Владимир Машков: «Страх — самое страшное, что может приключиться»

Владимир Машков. © / фото Ксении Бубенц

«Крайние проявления эмоций, которые человек испытывает перед лицом своей и чужой смерти, дают актерам богатейшие возможности для перевоплощения».

   
   

Новый сезон театры начинают премьерами. В Театре Олега Табакова одна из самых ожидаемых — «И никого не стало» по пьесе Агаты Кристи в постановке Владимира Машкова. Накануне премьеры Владимир Машков ответил на вопросы журналистов.

Юлия Шигарева, «АиФ»: Владимир Львович, почему такой неожиданный выбор? Ведь детектив на сцене — большая редкость.

Владимир Машков: У меня есть некий портфель с задумками, которые хотелось когда-нибудь реализовать. С этим портфелем я пришёл в Театр Олега Табакова. И вот пришло время этой пьесы. Вы правы, детектив — жанр, практически неведомый сцене. Но войти в это пространство правдоподобия чувств и искренности страстей, таких острых, таких разных, мне казалось очень интересным. Крайние проявления эмоций, которые герои испытывают перед лицом своей и чужой смерти, дают богатейшие возможности для перевоплощения.

Пьесу «И никого не стало» Агата Кристи написала в 1943 г. по мотивам своего романа «Десять негритят». Но негритят она заменила индейцами (видимо, индейцы не обижались), несколько по-другому завернула интригу и изменила финал. Агата Кристи отправила своих героев на остров Индейца, который миллиардер создал для своей любимой, чтобы таким образом приобщить её к некой первородности — первородности любви, желаний, страстей. И при этом отрезал её от мира, с островом нет никакой связи. Я попросил скульптора Александра Рукавишникова (для него это первая работа в театре) населить это пространство острова — и спектакля — тотемными животными. Их у нас десять. И каждый из них олицетворяет одного из героев. Потому что мне очень важен был этот переход из человеческого в животное и из животного в человеческое.

Мне кажется, сейчас близится такая эра непримиримости. Очень быстро одни хотят расправиться с другими. Хотят справедливости — для какой-то группы людей или для себя лично.

Мне кажется, сейчас близится такая эра непримиримости. Очень быстро одни хотят расправиться с другими. Хотят справедливости — для какой-то группы людей или для себя лично. Эту сторону природы человеческого духа и исследовала Агата Кристи. И то, как человек смиряется с совершённым злом. Как это зло в его сознании принимает другие формы, порой героические. Как он себя оправдывает в том, что им сделано. Живёт с этим оправданием. А потом эта ситуация взрывается. И происходит невероятное столкновение инстинктов.

   
   

Мы использовали на наших репетициях такое понятие — «мурмурация». Это явление встречается в поведении у птиц, у саранчи, у рыб. Они существуют стаей и иногда образуют динамические объёмные фигуры переменной плотности. Каждой особи в такой динамической структуре свойственно стремление занять позицию, в которой она получает полный объем сведений о всей стае. Потому что из стаи хищнику труднее вырвать жертву. И мне была интересна попытка человека встроиться в эту стаю, стать этой массой, принять что-то или отвергнуть, свернуть влево или вправо моментально. Не рассуждая. Лишь подчиняясь «эффекту мурмурации». И это одна из страшных болезней современного общества — отсутствие осознанности в принятии решений. Как найти баланс между необходимостью принять или отвергнуть, есть ли вообще такая необходимость? И в чем тогда справедливость? Да и есть ли она на земле? Виноваты ли мы в том, что происходит? Насколько мы сами жестоки? Насколько быстрого мы желаем возмездия?

— Тяжело ли было побороть искушение и не оставить какую-нибудь роль для себя?

— Я прежде всего актёр и, подбирая пьесу, очень внимательно подхожу к материалу. Прислушиваюсь: а сам хотел бы сыграть? Мне бы было интересно попробовать? Если да, то тогда я готов объяснить, попытаться увлечь актёров. А оставить роль для себя?.. В эту сторону даже не думал! Для себя я оставил возможность стоять вон в том углу за кулисами и волноваться за те жизни, что актёры проживают на сцене. И радоваться, когда они в этом успешны.

— В финале «Матросской тишины», в которой вы играете главную роль, рыдают даже здоровые мужики. И не стесняются своих слёз. Объясните, что театр делает с человеком?

— Товстоногов правильно сказал... Театр, говорил он, в лучших своих минутах пробуждает совесть. Совесть... Это очень открытое чувство. Оно бесстрашное. Мне кажется, и героические поступки совершаются через это понимание: что тебе совестно за что-то. Ты лежишь в окопе, тебе нужно закрыть амбразуру... А так не хочется идти на смерть. И тебе становится совестно, что ты трус. А страх — это самое страшное, что может приключиться с человеком.