нефти, на основании ее и будут рассчитываться налоговые отчисления. Если бы этот механизм действовал сейчас, то стоимость барреля нефти, которую применяли бы при исчислении налогов, составляла примерно 60 долл., что как минимум на 10 долл. выше, чем эфемерные котировки от Argus.
— Эта налоговая новация поможет увеличить доходы бюджета?
— Да, но не в полной мере. Она, скорее, поможет сократить разницу между бюджетными ожиданиями и фактическими поступлениями. Но доходы вырастут, дефицит сократится.
— Как ликвидируют оставшуюся недоимку?
— Например, компенсируют добровольными выплатами крупного бизнеса. Еще один бюджетный помощник — слабый рубль. Сейчас в Минфине ожидают, что в среднем стоимость нефти в 2023 году составит 70 долл. за баррель, выраженные в рублях эти бюджетные планы составляют 4,8 тыс. руб. Если долларовая цена продажи нашей нефти окажется ниже 70, то власти могут ослабить национальную валюту, в результате получить ту же рублевую выручку и исполнить все бюджетные обязательства в полном объеме. Правда, теоретически это может негативно сказаться на инфляции и уровне жизни в стране, но это уже совсем другой вопрос.
Цена российского барреля
— Как санкции и ограничения сказались на стоимости нашей нефти?
-— Узнать контрактную стоимость сейчас сложнее, чем переориентировать поставки на новые рынки. Агентства Platts и Argus делали попытки выяснить реальные цены на российскую нефть и пришли к выводу, что в действительности дисконт на нее не превышает 17 долл. за баррель к эталонному сорту Brent, которая сейчас котируется на уровне 85 долл. Если верить этим агентствам, на самом деле мы продаем нефть по вполне комфортной цене в 68-70 долл. за баррель, что близко к показателю, заложенному в бюджетные конструкции.
— Минфин давал оценку, что наша нефть в январе продавалась по 49 долл. за баррель, вы приводите оценки гораздо выше. Какая же реальная цена?
— Она разная. Например, стоимость нефти марки ВСТО с поставкой в Китай была более 80 долл. за баррель, хотя ее, конечно, гораздо меньше, чем основной нашей марки Urals. Минфин же лишь озвучивал те цены, которые дает Argus. Можно сказать, что наш нефтяной экспорт осуществляется по ценам, в любом случае существенно превышающим 60 долл. за баррель.
— Санкции наложили еще и на поставку нефтепродуктов. Есть влияние?
— Пока невозможно сказать. Мы занимаем 2-е место в мире по экспорту нефтепродуктов, это очень много, такого игрока невозможно просто взять и «убрать» с рынка. В этом случае наши проблемы очень быстро станут проблемами всего мира. В целом решение традиционно — переориентация поставок. Но в случае с нефтепродуктами это сложнее, дольше, и пока давать какие-то оценки преждевременно.
Импортозамещение
— Нас покинули западные сервисные компании типа Schlumberger и Halliburton. Сами справимся?
— Они от нас уходят с 2014 года, но добыча, бурение в России нормально функционирует, отрасль не остановилась. Потому что у нас на все их технологии и компетенции есть свои аналоги. И даже оборудование мы можем производить и делаем это по факту. Стоит признать, что у западных компаний сервис и технологии эффективнее и лучше. Когда они присутствовали на нашем рынке, нефтяники могли выбирать между лучшим (западники) и хорошим (отечественные компании). Теперь лучшие варианты ушли, остались только хорошие. Ими и будем пользоваться.
Почему Urals дешевле Brent
Марки нефти различаются по содержанию серы. У российской Urals оно выше, чем у Brent (эталонной марки, добываемой в Северном море). Выход бензина из нашей нефти меньше, переработка её дороже, что и учитывается в цене.
Но в РФ производят и нефть, в которой меньше серы, чем в Brent, – это марка ВСТО, поставляемая в Азию по трубопроводу «Восточная Сибирь – Тихий океан». Это дорогая нефть (например, поставки в Китай – более 80 долл. за баррель), но её гораздо меньше, чем основной нашей марки Urals.