В эпицентре сжатия пружины. Владимир Машков рассказал о любви и страхе

Владимир Машков. © / Глеб Задворнов / АиФ

Владимир Машков, худрук Московского театра Олега Табакова, в этом году привез в Севастополь обновленный спектакль «Страсти по Бумбарашу» — хит «Табакерки», в котором главную роль много лет играл Евгений Миронов, а сейчас введены молодые актеры. Спектакли в заповеднике «Херсонес Таврический» прошли при полном аншлаге (а зал этот с огромной сценой под открытым небом, на минуточку — на 1500 мест). Несмотря на близость пляжей и разгар отпускного сезона, в море Машков так и не окунулся — некогда было. И по древнему Херсонесу с экскурсией пройти не успел. Зато смог найти время, чтобы в перерыве между репетициями пообщаться с aif.ru.

   
   

Люди высшего качества

Наталья Дрёмова, aif.ru: — Владимир Львович, уже больше года Россию, её культуру, спорт Запад пытается вычеркнуть из мирового пространства. Как считаете, с культурой получилось у них это сделать?

Владимир Машков: — Не могу сказать за людей, стали ли они умнее за год этой истерии и «борьбы со всем русским». Но спрошу вот что: вы можете остановить морские волны? Или ветер, который их поднимает? Нет! И так же невозможно остановить русскую, российскую культуру — потому что это стихия. Без неё мир не будет существовать. И все попытки убрать её обречены даже не на провал, а на несчастье тех людей, которые попытаются это сделать.

Невозможно остановить русскую, российскую культуру — потому что это стихия. Без неё мир не будет существовать.

— Но есть те, кто сам себя «отменил» в российской культуре — я имею в виду тех артистов, которые с началом СВО уехали из России, даже еще и пытаются оттуда побольнее «укусить» и государство, и народ. Какую, на ваш взгляд, линию поведения по отношению к ним выбрать?

— Вы им хотите что-то ответить? Вступить в дискуссию? С кем?! С людьми, которые поменяли свои полушария головного мозга на другие? У меня для всех них есть одно слово: презрение. Я произнёс страшное слово. Оно не означает «отвернуться». Оно означает «смотреть очень внимательно». Но не на них, а туда, где наша любовь и уверенность. А тех, льющих грязь, беда настигнет сама.

— Одно из тех мест, куда вы смотрите очень внимательно, — зона проведения СВО. Вы неоднократно ездили в Донбасс. Каких людей там увидели?

   
   

— Я увидел там наших людей. Настоящих. Правильных. До которых многим — да, к сожалению, многим! — ещё расти и расти. Без сомнения, они стали другими из-за того, что им пришлось пережить.

У этих людей мы должны учиться воле. Для меня в этом слове — триединство силы характера, свободы, желания.

— Были ли встречи, знакомства, которые особенно запомнились?

— У меня было столько встреч! И ещё будет. Но всё это — отдельная история. Это те разговоры, те откровения, которые требуют осмысления. Не хочется о них говорить «на бегу», походя.

Я встречался и с гражданскими, самыми обычными людьми, которые жили и живут под обстрелами. И с военнослужащими — добровольцами, рядовыми, командирами, генералами. Все они — люди высшего качества.

В 2014 году, когда начались события в Донбассе, времена для обычных жителей были совсем сложные, Донецк находился под постоянным обстрелом. Мне рассказывали, что местные актёры тем не менее хотели продолжать работу, несмотря на огромный риск. И тогда лидер ДНР Александр Захарченко сказал: «Когда в городе работают медики, МЧС и театры, город жив». Спектакли, когда это было возможно, шли — и в Донецке, и в Луганске. Шли при полных аншлагах. Люди приходили ради того, чтобы уравновесить себя с миром в самые ответственные моменты жизни. Почувствовать силу слова, чувства. И уходили из театров, чтобы продолжать жить — воодушевлёнными.

Владимир Машков. Фото: АиФ/ Глеб Задворнов

Быть там, где трудно

В день, когда журналисты aif.ru встретились с Владимиром Машковым, наши военные «приземлили» очередные украинские беспилотники, которые пытались атаковать разные объекты на полуострове. А ПВО успешно отразила две атаки на Крымский мост.

В мире сейчас так часто летает слово «страх»...

— ВСУ не устают сыпать угрозами в адрес Крыма и крымчан. Скажите, вам не страшно было ехать сюда на гастроли? В России же есть сотни более спокойных мест, где ваш театр встретят с не меньшей радостью, чем в Севастополе.

— Если вы о боязни за свою безопасность — нет, не страшно. Ехали с предвкушением новой встречи с Севастополем и зрителями.

В мире сейчас так часто летает слово «страх»... Любого человека спроси — и образованного, и даже не очень образованного, о чём вся мировая литература, драматургия. Подумав немножко, все скажут: про любовь. Но мне кажется, там есть отражение и этого чувства — страха.

Любовь — это тотальное внимание к человеку, пространству, прошлому и настоящему. И она всегда побеждает этот страх. Пребывать в страхе и быть им ведомым, думаю, — самое нелепое, что может произойти с человеком. Мы живём здесь и сейчас, и, если не будем там, где трудно, опасно — значит, мы не выполняем главную функцию искусства. Это очень точно сформулировал советский психолог Лев Выготский: «Искусство — это способ уравновешивания человека с миром в самые ответственные и трудные моменты жизни».

— А у вас — с вашим-то опытом — какие-то страхи остались? Например, перед выходом на сцену?

— У каждого есть свои большие и маленькие страхи. И у меня были. Некоторые со временем перевоплощаются во что-то другое. Если, например, о сцене говорить — то в волнение, тревогу, которые приправлены надеждой и уверенностью в своих силах. Или, как сейчас, есть ощущение ответственности, которая требует концентрации внимания, любви к тому, что делаешь.

А волнение всегда есть. Оно должно, просто обязано быть! Без него невозможно. Оно даёт возможность чувствовать, что мы живы. Каждый выход на сцену — новое волнение. Потому что зритель у нас очень искушённый, требовательный. Он приходит не за зрелищем, а хочет увидеть отражение своего мира в том или ином спектакле. Понять, каковы были его решения, правильны ли. Посмотреть, как ведут себя люди в разных ситуациях. На нас большая ответственность — публичные выступления входят в тройку самых больших стрессов человечества!

Актёр прежде всего — психолог, он должен справляться с тем, что вокруг всегда люди. И с эмоциями, которые они вызывают.

— Не устаёте от людей? От необходимости быть всегда на виду?

— Это часть профессии. Если кто-то устаёт, он не ту специальность выбрал. Актёр прежде всего — психолог, он должен справляться с тем, что вокруг всегда люди. И с эмоциями, которые они вызывают. Неправильно лишать себя этой части жизни. Если лишить человека эмоций — например, медикаментозно, он перестаёт обучаться!

Война и мир

— Почему для гастролей в Севастополе вы выбрали «Страсти по Бумбарашу»?

— В Севастополе и Крыму Гражданская война — не давняя, многими забытая история. Тут воспоминания о ней по-прежнему живые. Именно из Севастополя увозили корабли Белую Армию, весь полуостров несколько лет прожил, раздираемый противостоянием. Война прокатилась по живому: по семьям, человеческим отношениям, привычному укладу.

Спектакль как раз передаёт эту атмосферу. Как остро, чувственно, опасно, местами непонятно, но живёт большая любовь и надежда. Мы нашли понимание у зрителей.

— То есть прошлое рассказывает и о сегодняшнем?

— События, которые произошли много лет — больше века назад, вроде бы должны быть просто картинкой из прошлого, нас вплотную не касающейся. Но нет: всё, что происходило там, задевает нас, сегодняшних. История, как известно, развивается по спирали. И нам важно понять: а вот на этом, конкретном, витке, она расширяется или сужается. Мы сейчас в самом эпицентре сжатия пружины. Человек, увидев, поняв и почувствовав, принимает свои решения.

Писать о нынешнем противостоянии России с её врагами нужно не на подмосковной даче. Не человеку, который непричастен к событиям. Создадут эту литературу военкоры и писатели, которые сейчас на передовой.

— Сейчас потихоньку появляются и книги, и пьесы, и фильмы об СВО. Настало уже их время?

— Меня часто об этом спрашивают. Поэтому повторю свой ответ: сейчас — время документалистов. Время военкоров. Живых людей, которые фиксируют события, и очевидцев происходящего. А пьесы, фильмы, спектакли появятся потом. И писать их должны те, кто видел происходящее «изнутри».

Я недавно был в своём родном городе Новокузнецке, встречался с зенитчицей, которая прошла Великую Отечественную. Ей 99 лет. После войны работала на заводе, затем — в детском садике. Её дочь сказала: знаете, когда идут фильмы о войне, бабушка выключает телевизор. А когда гремит салют на улице, уходит в ванную и включает воду, чтобы его не слышать. Вот это и есть правда о войне. Неслучайно самые сильные романы, повести, пьесы об этом времени вышли из-под пера фронтовиков.

Повторюсь, писать о нынешнем противостоянии России с её врагами нужно не на подмосковной даче. Не человеку, который непричастен к событиям. Создадут эту литературу военкоры и писатели, которые сейчас на передовой.