К 75-летию Победы вышел сборник «Ушли на рассвете. Судьбы и стихи», посвящённый 25 молодым поэтам, погибшим во время Великой Отечественной войны. «АиФ» пообщался с автором-составителем книги Дмитрием Шеваровым.
Разве виноват, что погиб?
Ольга Шаблинская, «АиФ»: — Дмитрий, почему вы решили заняться такой книгой?
Дмитрий Шеваров: — Интерес к этой теме перешёл ко мне по наследству. Моя мама — она тоже была журналистом — ещё в 1970-х начала по крупицам собирать сведения о погибших на войне молодых поэтах. О тех, кого все, кроме родных, забыли. Поэтому я представлял, сколь труден поиск. С начала войны прошло почти 80 лет. Детей у большинства погибших ребят не было — жениться не успели. Из 25 моих героев-поэтов лишь у двоих живы родные, видевшие ребят своими глазами. Все остальные помнят их лишь по рассказам ушедших близких. Но мне было проще, чем маме в советское время, когда были закрыты архивы, а цензура вымарывала самые тяжёлые эпизоды войны. Пользуясь случаем, хочу поблагодарить за помощь архивистов. Прежде всего Центральный архив Минобороны и РГАЛИ. Также благодарю замруководителя Федерального агентства по печати Владимира Викторовича Григорьева. Это его инициатива была — издать такую книгу. И большое спасибо поэту Юрию Михайловичу Кублановскому, который предложил Григорьеву, чтобы я стал автором такой книги.
В работе для меня стал неожиданностью масштаб забвения. Когда говорят: под Ржевом погиб миллион — трудно постичь умом беду. Но достаточно прочитать историю одного мальчика-поэта, и никакого сердца не хватит пережить эту боль.
Вот судьба Виктора Рачкова. Приехав домой с фронта в последний отпуск, он сжёг всё, что было им написано, — в предчувствии беды не захотел оставлять интимное, сердечное. От него не осталось ни одной строчки. Но благодаря тому, что в его семье помнят, что он сочинял стихи, Виктору Рачкову посвящена глава — её написал его младший брат, Анри Васильевич Рачков, журналист-международник, ему сейчас 90 с лишним лет.
— Это действительно очень трогательно...
— Я бы сказал, это ранящие вещи. Сам факт, что война уносит человека в юном возрасте, страшен. Увы, человечество помнит тех, кто остался жить дальше. А мне очень больно за тех, кто мог бы дать человечеству бесконечно много, но ушёл защищать Родину и погиб. Причём все ребята ушли по призыву совести, а не только военкомата. Их не построили и не погнали на фронт, у каждого был момент выбора. Треть моих героев — очкарики или белобилетники. У поэта Димы Удинцева зрение было минус 8. А он стал заместителем начальника штаба батальона по разведке и 3 года воевал с таким зрением. Сейчас мы можем себе такое представить? Дмитрий Удинцев был из Соломенной Сторожки — деревни в центре Москвы. Я однажды был там в гостях. И вдруг хозяева из чулана вынесли два чемодана — стихи, проза, письма, переводы. Тётя Димы Удинцева до конца жизни надеялась, что вдруг он вернётся. Держала его фотографию всегда перед глазами. Посылала в редакции стихи Димы. Но ни одно так и не напечатали... Это многолетнее горе, вечные слёзы.
Его отметил Пастернак
— В книге есть страшная подробность — мама Георгия Вайнштейна выбросилась из окна.
— Мамы, бабушки, сёстры не могли принять смерть мальчиков. Сегодня в моём поминальном списке 130 погибших поэтов. И это только те, которым не исполнилось и 30 лет. Это малая часть тех талантов, которые унесла война.
Что же касается Георгия Вайнштейна, в РГАЛИ, где он учился, есть записка, написанная рукой Бориса Пастернака: «Пропустить на мой вечер студентов Павла Когана и Георгия Вайнштейна». В книге много документов, писем ребят, дневниковые записи. Я хотел, чтобы книжка была не моим голосом, а их голосами.
— Письма ребят производят огромное впечатление. Особенно те, где автор жену называет «моя девчушка», сынишку маленького — Юрашка...
— Лейтенант Владислав Занадворов — единственный из этих всех ребят, кто успел жениться, у остальных только письма мамам или сестре. Письма Занадворова хранятся в фондах Объединённого музея писателей Урала. Они почти рассыпаются в руках, страшно дотронуться, от слёз жены буквы растеклись. Уральские литераторы его очень любили, Владиком называли. Когда он погиб, очень скорбел Павел Петрович Бажов, руководитель писателей Урала. Они собрали книжечку стихов Занадворова и в 1945 г. издали её — маленькую, размером в два спичечных коробка, на обёрточной бумаге. Вот как люди старались сберечь память!
Когда командир миномётного взвода гвардии лейтенант Владислав Занадворов воевал под Сталинградом у станицы Чернышевской, по соседству 6 суток сражались десантники из ударного отряда 33-й гвардейской дивизии. В тех боях отличился командир роты связи гвардии младший лейтенант Григорий Чухрай, будущий режиссёр. Можно только предполагать, встретились ли Занадворов и Чухрай. Но каждый раз, когда я смотрю чухраевскую «Балладу о солдате», в герое фильма — Алёше Скворцове — узнаю черты Владислава Занадворова.
Совпадения бывают удивительные... Ананий Размыслов и Илья Лапшин. 30 сентября 1942 г. два поэта, которые могли бы составить славу русской литературы, гибнут в один день и примерно на одном пятачке земли в битве за Днепр. Вот где погиб наш Пушкин, которого не было в ХХ в., но которого все всегда ждали.
— Знаете, за что я вам благодарна? За реальность. Вы не пишете «народ сплотился против фашистов»... Там есть и «другая» правда о войне.
— Вы про главу об Илье Лапшине? Там всего одна история из его жизни рассказана — о командировке в Москву с фронта летом 1943 г. Я её нашёл в документах Центрального архива Министерства обороны. Илья Лапшин зашёл домой и поехал в Литинститут, где учился до войны. В трамвае его полностью обчистили — а ведь на войне он служил в разведке. Украли деньги, документы, командировочные — всё. Центр Москвы! Лапшин пошёл к военному коменданту Москвы, потому что его бы любой патруль сразу арестовал при проверке документов. Описал всё, что с ним случилось. Это сохранилось в архиве. И на следующий день — Илья должен был неделю пробыть у мамы, а пробыл всего 2 дня — его отправили обратно в часть. Парень ещё легко отделался. Во-первых, это были казённые деньги, которые ему дали в воинской части на приобретение чего-то для армейского клуба. Во-вторых, утратил документы, утратил бдительность. В штрафбат мог попасть. Это было его последнее свидание с мамой.Я надеюсь, что после книги «Ушли на рассвете» у меня будут продолжатели, кто-то подхватит эту тему. Я рад буду всем поделиться, чтобы кто-то из молодых филологов или историков продолжил это дело, потому что оно не имеет конца.
В могилах мы построились в отряд
И ждем приказа нового. И пусть
Не думают, что мёртвые не слышат,
Когда о них потомки говорят.
(Николай Майоров, 1941 г.)