Режиссёр Юрий Грымов в интервью АиФ.ru рассказал о невозможности вычеркнуть русскую культуру из мирового контекста, о том, почему зритель не ходит на русское кино, к чему пришла Украина после «декоммунизации», о представителях западного мира, которым «затуманили мозги», а также о новом спектакле «Масквичи», премьера которого состоялась 24 мая.
Владимир Полупанов, АиФ.ru: — Юрий Вячеславович, музыкант Сергей Шнуров на днях заявил, что не видит в отмене русской культуры на Западе ничего плохого. Мол, запретный плод — сладок. Если что-то запрещают, то люди, наоборот, тянутся к этому ещё сильнее. «Представьте себе, — говорит он, — везде запретят петь „Калинку-малинку“. На всех стадионах люди начнут её петь». Так ли это, на ваш взгляд?
Юрий Грымов: — Это не так. То, что происходит, очень страшно — оскорбление и унижение людей по национальному признаку. Когда такое было возможным, чтобы из Италии изгоняли русских музыкантов, которые питали эту страну?
Невозможно вычеркнуть Россию из всемирного культурного контекста. Но на паузу поставить можно. Последствия для всего мира будут ужасными.
Невозможно вычеркнуть Россию из всемирного культурного контекста. Но на паузу поставить можно. Последствия для всего мира будут ужасными. Россия всегда была частью мировой культурной среды. Вспомните русских передвижников, которые путешествовали по миру. Даже в период Возрождения к Леонардо да Винчи в Италию приезжали русские иконописцы (у меня об этом будет спектакль), чтобы понять природу великого гения.
Пандемия дистанцировала нас друг от друга. И когда пошла на убыль, когда стали снимать ограничения, вместо того, чтобы бежать друг к другу обниматься, обмениваться эмоциями, энергией, творчеством, мы стали ещё больше отдаляться. У меня знакомые живут в США. Они такую чушь про нас несут в разговорах по телефону. Мои дочь и сестра живут за границей. Разговаривая с ними по телефону, понимаю, сколько вокруг нас лжи. К сожалению, не избежали этого и отечественные СМИ. Поэтому время от времени мне приходится проводить для своих родственников «политинформацию». Умные люди, но с такими «затуманенными мозгами».
— Наши кинематографисты жаловались, что невозможно попасть в прокат, потому что кинотеатры забиты иностранными фильмами. Сегодня раздолье — показывай, что хочешь. Но народ в кино не пошёл. Кинотеатры стали закрываться, потому что люди не хотят смотреть наше кино. Почему?
— Вы даже не представляете, через какое унижение проходил любой русский кинопроизводитель в прокатных компаниях, которые зарабатывали деньги, занимаясь «пакетным размещением» американских фильмов. Это когда 2% — хорошее кино, а все остальные фильмы категории «Г». Любой российский режиссер проходил через унижение, чтобы попасть в прокат. Какой-нибудь менеджер мог тебе сказать: «Нужно снимать кино так, как снимают „они“». Почему нужно снимать, как «они»? Корейцы снимают, как корейцы, японцы как японцы. И французы сохранили лицо своего кинематографа. Сегодня кинотеатры пустуют и некоторые из них закрываются, к сожалению. Это плата за то, что мы утратили свое лицо, стали снимать «как они».
Наш кинематограф разрушали все эти годы. Во-первых, маленькое производство, и как следствие — исчезло среднее звено. Очень мало сильных команд, с которыми можно работать. В кино на временную работу пришло много случайных людей. Во-вторых, своячество, клановость. Снимали кино «со своими» для «своих». Сегодняшнее время надо использовать как возможность перезагрузки. Нужна реформа кино, я много раз об этом говорил.
Кстати, сейчас думаю вернуться в кино. Есть три проекта, которые собираюсь снять. Во-первых, сниму комедию «Масквичи» на основе спектакля, который идёт в театре «Модернъ». Есть хороший сценарий про Адама и Еву. И ещё фильм про женщин Маяковского.
— Кстати, почему ваш спектакль называется «Масквичи», через «А»? Есть в этом какая-то ирония?
— Я сам москвич и мой род с большой (длинной) московской биографией. В семье всегда произносили «мАсквичи». Эти речевые «ошибки» всегда очень уютные и очень точно характеризующие время. Сегодня в Москву приезжает большое количество людей по разным причинам — в поисках новой жизни, заработков, возможностей — это нормально. Эти люди, как мне кажется, почему-то не хотят становиться москвичами. Вообще, понятие «местный» в больших городах размывается. Это касается не только Москвы, но и Парижа, Нью-Йорка и т. д.
— Вы сказали, что ваш спектакль — это «социальная комедия». Можете пояснить, что вы вкладываете в это понятие?
— Мой любимый режиссер Георгий Данелия всегда снимал социальную комедию. Я люблю его картины «Афоня», «Мимино» «Кин-дза-дза!» и т. д., потому, что знаю этих героев, они мне знакомы. Когда смотрю современные комедии, то понимаю, что это придуманные персонажи, «на злобу дня», высосанные из пальца, чтобы привлечь внимание зрителей. В спектакле «Масквичи» — герои, которых я тоже знаю, они мне близки и понятны. Я даже в программке к спектаклю написал: «Посвящаю нашим родителям». Это трогательная история, где все узнают себя. Мы сыграли несколько прогонов, 24 мая была официальная премьера для зрителей. Я очень доволен тем, что люди смеются и плачут от смеха, и в финале слезы умиления. Потому что свет, любовь, семья всё равно побеждают.
Я не идеализирую Советский Союз. Попасть туда нельзя. Но там было многое из того, что хочется взять в сегодняшнее время.
— В аннотации к спектаклю вы написали, что многие наши зрители родились в СССР. «Я и сам родом оттуда, — говорите вы. — Такой страны больше нет. Но сегодня на каждом шагу мы сталкиваемся с тем, как по-разному видят мир молодёжь и люди старшего поколения». Я лично сталкивался с тем, что даже молодые люди, которые не застали советские времена, ностальгируют по тому времени. С чем это связано, на ваш взгляд?
— Человек живет воспоминаниями. Наша психика устроена таким образом — в памяти остается только самое приятное. Мы многое додумываем, приукрашиваем своё прошлое. Это касается и молодежи, которая слышала рассказы про СССР. Я не идеализирую Советский Союз. Попасть туда нельзя. Но там было многое из того, что хочется взять в сегодняшнее время. Яркий пример того, чего не могло быть в Советском Союзе, а сегодня сплошь и рядом — когда втайне от собеседника записывают телефонные разговоры и выкладывают их в Сеть. Обман, подтасовка, хайп стали нормой. В московском дворе моего детства за подглядывание и подслушивание били в лицо. Человек, которому за эту подлость врезали, неделю ходил с расквашенной губой и знал, что подслушивать и подглядывать нельзя. Это жесткая, но, по крайней мере, действенная педагогика. Понятно, что в СССР было много чего хорошего. Но по дороге мы все это растеряли.
После перестройки 80-х прошло больше 30 лет. Это почти три поколения. Цепочка разорвалась. Глобальные изменения страны, семьи, преемственности происходят во всем мире. Во времена СССР в семьях был один телевизор. Всей семьей — мои родители, я, сестра — мы смотрели телевизор, когда были маленькими. И папа говорил мне: «Смотри, какой хороший фильм, какой прекрасный в нем Олег Даль». Я как маленький мальчик тогда этого еще не понимал. Но мне это уже говорили. И когда я взрослел, то соединял причину и следствие. И, правда, видел, что Даль — великий актер в великом кино. А когда телевизор появился на кухне, потом во всех комнатах, а сегодня планшет, ноутбук и смартфон, то все разъехались по разным углам дома. Некоторые вообще не выходят на улицу, живут в Сети. И об этом частично мой спектакль «Масквичи». Цепочка разрушилась.
Если что-то и возвращать, то нужно откатить к дошкольному образованию. Именно в этом возрасте нужно формировать отношение ко всему, в том числе к противоположному полу. Я не про сексуальное воспитание, не поймите меня плохо. Помимо правил уличного движения нужно научиться общаться, привить понятие общества, ответственности. Как говорил философ Мераб Мамардашвили: «Человек — это состояние усилия быть человеком. Нет усилия — неизбежна деградация». Некоторые не прикладывают этих усилий, у них не получается быть человеком. Так вот, культура и, в частности, театр (кино уже нет, оно перешло из категории искусства в категорию «проект») помогает нам быть людьми.
— Наши соседи украинцы напалмом выжигают прошлое, «декоммунизируют» свою историю. В желании стереть прошлое доходят до идиотизма. Мы переболели этим в 90-е и сегодня, как мне кажется, довольно бережно относимся к своей истории, хотя было и в СССР огромное количество «перегибов». Какое отношение к прошлому, на ваш взгляд, более правильное?
— Давайте отмотаем историю до 1933 года, когда Гитлер пришёл к власти. В гитлеровской Германии стали бороться с прошлым, культурным наследием. Немцы, имевшие прекрасное образование, воспитанные на Гёте, Манне, Ремарке, боготворившие Дюрера, за 10 лет превратились в фашистов, оголтелых монстров. Потом было полное крушение, разочарование, отчаянье и раскаянье. Вот вам ответ.
— Сегодня мир так стремительно меняется, что ловишь себя на мысли — даже классику в этот период не хочется перечитывать и пересматривать. Всё как будто стало неактуальным. Оказывают ли на культуру влияние эти глобальные изменения? Есть ли запрос на новое искусство?
— Даже негативные события дают импульс творчеству. Сергей Прокофьев, Шостакович (находясь в блокаде, кстати) писали великие произведения во время Великой Отечественной войны. Я как режиссер считаю, что нужно вести человека к свету. В чём для меня состоит концепция России? Ответ в трёх словах: «Вера, надежда, любовь». Если это комплексное понятие существует, всё будет хорошо. Если чего-то не хватает, веры, надежды или любви, концепция не работает. На протяжении последних лет у нас постоянно что-то исчезало, то надежда, то была только надежда, но не было любви. Если мы сбалансируем общество между этими тремя понятиями, страна будет великой.
И эти процессы уже происходят. Дураки, хайпы, понты, случайные люди — всё это уже не работает. На примере театра «Модернъ», которым я руковожу 5 лет, вижу, как меняется зритель, в лучшую сторону. Появился запрос на общение с интересным умным человеком. И театр сегодня эту задачу выполняет, дает возможность такого общения.
В театре «Модернъ» я задумал трилогию «Антихрист и Христос». Получается очень тонко: если соединить тьму и свет — будет рассвет. Спектакль «Петр» — про тьму, «Леонардо» — свет творчества, но всё ещё с примесью тьмы, «Иуда» — рассвет, новый день для каждого и новая возможность выбора. И так по кругу. Люди хотят содержательного разговора. Это стало необходимостью.
Почему сохранился русский театр? Потому что была правильная государственная политика. Театральная Мекка — это не Лондон и Париж, хотя и там есть интересные театры, а Москва и Санкт-Петербург. В каждом городе-миллионнике у нас 3-4 театра. Только в Москве около 100 государственных театров. Нигде в мире такого нет.
— Хайпа, понтов, дешевых пиаровских поводов, которыми славится наш шоу-бизнес, стало меньше. Как вы относитесь к тому, что целый пласт массовой российской культуры смело этими событиями?
— Любой публичный поступок — это педагогика. Я очень ценю личное пространство каждого человека. Каждый вправе принимать решения за себя, за свою семью. Сегодня люди переходят всякие границы приличия, оскорбляя друг друга, выясняя отношения в публичной плоскости. Какая ругань в соцсетях! Катастрофа. Давайте успокоимся. Мы должны быть вместе, это очевидно. Даже инфузории-туфельки для того, чтобы выжить, объединяются. Любому обществу необходимо объединение.
Нам надо успокоиться. Важно понять, что без уважения друг к другу — даже если мы не сходимся во мнениях — мы не сможем существовать как общество.
— Доходит ведь и до абсурда. Песни Валерия Меладзе только за то, что он призвал к миру, удалили с радиостанций, концерты отменяют. Он даже говорит, что готов вернуться к прежней профессии инженера, специалиста по очистке воды.
— Повторюсь: нам надо успокоиться. Важно понять, что без уважения друг к другу — даже если мы не сходимся во мнениях — мы не сможем существовать как общество. И, наоборот, разделение, тяга к сооружению всё новых заборов и границ, к маркировке «своих» и «чужих» — это путь совсем не туда. Тем более что мы всё это уже проходили чуть больше 100 лет назад.