Валерий Меладзе, отмечающий 23 июня 55-летие, в интервью АиФ.ru рассказал о том, почему не желает своим детям попадать в шоу-бизнес, для чего нужен проект «Голос.Дети», чем занимался на карантине, а также почему мечтает заново пережить времена СССР и лихих 90-х.
Владимир Полупанов, АиФ.ru: Если судить по твоей страничке в Инстаграме, не очень понятно, как ты прожил карантин. Очень мало информации. Есть видео, где ты катаешься по загородному посёлку на велосипеде. Или, например, пишешь: «Учусь никуда не спешить, как раньше, жить сегодняшним днём. Опять музыка трогает до слёз, опять хорошее кино воспринимается как часть моей собственной жизни. Всего лишь нужно было сбавить скорость». Как ты пережил это время?
Валерий Меладзе: По-разному. Как и все мы. Я как технарь в прошлом всё рассматриваю с точки зрения функций. Наше настроение, наши планы, наши взгляды на жизнь — это некая синусоида, которая уходит то в позитив, то в негатив. Но в целом всё прошло на позитиве. Главное, что у всех родных всё в порядке, никто не заболел, слава богу.
Но, конечно, как и на всех, на меня давила неопределенность. Понимаю, что мы столкнулись с чем-то абсолютно новым, неизведанным и непонятным. Наверно, отсюда и хаос, который творился в информационном пространстве. Сложно было вычленить истинную информацию о происходящем. Мало испытаний выпало на долю нашего поколения. Добавился еще и коронавирус.
— Продюсер Иосиф Пригожин поднял волну, заявив, что артисты находятся в бедственном положении. Чего тут больше — желания попиариться, поймать хайп, или есть в его словах правда и дела действительно плохи?
— Иосиф в первую очередь имел в виду представителей шоу-бизнеса среднего звена, то есть не известных всей стране артистов, а музыкантов, администраторов, звукорежиссеров, техников, танцоров, организаторов гастролей, тех, кто продает билеты, и т. д. Зрители как думают про артистов: вышли на сцену, спели песенки и получили миллионы. На самом деле это тяжелый труд. Выход на сцену — это лишь видимая часть. За всем этим стоит большой труд.
Мы, представители постсоветского поколения, иногда толком не понимаем, что истинно, что ценно. Потому что за нашу жизнь несколько раз менялись идеалы. И с деньгами в нашей стране происходили разные метаморфозы. Если ты их заработал, мало кто понимал, как их сохранить, во что вкладывать, во что нет. Сколько бы артист ни работал, отложить или выгодно вложить удаётся крайне редко. В нашей стране все время случаются кризисы. Поэтому нет таких инструментов инвестирования, когда ты вложил и можешь тихо радоваться, что богатеешь. Вспомни, сколько появлялось новых миллионеров в 90-е, начале нулевых, потом в десятые. Большинство из них разорились, спились, или просто их перемолола жизнь.
Мы ведь несём обязательства не только перед своей семьей. Со мной музыканты работают по 20 лет. Не могу от них отмахнуться по морально-этическим соображениям. Во время карантина и самоизоляции я им продолжаю платить зарплату. Ведь у них семьи, дети. Они смотрят на меня с надеждой. Как я могу их подвести? Я должен где-то найти деньги, чтобы обеспечить этим людям некую подушку безопасности. И это, к сожалению, далеко не МРОТ, не 12 тысяч рублей. Поэтому то, что сказал Иосиф, правда. Индустрия развлечений в плачевном состоянии.
Но мне кажется, что это крик вопиющего в пустыне. Не вижу в этом смысла, потому что так повелось в нашей стране испокон веков: каждый выживал сам по себе. Ну, куда я могу обратиться за помощью? И не знаю, как и на что я сам раздавал бы эти деньги, если бы руководил какой-нибудь госструктурой. Просто давать деньги на еду? Тогда надо давать всем подряд, не только музыкантам. Чувство голода у всех одинаковое. Поэтому чувство безысходности сегодня испытывают люди всех профессий.
Но, судя по всему, индустрия развлечений откроется позже всех. Позже, чем ресторанный бизнес, спортивные мероприятия. Мы долгое время будем без работы. Кто крепко стоит на ногах, останется на плаву. А кто-то, может быть, после всего пережитого займется чем-нибудь другим.
— Ты же крепко стоишь на ногах. Надеюсь, не собираешься бросать?
— Конечно, буду продолжать. У меня для этого миллион стимулов. Мне пришлось перенести около 50 концертов. Мы перенесли мой юбилейный концерт аж на следующий год. И я обязательно все их отработаю. Безумно благодарен зрителям, которые не сдают билеты, они тоже ждут эти концерты. К тому же мы с Костей (старшим братом — Ред.) умеем друг друга взбодрить. Если у одного плохо на душе, другой начинает его поддерживать. У нас еще и сестра Лиана есть. Мы одно целое. Всегда найдем аргументы, чтобы поддержать друг друга. Костя за это время написал несколько фантастических песен для меня. Одна («Вижу солнце») уже звучит в эфире. Несмотря на то что лирика не совсем сегодня в формате, Костя написал очень сильные по смыслу, по мелодиям, по гармониям лирические композиции.
— Ты мне написал смс про свое сложное психологическое состояние. «Всё резко поменялось, — утверждаешь ты. — Я уже не понимаю, что по-настоящему важно». Это депрессия?
— Мое состояние не является депрессией. Я 25 лет нёсся куда-то. Многие вещи мне казались важными, но на них не хватало времени. И я их всё время откладывал на потом. К тому же сам сильно поменялся. Без этой гонки уже просто не мог жить. Не мог сидеть спокойно дома. Не мог на отдыхе ничего не делать. Мне нужно было куда-то идти, бежать, ехать. Это стало похоже на психоз. Мне кажется, в состоянии вечной гонки живет большая часть мира. Мы как будто на эскалаторе, который все время несется вниз. И нам нужно всё время бежать вверх для того, чтобы хотя бы стоять на месте. Сейчас у меня было время остановится, подумать. С одной стороны, это позитивно. Я вдруг заново оценил каких-то людей, с которыми у меня не было возможности поговорить на бегу.
С другой стороны, включая время от времени телевизор, я обнаружил, что везде творится хаос. Не только в шоу-бизнесе. Вот от этого я начинаю грустить.
Включая время от времени телевизор, я обнаружил, что везде творится хаос. Не только в шоу-бизнесе. От этого я начинаю грустить.
— В свое время ведь и музыка выходила на виниловых пластинках, потом на магнитофонной ленте, потом на CD, теперь она ушла в цифру. Это тоже нечто эфемерное. Поменялись лишь носители. Разве нет? Хотя сама музыка перестала играть важную роль в нашей жизни. Музыкальный критик Артём Троицкий сказал, что «музыка пока не сдохла, но душок от неё уже идёт. Она больше не вызывает трепет, как это было раньше. Когда-то отношение к ней было почти что религиозное. Сейчас исключительно потребительское. Музыка слишком долго была важна, вечно так продолжаться не могло». Не согласен?
— Отчасти согласен. Но она и сегодня играет важную роль. Другое дело, что сегодня она перестает быть содержательной, не является чем-то сакральным, тайной. В журналистике происходит то же самое. Она стала поверхностной. СМИ плодят массу фейков, придуманных новостей.
— Журналистика — это отражение нашей сегодняшней жизни. Какая жизнь, такая и журналистика. Пенять на журналистов неправильно.
— Огромное количество вузов продолжают выпускать журналистов, музыкантов. Их количество не уменьшилось. Даже, может быть, увеличилось. Но где яркие имена? Сейчас любой человек даже без образования начинает открывает страницу в соцсети, несет черт знает и мнит себя журналистом, блогером. Это же подмена журналистики. В музыке то же самое. Люди, которые нот не знают, вдруг осваивают компьютерную программу, при помощи которой соединяют какое-то количество звуков, подкладывают голос. И распространяют это в Сети как песню. Но они всё равно не являются музыкантами.
— Тут с тобой не поспоришь.
— Все становится более поверхностным. Лет 10-15 лет назад мне казалось, что количество должно непременно перейти в качество. Количество выходящей музыки увеличилось в разы. Но, к сожалению, идет обратный процесс. Музыки все больше и больше, а качество всё хуже и хуже.
По форме это музыка или журналистская статья. А по содержанию — это бессмысленный фейк. Мы все больше и больше удаляемся от смысла, истины.
— Ты так накинулся на журналистов потому, что пострадал от нашего брата?
— Нет же. Я скучаю по тому времени, когда за нами гонялись журналисты. Это была хотя бы какая-то работа. А сейчас все так обленились, что просто копируют друг у друга одну и ту же информацию, порой непроверенную.
— Перестали гоняться, потому что вы сами всё про себя выкладываете в Инстаграм.
— Я к этому очень ответственно отношусь, очень дозированно это делаю. А многие мои коллеги выкладывают всю свою жизнь. Им плевать, с каким знаком (плюс или минус) будут комментарии. Главное — количество. Разве это не чудовищно?
— Трудно с тобой не согласиться.
— Есть артисты, у которых в разы больше дизлайков и отрицательных комментариев, чем положительных. И они этим гордятся. Инстаграм тем популярнее, чем больше там фотографий. Судя по просмотрам на Ютьюбе, там побеждают совсем не музыканты, а клоунада. Всё перевернуто с ног на голову.
Большинство артистов, чьи клипы сегодня находятся в топах музыкальных каналов, скорее всего, никогда не будут гастролировать.
— Ты говоришь, что из музыки уходит содержание. Но вы ведь с Костей продолжаете записывать содержательные песни. И такой поп-музыки пусть немного, но достаточно. При желании можно найти и содержательную литературу, и сериалы, и кино, и музыку.
— Я не жалуюсь. У меня-то как раз аудитория не стареет. Как было много молодежи на моих выступлениях, так и есть. Значит, для них что-то в нашей музыке есть. Много моих песен звучит на модных дискотеках. И со временем их становится больше. И они надолго задерживаются в плэй-листах радиостанций. Но я говорю о том, что можно часами смотреть музыкальные каналы и обнаружить там один приличный клип и одну или две нормальные песни. Сильно увеличилось количество плохого контента. Большинство артистов, чьи клипы сегодня находятся в топах музыкальных каналов, скорее всего, никогда не будут гастролировать. Эти клипы снимаются для того, чтобы просто заполнять эфир.
— Хочу процитировать Боба Дилана, а потом тебя. Дилан: «Стать заметной персоной — это очень тяжелая ноша. Христа распяли потому, что он стал слишком заметен. Так что я всегда предпочитаю исчезать». Ты рассказывал о том, как пошёл в зоопарк с младшей дочерью. И вам пришлось оттуда уйти, потому что посетители фотографировали не животных, а тебя с дочкой. Ты сказал: «Представляете, если бы моих детей узнавали на улице. Их жизнь была бы, наверно, неполноценной. Мои дети не публичные личности. И таковыми не будут, пока сами не захотят этого. Слава должна быть разрешена детям гораздо позже того возраста, когда они могут начинать принимать спиртное». Это очень близко к тому, что говорит Дилан. И тут же на память приходит проект «Голос. Дети», где ты был одним из членов жюри. И там тебя совершенно не смущало, что славу получают очень юные создания.
— Раньше я был против детских проектов на телевидении. И вообще против того, чтобы дети рано выходили на сцену. Но со временем мое отношение к этому поменялось. Из тех детей, которые приходят на «Голос», патологически желают славы 2-3%. Все остальные участники — это обычные дети, просто очень хорошо подготовленные и прекрасно поющие.
Другое дело, что этот телепроект перестал быть событием. Если победителей первых двух сезонов «Голоса» или яркие номера еще как-то запоминали, то сегодня только после финала могут поговорить об этом пару дней. А на третий день забудут.
Мне кажется, я часто угадываю, кто из этих детей станет настоящим музыкантом. Их очень мало. Но это люди, которые чувствуют ритм, гармонию, музыку — они живут в ней. И этот проект — прекрасный шанс получить опыт, некое экспресс-обучение. А для большинства это просто приключение. Вот с этой точки зрения я стал смотреть на «Голос».
— Так что по поводу славы для детей? Она разрешена после 21 года?
— Славу тяжело пережить даже в зрелом возрасте, не говоря уже о том, что в 21 год человек имеет недостаточно жизненного опыта. Выходя на сцену, артист всё равно должен что-то нести. А слава, особенно сегодня, настолько мимолетная штука. Многие ребята, которые получали премии в номинации «Открытие года», «Прорыв года», куда-то исчезли. Возможно, у них не будет даже второй волны славы. А они уже вкусили атрибутику звездной жизни. И даже, может быть, заработали какие-то деньги. Хотя вряд ли, деньги обычно приходят гораздо позже. И они вдруг мгновенно исчезли. Упасть на взлете и потом не подняться — тяжелый удар по психике.
Поэтому своим детям я не желаю попадать в шоу-бизнес. Есть масса профессий, которыми можно с удовольствием заниматься до конца жизни. А быть популярным артистом до конца жизни удается единицам.
— У твоих дочерей от первого брака есть странички в Инстаграме. Но своих сыновей ты бережешь от публичности. Почти нет ваших совместных фото. С чем это связано?
— Да, Соня, Инга и Арина имеют свои инстаграмы. Потому что они уже достаточно взрослые. У них есть свой круг общения. Иногда о каких-то вещах я узнаю из их инстаграма. А старший сын Костя у меня умышленно не имеет страницы ни в каких соцсетях. Он патологически не любит публичности. Он может подойти к человеку, который сфотографировал его без спроса, и сказать: «Сотрите фотографию». Он не любит публичные мероприятия, не ходит на концерты. Он технарь, занимается науками, знает несколько языков, и его абсолютно не привлекает шоу-бизнес. И когда мы куда-то едем отдыхать, он очень страдает, когда меня узнают и обращают внимания. Косте это очень не нравится. И у нас по этому поводу иногда бывают «дискуссии», скажем так. А Лука еще маленький. Но в свои неполные 6 лет очень энергичный.
— Но если кто-то из детей все-таки захочет заниматься музыкой?
— Конечно, буду всячески помогать. Но буду доходчиво объяснять, что их ждет на этом пути. Музыка — благородное занятие. У многих людей с музыкой связаны какие-то события, которые вспоминаются, когда они слушают ту или иную песню. Я горжусь тем, что я артист. И часто это говорю молодым коллегам. Это хорошее дело. Но очень тяжелое.
— Но ты ведь сам не раз говорил, что до сих пор больше технарь и инженер, нежели артист.
— По жизни — да. Знаю, что и как работает. Могу что-то починить, отремонтировать. В свободное от сцены время я веду жизнь совсем не артистическую. Но на сцене я артист. Люблю то дело, которым занимаюсь.
— А еще ты говорил, что человек до тех пор жив, пока он мечтает. О чём ты сегодня мечтаешь?
— Есть мечты простые, а есть глобальные. Простые — это собрать институтских друзей, на родину в Батуми съездить и повидаться с близкими людьми. А глобально хочу вернуться в состояние, когда казалось, что вся жизнь впереди и весь мир у твоих ног. Это состояние молодости. Понимаю, что это невозможно. Но мечтать ведь об этом можно.
Сейчас у людей такая апатия, пофигизм. Никому ничего не надо. Они думают: «Да кому это надо? Всё равно ничего не получится. Всё равно кто-то присвоит твои достижения». Мы все пропитаны цинизмом. Все всё знают. Даже молодежь всё знает наперед. Поэтому хочу, чтобы у всего нашего общества были подъём и ожидание чего-то нового и светлого. Как это было в 90-е годы, когда все жили очень тяжело, но оставались романтиками. Экономика лежала в руинах, а люди верили во что-то светлое. Недавно пересматривал фильм про приезд Майкла Джексона в Москву в 93-м. Его российские поклонники одеты бедненько, но у всех горят глаза. У всех на лицах ожидание чего-то интересного. Очень хочется, чтобы общество вернуло веру в светлое будущее, чтобы появилась надежда на позитивные перемены.
Может быть, во мне живет наследие СССР, где нам всегда говорили, что завтра будет лучше, чем вчера. Но я хотел бы пережить еще раз это состояние, когда есть уверенность что, что всё не зря и всё будет хорошо.