Владимир Полупанов, «АиФ.ru»: На основании того, что ты всё время в разъездах, я делаю вывод, что концертная жизнь, по крайней мере, у тебя наладилась. Или всё не так радужно, как кажется?
Валерий Меладзе: Концерты есть. Но сегодня работа носит нестабильный характер, как Броуновское движение. Очень часто то, будет или не будет концерт, решается в последний день. В начале сентября был концерт в Геленджике. Когда подлетали к городу, начался ураган. Час кружились над аэропортом. В итоге сели в Анапе. Взяли первую попавшуюся машину и помчались в сторону Геленджика. Вроде расстояние небольшое, но дороги размыло. Каким-то чудесным образом успел к началу концерта, но времени хватило только на то, чтобы переодеться и выйти на сцену. Дорога плюс волнение дали свой результат. Концерт отработал, но перед началом у меня была очень тяжёлая голова. Хотя, надо сказать, сцена правда лечит. Хотя через 20-30 минут после выступления эмоциональный подъём сменяется тотальной слабостью.
Ограничения всё время меняются, особенно сейчас, когда цифры заболеваемости растут. Где-то вообще отменены все мероприятия, где-то можно заполнять зал на 50%, где-то на 70%. Бывает, что отменяют все массовые мероприятия прямо в день концерта. Были случаи отмены выступлений, которые были запланированы за несколько месяцев вперёд. Мы понимали, что никуда не едем. В последний момент вдруг поступал сигнал — концерт всё-таки состоится, надо срочно ехать в аэропорт. В этом году так всё сумбурно. Поэтому всё время сидим на чемоданах. Мы готовы к любой ситуации. Потому что это наша работа. Очень важно чувствовать, что ты нужен.
При этом мы задолжали нашим дорогим зрителям около 50 концертов, билеты на которые были проданы в январе, феврале и марте 2020 года. Обычно концерт объявляется за полгода. Такова специфика. Нужно заранее арендовать зал, начать продажу билетов. В разы выросла конкуренция. Поэтому организаторам в регионах живётся очень несладко. Там, где разрешено заполнять зал на 50%, вместо одного концерта нам теперь надо дать два. А как разделить зрителей? В один день пускать на чётные, в другой день — на нечётные ряды? А если люди всей семьей планировали прийти и у них билеты на разные ряды? Поэтому ждём, когда разрешат заполнять полные залы. Вероятность того, что это случится в ближайшее время, минимальна. Но надежда нас не покидает. Я всё равно радуюсь, что есть хоть какая-то работа.
— В начале октября ты выпустил новую песню «Полюбил». Но вы с братом Костей нечасто балуете поклонников свежими треками. Твой последний альбом выходил вообще в 2015 году. Сейчас нет смысла выпускать музыку альбомами? Может быть, в твоём случае зрители уже не ждут новых песен, ведь и старые неплохие?
— Ты прав, мы выпускаем 1-2 песни в год и снимаем на них клипы. С 2015 года у нас, конечно, накопилось достаточное количество песен на новый альбом. Кстати, намекну Косте, что пора бы уже их оформить в альбом. Ты прав, зрители всегда хотят слышать старые хиты. У меня накоплен такой багаж, что концерты становятся всё длиннее и длиннее. С момента, когда в эфире появился клип на песню «Не тревожь мне душу, скрипка», прошло 27 лет. А дебютный альбом «Сэра» был записан ещё раньше. То есть я концертирую уже почти 30 лет. Сменилось поколение. Но у меня есть и молодые зрители. Видимо, родители этих ребят дома слушали мои песни, поэтому наша музыка интересна людям разных поколений.
Выпуск альбома сегодня носит больше символический характер. А если ещё на каком-нибудь носителе, то это для очень узкого круга поклонников. Сейчас слушатели мыслят не альбомами, а плейлистами, в которые они могут загнать песни разных артистов, которые им нравятся. В своих смартфонах, на страничках в соцсетях они создают сборники. Только гурманы слушают музыку альбомами.
— А какая музыка в твоём плейлисте?
— Когда сажусь в самолёт и включаю смартфон в «режиме полёта», не каждый раз нахожу любимые песни. Искусственный интеллект по-своему составляет плейлисты. Меня это бесит. Вдруг любимые песни Foreigner или Genesis оказываются «недоступны в вашем регионе».
— Или среди Foreigner и Genesis неожиданно попадаются треки Моргенштерна и Любови Успенской?
— В том числе. Попадается какая-нибудь музыка, которая меня никоим образом не интересует. Так как я нахожусь в воздухе и у меня нет интернета, я не могу послушать любимую музыку. Идёт навязывание определённого контента.
Мы с тобой говорим об альбомах как достаточно консервативные люди. Я почти ничего не читал в СМИ, например, об альбомах того же Бориса Гребенщикова, которые он выпустил за время пандемии («Тор», 2020 г., «Знак огня», 2020 г., «Услышь меня, хорошая», 2020 г., «Dub in Aquarium», 2020 г. «Песни Джорджа», 2020 г. «Дань», 2021 г.). Они не оказались замеченными. Широко и бурно обсуждался альбом Земфиры «Бордерлайн». Хотя и Гребенщиков, и Земфира с точки зрения музыки очень современно звучат. Они, как и мы с тобой, мыслят консервативно. И продолжают выпускать музыку на носителях.
А большинство музыки сегодня существует только в виртуальном виде. Сегодня огромное количество документов переведено в «цифру». Меня немного пугает этот переход в полностью цифровой мир. Если в один прекрасный день отключат интернет, музыки, документов, да много чего физически не станет. Это может привести к хаосу.
— Надеюсь, этого не случится.
— Я не дремучий человек, сам всем этим пользуюсь с удовольствием. Но стоит ли так быстро мчаться в цифровой мир, управляемый искусственным интеллектом?
— У нас нет другого пути… Ты прав, альбом Земфиры «Бордерлайн» действительно много обсуждали. Я его несколько раз послушал и понял, что не хочу к нему возвращаться. Он очень хорошо сделан со всех точек зрения: прекрасно записан, классные аранжировки. Это музыка сегодняшнего дня. Это очень личностное высказывание, почти интимное, особенно песня про маму. Но! Меня эти песни погрузили в депрессию. Вы же с Костей никогда не выплескивали в своих песнях негатив. У вас везде, грубо говоря, есть свет в конце тоннеля. Тебе такая музыка, как у Земфиры в этом альбоме, близка, ты получаешь от неё удовольствие?
— Человек подбирает музыку в зависимости от психоэмоционального состояния, в котором находится. Уверен, что и альбом Земфиры нашёл огромное количество слушателей. Он понят вполне и оценён по достоинству. Честь и хвала Земфире за то, что она самовыразилась, пошла на эксперимент, не думая о том, поймут её или нет. Часто музыканты начинали самовыражаться и бывали удивлены тем, что их самовыражение нашло отклик в сердцах слушателей. Сегодня процент музыки, которая появляется в результате такого самовыражения, всё меньше и меньше. И всё больше музыки, которая просчитана. Берутся проверенные паттерны: ритмы, музыкальные ходы. Всё делается для того, чтобы слушатель не испытывал дискомфорт и сразу это принял.
Возможно, если ты послушаешь альбом Земфиры несколько раз, и ты его примешь таким, какой он есть. Он найдёт достойное место в твоём сознании. Скажу честно, я стал мало слушать музыки… альбомами. Выискиваю песни по одной-две. Сейчас мало кто пишет так, чтобы все песни были хороши, как, скажем, в альбоме Bee Gees «Spirits Having Flown» 1979 года или как в первых альбомах АBBА, где каждая песня — хит. Сейчас мы все слушаем музыку поверхностно. Схватываем лишь то, что нам нравится с первого раза.
— Летом этого года в интервью Ксении Собчак ты признался, что брат Константин купил дом недалеко от твоего в ближайшем Подмосковье. Неужели он собирается переехать из Украины в Россию?
— Да, у Кости есть дом в Подмосковье, недалеко от моего. Но у него семья, дети живут в Украине. Он не может собрать всех и перевезти в Россию. Для нас было бы идеально, если бы границы были открыты, как это было раньше. Кто хочет — поехал. Я верю, что когда-нибудь все эти ограничения для общения будут стёрты. То, что происходит сейчас, ненормально. Кто-то, не спросив нас, возвёл эти границы, через которые всё труднее перебираться. Но мы периодически встречаемся. Когда я последний раз летал в Киев, у меня это заняло 8 часов туда и 10 часов обратно. Я там выступил, и все прекрасно пели вместе со мной песни на русском языке. Никого это не смутило. Мне несложно спеть что-нибудь на грузинском или украинском. Я родился и вырос в Грузии и довольно долго жил в Украине. Общаясь со своими зрителями, я вижу, что никому не нравится это разделение, противостояние, поиск того, чем мы отличаемся друг от друга. На уровне простых людей я никогда не сталкивался со сложностями в общении и понимании друг друга. Поэтому мне непонятно, почему политики не могут договариваться.
— Со стороны кажется, что у вас с Костей идеальные отношения. Бывали ли у вас серьезные разногласия, ссоры, после которых вы не разговаривали друг с другом?
— В детстве бывали ссоры и даже драки, потому что мы всё-таки оба эмоциональные парни. Такое бывает у всех мальчишек, тем более живущих в маленькой квартире. Нашей сестре Лиане тоже от нас доставалось. Но последний пинок был за ней (смеётся). В зрелом возрасте конфликтов у нас не было никогда. У нас с Костей небольшая разница в возрасте: всего 2 года. Но мы с ним очень разные при всей схожести. Нам всегда нравилась разная еда, у нас были разные друзья. Но музыку мы слушали одинаковую. Дочки мои тоже редко между собой спорят и ругаются. По крайней мере, я этого не наблюдал. Мальчишки, бывает, ссорятся. Младший обычно старшего задирает.
Мы с Костей очень бережём наши отношения. Можем поспорить в студии, потому что Костя обычно требует от меня большего, чем я могу. Но это рабочие моменты. Но мы никогда не лезем в личную жизнь друг друга.
— И, наверное, никогда не обсуждаете политику?
— Обсуждаем. Хотя в идеале, конечно, этой темы лучше не касаться. Но нас в неё всё время вовлекают, ставят перед выбором, проверяют на «свой — чужой». А у нас все свои.
— Помимо тебя, «ВИА Гры» и Веры Брежневой, кому сегодня Костя пишет?
— Костя не сидит без дела, он всё время работает. Сейчас много пишет для кино. Сейчас нет необходимости, как мы это делали раньше, выпускать по 10-15 песен в год. Сегодня такое количество информации, что люди просто не успевают её переваривать. Был у брата проект «Инь-Янь», для которого Костя написал массу хороших песен. Для меня секрет, почему группа не рванула и рано распалась. Они очень талантливые ребята, но у них возникли разногласия между собой. Написал прекрасный балет «Великий Гэтсби», который был номинирован на премию «Бенуа Де ла Дэнс». Продюсировал музыку в фильме «Стиляги». Это тоже большая работа.
— Почти все билеты на твои концерты в «Крокусе» 18 и 19 ноября раскуплены. Они состоятся?
— Пока не знаем. Главное, чтобы обстановка позволила. Мы смотрим на реальную ситуацию. Нет — значит, нет. Будем снова переносить. Зрители не сдают билеты, ждут, когда мы с ними можем встретиться. У нас запланирован большой гастрольный тур, который, надеюсь, когда-нибудь состоится. Сложно прогнозировать. Тут никакие математические формулы не работают. Никто не знает, когда это всё закончится. Зато знают, что для этого нужно делать.
— Что нужно делать? Вакцинироваться?
— Я никого ни к чему не призываю. Пусть каждый человек сам решает, прививаться или нет. Но люди должны либо привиться, либо переболеть, что приводит к очень тяжелым последствиям. Из-за ковида мы потеряли нашего бас-гитариста Вячеслава Воронова, который боролся с болезнью, но не смог ее победить. Это большая потеря для всей нашей группы. Мы с ним проработали вместе 27 лет. Ему было всего 62 года. Ждать, пока вирус сам куда-то уйдёт, неправильно. Где больше вакцинированных, там меньше зараженных.
— Ты сам переболел?
— Да. Я, Костя, Альбина — мы все переболели. Второй раз не хотелось бы. Недавно читал интересную статью о постнормальном мире, в котором мы сегодня живём. В ней сказано, что всё, что нам казалось нормальным и привычным раньше, уже не вернётся. Мир всё время меняется, и он никогда не будет прежним. И, если бы будем сидеть и ждать, что вернётся то, что когда-то было нам дорого, отстанем от жизни. Нужно принимать мир таким, каков он есть, и стараться вносить в него какие-то позитивные коррективы.