Мог ли знать пациент психиатрической больницы Александр Лобанов, что пройдёт время и его рисунки получат мировое признание?
Те работы, что он рисовал огрызком карандаша на тетрадных листах и оборотных сторонах плакатов, устроившись в углу многолюдной палаты, попадут на самые престижные выставки не только России, но и Европы, и даже побывают за океаном – в Америке.
Удары судьбы
Родился Александр в 1924 г. в Мологе, что под Рыбинском. Этого города уже нет – он, как Атлантида, уйдёт под воду, а точнее, будет затоплен в 1940-е при строительстве Рыбинской ГЭС. Его отец-лодочник один содержал всю многодетную семью.
Первый удар судьба нанесла Саше в пять лет, когда он переболел тяжёлым заболеванием, похожим на менингит, и перестал слышать. В довоенные годы родители привезли его в интернат для глухонемых детей. Но во время войны школа закрылась, и мальчик, мало чему научившись, вернулся к родителям в Ярославль, где семья поселилась после того, как затопили Мологу.
Тяжёлое время, смерть отца, материальные проблемы семьи – сколько ещё может выдержать неустойчивая психика подростка? Он перестал слушаться мать, пугал её непредсказуемыми выходками и приступами агрессии.
В 1947-м, когда Александру было 23 года, его направили в загородную психиатрическую больницу «Афонино» под Ярославлем. Там он и провёл большую часть своей жизни – 56 лет.
«Покойник – хорошо»
Первое время мать постоянно навещала больного сына. Но Александр тяжело переживал жизнь взаперти, скучал по дому и родным, а потому отчаянно протестовал – злился, буйствовал. Врачи попросили мать приходить пореже, а она и вовсе перестала бывать у сына.
Первое время, по рассказам сотрудников отделения, Александру не могли проводить даже элементарные обследования – он возбуждался, кричал, размахивал руками. Потом долго, порой сутками, лежал на кровати, свернувшись в позе зародыша, будто хотел спрятаться от горестей. «Покойник – хорошо», – писал он в своих записных книжках. Но постепенно смирился с несвободой и начал делать простые зарисовки, чаще на военную и охотничью тематику. Это принесло умиротворение и душевное равновесие художнику-самоучке. Врачи вспоминают, что его в то время было «не видно и не слышно».
Это потом он дарил свои рисунки тем, кому особенно доверял, а сначала никому их не показывал – прятал в чемодане. Атмосфера первых работ трагическая: в руках у персонажей – револьверы или фантастические двустволки Мосина. Что объяснимо: окружающий мир для Александра на протяжении десятилетий был враждебен и чужд, а потому от него нужно защищаться – хотя бы на бумаге. Была и ещё одна версия такой его любви к оружию: якобы во время войны солдаты пообещали парню подарить винтовку. Но обманули. Что сказалось на психике подростка.
«Вероятно, подобные сюжеты, полные наивной подражательности неопытного в искусстве человека, ассоциировались с собственным несчастьем», – комментирует врач-психиатр Владимир Гаврилов, одним из первых разглядевший талант самоучки и с 1987 г. создавший коллекцию аутсайдерского искусства «Иные», которая участвовала в сотнях выставок «иного» творчества в стране и за рубежом.
В более поздних работах Лобанова появились яркие краски. Тема оружия не исчезла, только теперь ружья не стреляют, они для художника становятся символом мужества и наивного самодостоинства. Даже свою пассию – повариху – он изобразил с двустволкой.
Свой среди «Иных»
Александра в лечебнице больше никто не навещал, но зато у него появился друг – водитель больничной машины Геннадий, с которым они вместе в 1980-х гг. ездили в город за продуктами. Александр бывал у него дома. И начал рисовать на альбомных листах, часто фотографировался в фотоателье и делал интересные коллажи.
«Лобанов творил собственный иной мир, в котором не оставил места страхам, обиде, сомнению. Теперь наряду с портретами вождей, окружённых пышным орнаментом из знаков советской символики, а также винтовок, пистолетов, лавровых ветвей, он приступил к многочисленным собственным парадным изображениям, – вспоминает Владимир Гаврилов. – Смотришь на них, и мало-помалу приходит понимание, что их простая логика демонстрирует не столько «болезненность мышления», сколько детскость души автора».
В 1997 г. картины Лобанова впервые участвовали в выставке арт-проекта «Иные», а через два года в Ярославском художественном музее состоялась его персональная выставка, приуроченная к 75-летию художника.
Графика Александра Лобанова демонстрировалась не только в Москве, Санкт-Петербурге, но и в Германии, Франции, Швейцарии, Дании. Его рисунки пополнили некоторые российские музейные фонды, многочисленные зарубежные собрания ар-брют (так называют брутальное искусство непрофессионалов - людей странных, сумасшедших, маргиналов или просто чудаков, чьи картины спонтанны и необычны, стоят вне моды и принятых шаблонов). Он стал не только визитной карточкой коллекции «Иные», российского ар-брют, но и, по мнению зарубежных экспертов, одним из самых масштабных европейских авторов искусства аутсайдеров – того, что создано за пределами стандартного восприятия.
Лобанов тихо умер в 2003 г. «Выдумщик, не ставший взрослым, всю жизнь он провёл в вымышленном мире невсамделишного оружия. И в этом инобытии глухонемой «маленький» человек нашёл единственный способ существования и «покорения» действительности», – отмечает Владимир Гаврилов.
Сегодня куратор коллекции «Иные» собирает материалы монографии, посвящённой 100-летию со дня рождения самобытного и уникального душевнобольного художника-дилетанта.