Почему «всё же»? Потому что Хабенский ещё несколько лет назад предлагал худруку МХТ Олегу Табакову такой спектакль сделать. Но Палыч (как Табакова за глаза зовут в театре) разрешения не давал. Почему, остаётся только догадываться. То ли ждал, пока публика образуется (в прямом смысле этого слова — Табаков последовательно вводит в репертуар всё более сложные спектакли, требующие от зрителя умения не только вовремя смеяться, но и умения слушать и размышлять над услышанным и увиденным); то ли ждал, пока Хабенский нарастит «артистических мускулов». И — дождался!
Моноспектакль — жанр опаснейший: мало кому из актёров под силу в одиночку удерживать огромный зал на протяжении двух часов. Хабенскому, как выяснилось, под силу, хотя ещё несколько лет назад он спокойно позволял тому же Пореченкову «перетягивать одеяло на себя» в «Гамлете» или «Белой гвардии». Но в «Контрабасе» выходит совсем другой Хабенский — тонкий, чуткий и сильный одновременно.
Да, режиссёр Черепанов время от времени даёт возможность Хабенскому передохнуть, «спрятаться» то за игрой ни пиле или бутылках, то за трюками с патефоном, футляром от контрабаса, туалетной бумагой или рогатым шлемом викинга. Но после этих передышек Хабенский обрушивает на зрителя такую лавину эмоций, спрятаться от которой невозможно — можно только барахтаться: в откровениях героя и собственных воспоминаниях, которые совесть, потревоженная, услужливо подбрасывает тебе.
«Контрабас» — спектакль, трудный не только для актёра, но и для зрителя. Два часа монолога. Два часа душевного стриптиза, признаний в самом стыдном и самом сокровенном. Контрабасист, служащий госоркестра, речь свою начинает с «осанны» контрабасу как самому главному инструменту, если не в истории музыки, то в оркестре уж точно. Но постепенно эта музыковедческая лекция превращается в пронзительнейшую исповедь. Исповедь маленького человека, который очень хотел быть большим, а оказался — пустым местом, придатком к этому огромному неуклюжему монстру.
Да, «Контрабас» в Москве уже играли — в «Сатириконе». У Константина Райкина это одна из лучших театральных работ. Но Райкин и Хабенский играют про разное. Райкин — это ужас и мерзость бесталанного, завистливого, закомплексованного человека, который ненавидит и свой инструмент, и свой оркестр, и весь мир. После «Контрабаса» Райкина хочется прийти и первым делом помыться, чтобы смыть с себя эту липкую паутину зависти, которая, кажется, перетекла на тебя со сцены. А Хабенский играет про жалость к маленькому человеку, который так хотел любви и славы, но не получил ни того, ни другого — переоценил себя, таланта не хватило. И теперь, взъерошенный, в пиджаке явно ему не по росту, а после и просто в майке, он мечется по сцене: то пластинку поставит, то за смычок схватится. И — говорит, говорит, говорит… О любви к певице, которая его не замечает, о кошмарнейшем одиночестве, о невозможности лечь в постель с женщиной — «потому что этот (кивок в сторону контрабаса) опять всё испортит.
Даже если запереть его в ванной, он всё равно будет главенствовать. Какая уж тут любовь…» И — блестящие вставные номера, спектакли в спектакле: Хабенский блистательно пародирует пафосные речи музыкальных критиков.
Но финал — финал будет светлым. Рассказывать не буду — иначе вы, подготовленные, не сможете пережить тех эмоций, которые пережить надо. Хотя бы сидя в театральном кресле.