«Я стены допрашивал». Василий Суриков слышал прошлое и ломал реальность

Спустя два дня в газете «Русские Ведомости» появился некролог: «Суриков умер. От нас ушёл в мир иной торжественный, потрясающий душу талант. Прими наш поклон, великий русский художник».

   

   

Эти строки были написаны художником Михаилом Нестеровым. Вскоре в газете «Биржевые ведомости» появились другие: «Все малокультурные народы были варварами... У нас представители варварского начала - лубки, иконы и произведения ещё не окультуренных сил природного гения. К таковым по своей натуре принадлежал и Суриков». Тон, вряд ли подходящий для некролога. Но живописец Илья Репин предпочёл высказаться именно так.

Казнь без крови

Если верно утверждение, что художник остаётся жить в своих произведениях, то Василий Суриков не ушёл от нас в мир иной. «Утро стрелецкой казни», «Меншиков в Берёзове», «Боярыня Морозова», «Покорение Сибири Ермаком», «Переход Суворова через Альпы», «Степан Разин», «Посещение царевной женского монастыря»... И это только программа-минимум. Самые известные полотна. Их так и называют - «семь больших картин Сурикова». Но ведь были ещё и замыслы. Кое-что дошло до стадии разработки - сохранились эскизы к монументальной картине «Княгиня Ольга встречает тело князя Игоря», наброски «Пугачёв в клетке» и «Красноярский бунт 1695 г.», рисунки «Пётр Великий перетаскивает суда в Онежское озеро» и «Царская потеха Михаила Фёдоровича». Кое-что осталось лишь в воспоминаниях - наброски к полотну «Убийство Павла I» Суриков уничтожил, а о картине «Как убили Дмитрия Самозванца» известно лишь то, что она была. Сейчас сведений о её местонахождении нет.

Иными словами, между понятиями «Василий Суриков» и «история России» можно смело ставить знак равенства. На подобное претендовали многие, но по-настоящему не справился никто. Разумеется, это вызывало зависть и ревность, стремление уколоть и оскорбить художника, даже посмертно. Суриков отлично всё это понимал, однако в оценках коллег был корректен. Вот воспоминания его знакомой Галины Ченцовой: «В Третьяковке он подолгу стоял перед картиной Васнецова «После побоища Игоря Святославича с половцами» и говорил: «Здорово, чёрт возьми!» Меня же тянул к себе «Иван Грозный» Репина. Но Василий Иванович говорил: «Крови уж больно много...» 

Кстати, на картинах самого Сурикова, несмотря на грозные названия со словами «убийство» или «казнь», крови и расчленёнки нет. Даже на многолюдном полотне «Покорение Сибири Ермаком», где идёт ураганная пальба, видны только три человека, которых можно счесть убитыми. Да и то не факт.

Хотя Суриков любил вспоминать, как во время работы над «Утром стрелецкой казни» к нему явился Репин и настойчиво советовал изобразить хоть нескольких повешенных: «Всё-таки казнь!» Художник дал слабину, и на холсте появились прорисованные мелом висельники. Но лишь на одну ночь. Утром к Сурикову зашла прислуга - старенькая женщина. И, случайно взглянув на картину, упала в обморок. На этом эксперименты с увечьями и трупами Суриков закончил навсегда.

   

   

Зато с исторической достоверностью да и с житейской логикой он обходился весьма вольно. Одним из первых это заметил художник Иван Крамской при знакомстве с «Меншиковым в Берёзове», сказавший: «Если Меншиков встанет, он головой пробьёт потолок!» Внимательный зритель разглядит, что боярыню Морозову везут в тупик, а мальчик, бегущий за её санями, через полсекунды врежется в толпу. Что кремлёвская стена в «Утре стрелецкой казни» почти смыкается с храмом Василия Блаженного, хотя в реальности она заворачивает в противоположную сторону. Историк же отметит, что кандалы боярыни опереточные - на самом деле её руки были закованы в тяжёлую деревянную колоду, прикреплённую к железному ошейнику.

Его секреты

Поэт Максимилиан Волошин, работавший над биографией художника, настаивал: «Один из секретов Сурикова в том, что он никогда не восстанавливал археологически формы жизни минувших столетий». А вот слова самого живописца: «Я на памятники как на живых людей смотрел: «Вы видели, вы слышали, вы свидетели». Я не книги, я стены допрашивал». Насчёт смыкающихся стен и низких потолков Суриков тоже дал объяснения: «Комнаты у нас в доме были большие и низкие. Мне, маленькому, фигуры казались громадными. Я потому старался или горизонт низко поместить, или фону сделать поменьше, чтобы фигура больше казалась». 

Разгадку секретов Сурикова нужно искать именно там, в его детстве: почему именно историческая живопись, да ещё такая вольная? «Мне 6 лет было, я Петра Великого с гравюры рисовал. А краски - от себя: мундир синькой, отвороты - брусникой». Почему он избегал крови даже в сюжетах с казнью? «Мы, ребята, на палачей как на героев смотрели. Знали их по именам. Принимали только то, что хорошо, - чёрный эшафот, красная рубаха, красота, восторг!» Откуда такая работоспособность? «Курса гимназии я не кончил, подрабатывать приходилось. Яйца пасхальные я рисовал, по 3 рубля за сотню». Откуда такая точность в деталях? «Дуги тележные для «Стрельцов» я по рынкам писал. Я, бывало, мальчиком ещё переверну санки и рассматриваю, как полозья блестят. Ведь русские дровни воспеть нужно!»

Говорят, Толстой детские впечатления считал самыми важными. С Василием Суриковым та же история. Недаром искусствовед Абрам Эфрос назвал его «Покорение Сибири» «Войной и миром», а самого Сурикова - «Львом Толстым в живописи».