Ведущая Первого канала Яна Чурикова, работающая в Роттердаме в качестве комментатора «Евровидения», в интервью АиФ.ru рассказала об ожидании политических скандалов, о том, что чаще всего интересует международные СМИ в разговоре с Манижей, как иностранцы воспринимают ее песню «Русская женщина» и как относятся к делегации из России, а также о своих фаворитах и беспрецедентных мерах безопасности.
— Яна, комментируя во время первого полуфинала выступление литовской группы The Roop, ты сказала: «Жаль, что в этом году группа Little Big не стала подавать заявку». Ты сказала так потому, что считаешь, что у Little Big было больше шансов занять первое место?
— Жаль для Little Big, скорее всего, а не относительно наших шансов занять первое место. Показаться на такой большой сцене, как «Евровидение», для любого артиста или группы — это большой шанс. Хотя, безусловно, у Little Big и безо всякого «Евровидения» есть хороший международный охват и серьезная фан-база. Но это был тот самый случай, когда от сотрудничества с конкурсом выиграли все: и «Евровидение», потому что модная и актуальная музыка заявлена на конкурсе, и Little Big, так как их прошлогодняя конкурсная песня «Uno» стала абсолютным хитом. Сейчас у неё уже 200 млн просмотров. То есть один «евровизионный» рекорд побит. Поэтому и жаль, что история Little Big на «Евровидении» не продолжилась. Но это было и прошло, (напевает) о-о-о. А мы едем дальше.
— У участников исландской группы Daði & Gagnamagnið, которая, кстати, является моим фаворитом (одним из), обнаружен ковид. И, говорят, исландцы могут вообще не выйти на сцену «Евровидения». Просто покажут их заранее записанный номер. Тебе об этом что-то известно?
— У нас пока молчок по поводу их статуса. Поэтому ничего не могу сказать.
— «Манижу задергали иностранные журналисты», — утверждаете вы с Юрием Аксютой. Прямо задергали?
— То, что Манижа популярна у иностранных журналистов, — это факт. Во-первых, потому что это первый кандидат от нашей страны с таким хорошим английским. Она свободно общается. И, конечно, людям приятно, что не приходится общаться через переводчика. В XXI веке это важно, учитывая уровень развития образования и то, что английский — по-прежнему язык международного общения. Быть англоговорящим — это новый этап в развитии и новые карьерные возможности, которые открываются перед человеком. Во-вторых, мы пользуемся большим вниманием прессы еще и потому, что от России в этот раз очень нетипичная заявка. Все привыкли к тому, что от нашей страны делегируют исполнителей со статичными лирическими балладами. Но два года подряд мы нарушаем созданные нами самими стереотипы о том, что Россия на «Евровидении» — «балладная» страна. К тому же ещё и песня на русском. Журналистов в этом году всего около 500 человек, это те, кто работает в пресс-центре. Все остальные аккредитованы онлайн.
— Что интересует иностранную прессу больше всего? Приходится ли Маниже рассуждать на тему политики? Вообще, были ли на этом конкурсе какие-то политические заявления?
— О политике не спрашивают. Мы, уже зная, что «Евровидение» может быть политизированным, начинаем ждать чего-то и чего-то бояться заранее. А нечего. Спрашивают о культуре, о роли русской женщины, о том, как принимать себя. Ведь это не сугубо российская проблема — самоосознание и принятие себя. Это проблема в целом человечества. Манижа подкупает журналистов в том числе и тем, что крепко стоит на ногах. Люди признаются в комментариях под выступлениями Манижи и говорят ей лично: «Мы перевели текст песни на английский, и это помогло нам разобраться с собой».
Мы можем быть закомплексованными, можем страдать от осознания каких-то собственных недостатков. Но всё в наших руках. Борись — вот основной посыл песни «Русская женщина». Об этом международная пресса и разговаривает с Манижей. Это такие психологические беседы о принятии себя. Ну и, конечно, расспрашивают об элементах номера, о картинах русских художниц, использованных в номере. Она отдала дань русской женщине, которую воспевает. И сделала это по-своему. Получается, что Манижа — это посол российской культуры.
— Негативного отношения мы не чувствуем. Все прекрасно друг с другом общаются. По-моему, это первое «Евровидение», где люди настолько рады, что всё происходит, поэтому политические моменты отошли на задний план. Наверное, люди, посидев на самоизоляции и поняв, что «Евровидение» — это объединяющий праздник, может быть, правильно расставили приоритеты. Наконец-то.
— То есть никаких политических скандалов?
— Политические скандалы пока что обходят этот конкурс стороной. Дай бог, так будет до самого финала. Потому что тут никогда не знаешь, где кого прорвёт.
— Мне почему-то кажется, что должна победить итальянская группа Måneskin. Девушка с Мальты (Дестини) тоже неплоха, но такое уже было (Нетта Барзилай). Француженка Барбара Прави мила, но не более. Девушка хороша, но французская песня, на мой вкус, проходная. А кто твои фавориты?
— Мне тоже нравится Måneskin. Будет здорово, если группа займет высокие позиции. Согласна, Дестини хорошенькая, классная. Посмотрим, как выступит француженка Барбара Прави. 20 мая будет второй полуфинал, в котором мы увидим фрагмент ее выступления. А ещё она будет репетировать. Вот тогда я скажу точно. Сейчас ещё рановато.
— Кто входит в состав профессионального жюри от России? Или эти имена по какой-то причине держатся в тайне?
— Имена членов жюри известны только Юрию Викторовичу Аксюте. Мы обязаны будем назвать фамилии членов профессионального жюри в эфире финала. Такое правило. До этого момента фамилии держатся в секрете, дабы на них не оказывалось никакого давления.
— В репортажах Первого канала из Роттердама не раз подчеркивалось, что приняты беспрецедентные меры безопасности. Помимо тестов на ковид в течение каждых 48 часов, еще какие меры?
— Меры безопасности в Роттердаме такие как надо. В этом смысле я восхищена организаторами. Это огромная работа, проделанная совместно. А это всегда самое сложное. Муниципалитет Роттердама, Европейский вещательный союз, местные каналы-вещатели создали рабочую группу и выстроили работу с ковид-безопасностью следующим образом. Все участники, и мы в том числе, заранее получили огромный документ страниц на «дцать», в котором подробно расписано, что мы можем делать, а что нет.
В частности, мы должны носить маски определенного типа: M95. Это международный медицинский стандарт. Они отличаются от тех, в которых мы ходим в обычной жизни. Считается, что они обладают лучшей степенью защиты. И, кстати, служат дольше. Конечно, находиться в ней долго — это то ещё испытание. Маску разрешено снимать, только если ты сидишь и не двигаешься или ешь.
Везде внутри Ahoy Arena все зоны выстроены с учетом социального дистанцирования. Нам нельзя обниматься. Вместо обнимашек придуманы приветствия ногами и локтями. Привитый ты или нет, здесь никого не волнует. Главное, чтобы тесты были отрицательными. Разведены потоки. Зрители, организаторы и участники не пересекаются. Это тоже важное решение.
— Правда ли, что большую часть времени вы проводите в гостиницах?
— Да. Мы не выходим из отеля. По большому счёту у нас только один маршрут: из отеля на площадку и обратно.
— А как вы питаетесь?
— Питание организовано так. Нет ресторана с общей раздачей. Вся еда в индивидуальных упаковках. Столы в зоне кейтеринга расставлены с учётом социальной дистанции. Это увеличивает время ожидания еды, что многих бесит, потому что иногда люди ждут достаточно долго. Все это, конечно, выматывает. Но если говорить о настроении, то даже при соблюдении всех этих мер люди просто счастливы, что «Евровидение» проходит, и отдают должное усилиям организаторов. Ну и что? В прошлом году ничего этого вообще не было. Поэтому все адекватно воспринимают ограничения и готовы их соблюдать для того, чтобы всё работало.
— А работают ли в городе обычные рестораны?
— Муниципалитет постепенно продлевает время работы ресторанов. Нельзя сидеть внутри, можно — на верандах. На прошлой неделе общепит работал до 18:00, на этой разрешили работать до 20:00. Другое дело, что мы всё равно ничего не успеваем.