24 марта 1782 года родился один из величайших русских портретистов XIX века Орест Кипренский. Биографы считают, что его матерью была обычная крепостная, а отцом — русский помещик, который и дал своему внебрачному сыну вольную. Благодаря таланту и усердию выходец из крепостной среды стал любимым портретистом русской публики XIX века, а после череды нелепых совпадений так же быстро превратился в изгнанника.
АиФ.ru вспоминает непростую историю жизни художника, портреты которого и сегодня знает каждый школьник.
Из крестьян в гении
Себя как в зеркале я вижу,
Но это зеркало мне льстит.
Оно гласит, что не унижу
Пристрастья важных аонид.
Так Риму, Дрездену, Парижу
Известен впредь мой будет вид.
Александр Пушкин обычно оставался недоволен своими портретами, но эти строки он посвятил Оресту Кипренскому. Сын крестьянки оказался единственным художником, которому удалось угодить капризному поэту.
При жизни Кипренского портрет Пушкина стал едва ли не самой популярной его работой, и до сих пор мы смотрим на «солнце русской поэзии» его глазами — знаменитый портрет помещён во все учебники литературы. Однако один из величайших портретистов XIX века долгое время стеснялся собственных работ и старался не выделяться из общего числа мастеров кисти.
Кипренский учился в Академии художеств Петербурга, куда брали всех, кроме крестьян. Для бастарда это был реальный шанс пробиться в люди, а так как высшим жанром изобразительного искусства в Академии почиталась историческая живопись, он мечтал писать значительные сюжетные произведения.
Уже в 23 года Кипренскому удалось добиться первых успехов на этом поприще: за картину «Дмитрий Донской на Куликовом поле» он был удостоен Большой золотой медали Академии, что давало ему право посещать заграницу на правительственные деньги. Однако из-за сложной военно-политической обстановки в Европе «путешествие мечты» пришлось отложить на 11 лет.
Пока же юному мастеру оставалось участвовать в оформлении Казанского собора, совершенствоваться в исторической живописи и подрабатывать за счёт портретов. Последние и сделали его художником № 1 своего времени. Портреты кисти Кипренского заказывали себе люди разных возрастов и сословий. Для популярного художника были открыты двери самых влиятельных домов.
Зарубежные «гастроли»
Выходцу из крепостной среды успеха на родине всегда было мало, и не зря друзья его всегда называли «сумасбродный Орест». Едва в Европе улеглись военные страсти, он отправился в Италию, где представил на суд академиков свои работы.
Европейцы, едва взглянув на портрет приёмного отца Кипренского Адама Швальбе, обвинили художника, что он выдаёт произведение Рубенса или Ван Дейка за своё. Академики не могли поверить, что подобный шедевр мог создать портретист из «медвежьей России». Однако Кипренский с лёгкостью доказал свой талант и стал первым русским художником, кто был удостоен чести в заказном автопортрете для галереи Уффици во Флоренции.
Почти 7 лет длились «зарубежные гастроли» Кипренского. В Россию художник вернулся лишь в 1822 году, однако на родине ему уже были не рады... Правительство было недовольно долгим отсутствием своего подопечного, а у богемы появились новые любимчики. Но самое главное, до Петербурга дошли слухи о скандале, в котором оказался замешан русский художник накануне своего отъезда из Италии: Кипренский считался главным подозреваемым в деле об убийстве натурщицы.
Красавицу-итальянку нашли мёртвой в квартире русского художника. И хотя Кипренский утверждал, что женщина была убита его слугой (который через несколько дней тоже скончался), против художника говорил ещё один факт: он был близок с дочерью погибшей натурщицы. Девочку звали Анна-Мария Фалькуччи, но все называли ее Мариучче. Никто не знает, что именно связывало с ней русского мужчину, однако Кипренский был очень привязан к Мариучче и перед отъездом в Россию позаботился о её будущем, отдав в женское учебное заведение.
Эти странные события раз и навсегда перевернули жизнь прославленного портретиста: итальянские мальчишки теперь бросались в художника камнями, а парижские друзья захлопывали перед его носом двери. Константин Паустовский писал об этом унизительном периоде в жизни мастера так: «Кипренский был выброшен из общества. Он затаил обиду. В Италию возврата не было. Париж не хотел его замечать. Осталось одно только место на земле, куда он мог уехать, чтобы забыться от страшных дней и снова взяться за кисть. Это была Россия, покинутая родина, видевшая его расцвет и славу».
Единственным человеком, кто помог Кипренскому в эти трудные дни в России, был граф Дмитрий Шереметев. Он предоставил затравленному художнику и крышу над головой, и мастерскую. А так как новых «жареных» подробностей об убийстве итальянки больше не появлялось, общество стало забывать об унизительном скандале, а у портретиста постепенно появлялись новые заказы и щедрые клиенты.
Последняя мечта
Новые картины Кипренского имели большой успех, но былого положения в обществе и влияния в мире портретной живописи у него больше не было (он оказался в тени нового талантливого художника — Карла Брюллова).
Более того, Кипренский так и не смог простить соотечественников. Одному из своих итальянских приятелей он писал: «Живите в Раю Земном и оживляйте мраморы. Совет мой крепко в душе своей держите: что лучше холодные камни дёшево продавать, нежели самому замёрзнуть на любезной родине…».
В возрасте 54 лет Кипренский вновь решил отправиться в Италию с единственной целью — жениться на Мариучче, которая к тому времени превратилась из робкой девочки в 25-летнюю красавицу.
Последняя мечта портретиста осуществилась 20 июля 1836 года: не без труда накопив на свадьбу, Кипренский повёл под венец знаменитую «девочку в маковом венке», портрет которой он написал много лет назад.
К сожалению, брак несчастного художника длился недолго — простудившись, он умер от воспаления лёгких всего через несколько месяцев после свадьбы. В это время молодая вдова носила под сердцем его единственную дочь.
Вскоре после смерти Кипренского художник Александр Иванов написал о великом мастере так: «Он первый вынес имя русское в известность в Европе, а русские его во всю жизнь считали за сумасшедшего, старались искать в его поступках только одну безнравственность, прибавляя к ней кому что хотелось».