«Когда я семилеткой лежал в больнице с дизентерией, красочно описывал медсёстрам, как с мамой воевал и пускал поезда под откос», – рассказал «АиФ» актёр Сергей Никоненко, который 16 апреля празднует 80-летие.
Валентина Оберемко, «АиФ»: Сергей Петрович, расцвет вашей карьеры пришёлся на советское время. Сегодня многие ностальгируют по СССР. А у вас есть эта ностальгия?
Сергей Никоненко: – Я значительную часть жизни прожил в советское время. У меня было бесплатное образование, бесплатное лечение. Сейчас тоже как бы всё это бесплатное, но вот мои близкие люди проходят лечение и вынуждены платить за один укол в глаз 27 тыс. руб. Это как?! А что аптеки творят, как накручивают цены?! Поэтому и ностальгия по тем временам у людей появляется.
Как выживал в партизанах?
– Вы появились на свет в годы войны. Тяжело семье пришлось – с грудным-то младенцем на руках?
– Мы тогда оказалась на оккупированной территории. Папа нас отправил в свою деревню, которая располагалась между Вязьмой, Ржевом и Духовщиной – в самом эпицентре боёв. Море крови там пролилось. Как у Твардовского: «…ночи след кровавый в море вынесла волна». Более того, мы с мамой попали в партизанский отряд. Её там подстригли под машинку, чтобы вшей не заводилось. Она была и прачкой – на морозе бельё полоскала, и санитаркой, и поваром. В общем, выжили мы как-то.
А в 1948-м, уже после войны, я серьёзно заболел дизентерией. Врач тогда сказал маме: «Готовьтесь ко всему. Организм молодой, может, справится». И я справился. Когда болел, медсёстрам рассказывал, как мы с мамой воевали, поезда под откос пускали. Мама приходила в больницу, медперсонал на неё с удивлением смотрел, пытались узнать подробности. А она смеялась и говорила: «Конечно, он воевал! Но про поезд это он вам кино рассказывает!» В конце 1940-х много фильмов о войне было, я их смотрел и пересказывал.
А ещё мама умела гадать на картах. Я, наблюдая за ней, всё выучил и медсёстрам в больнице тоже начал гадать. Они потом сами просили: «Серёжа, погадай!» Я одной говорил: «Дальняя дорога тебя ожидает». Другой: «В казённом доме письмо будет тебя ждать. Смотри, вот твой друг, король крестей, а рядом с ним – пиковый валет, он по чёрной дороге идёт, он враг». Удивительно, но некоторые из них потом маме говорили, что мои предсказания сбылись.
– Это вы так актёрскую карьеру начинали?
– Сознательно я решил стать артистом только в 13 лет. А до этого так, поигрывал… В 1-м классе показывал интермедию Петрушки, а во 2-м был Снегурочкой. Мы встречали 1950 год. Школы тогда разделялись на женские и мужские. Девочек в нашей школе не было. 10-классника нарядили Дедом Морозом. А вот со Снегурочкой вышла заминка. Стали думать, кто же будет внучкой Деда Мороза. И тут один мальчик, Ваня Тихомиров, показал на меня: «Серёжа может быть Снегурочкой». А я был маленького роста, с большими ресницами. Мне эти ресницы накрасили, надели парик с парой косичек, корону, шубу. Мамы приходили на наши новогодние ёлки и очень удивлялись: «Девочка, а ты из какой школы?»
Позже я поступил в драмкружок Дворца пионеров. Там ставили пьесу «По щучьему велению», где Емелю играл будущий режиссёр Лёня Нечаев, снявший «Буратино» и «Красную Шапочку». А я играл царя.
И с курсом во ВГИКе мне очень повезло, со мной учились Жанна Болотова, Лариса Лужина, Галина Польских, Лидия Федосеева-Шукшина, Николай Губенко, Евгений Жариков.
За что гоняли Шукшина?
– Как вам кажется, почему именно 60-е нам подарили такую плеяду звёзд?
– Была оттепель, особая атмосфера! Не всё, конечно, разрешалось. Есенина, например, нельзя было превозносить, но потом, с 1955–1956 гг., о нём заговорили как о русском гении. А в 1958-м 28 июля открыли памятник Маяковскому в центре Москвы. Мы с Витей Татарским пошли посмотреть. А там уже народ стоял, все ждали, что начнут читать стихи. Витя вышел, прочёл «Хорошее отношение к лошадям», затем я: «Закат пылал, в июль катилось лето». Следом за нами другие пошли. На следующий день мы снова там были и снова читали стихи. Нас уже узнавали, просили почитать. А на третий день приехали Евтушенко, Вознесенский, Рождественский. И много позже они стали рассказывать, как придумали традицию читать стихи у памятника Маяковскому…
– Вы же во ВГИКе подружились и с Шукшиным?
– Я поступил во ВГИК в 1959-м, а Василий Шукшин в этот год заканчивал режиссёрское обучение. Ему предлагали ехать на Свердловскую, на Минскую студию, а он хотел остаться в Москве, говорил: «Я не затем сюда приехал, чтобы потом из столицы уезжать». После того как ему выдали диплом, в общежитие больше не пускали – не положено. Он то на вокзалах ночевал, то во вгиковское общежитие через окно залезал.
Как-то пришёл ко мне домой, посидели мы, он вздохнул: «Опять на вокзал надо идти…» Я ему говорю: «Вась, ну, хочешь, в чулане ночуй, там сундук есть». Мы жили в перенаселённой коммуналке, положить его в нашей комнате было просто негде. Вася сундуку очень обрадовался – всё лучше, чем вокзал и встреча с милицией. Шукшина гнали с Казанского, он переходил на Ярославский, гнали с Ярославского – шёл на Ленинградский, и так по кругу. Это сейчас Василий Шукшин – классик русской литературы, памятники какие ему стоят, что в Барнауле, что в Сростках! А у ВГИКа памятник – он сидит в телогрейке и кирзовых сапогах. Вот я таким его и помню в этих сапогах.
– Вы работали и с женщинами-режиссёрами. С ними сложнее или проще общаться?
– На нашем курсе год мастерами были Сергей Герасимов и Тамара Макарова, а педагогом назначили Татьяну Лиознову. Так вот, Герасимова мы уважали, Тамару Фёдоровну обожали, а Татьяну Михайловну боялись. Ей было всего 35 лет, но она на нас столько страха нагоняла! Разговаривала порой, как будто допрос вела.
Потом Татьяну Михайловну заменил Лев Кулиджанов. Это был добрейшей души человек. Если кто-то из студентов не очень хорошо работал, Кулиджанов лишь качал головой и говорил: «Ой, ребята, доиграетесь! Вставит вам Сергей Аполлинариевич клизму с битым стеклом». И как в воду глядел.
Герасимов вскоре обрушился на Женю Жарикова – тот зевнул на занятии. Дело-то молодое, может, лёг часа в 3 ночи, а рано утром уже нужно бежать на верховую езду в спортобщество «Урожай», мы все там занимались. С тренировки – бегом в институт. В общем, Женька не сдержался. А тут ещё и вся группа как-то не очень работала. Ну и досталось ему за всех. Герасимов кричал, что немедленно выгонит его из института. Накричался, ушёл, а Жариков – хоп – и в обморок упал. Мы его потащили в медпункт, а из дверей медпункта выходит Герасимов, за сердце держится – его валидольчиком в себя приводили.
Когда «встанем с колен»?
– Вы же должны были попасть в труппу «Современника», почему не сложилось?
– Да, в 1964 г. меня пригласили играть в «Современник». Но в то же самое время поступило предложение на главную роль в венгерском фильме «Так я пришёл». Выбрал фильм – мне очень хотелось за рубежом посниматься.
– Считается, что 1990-е нанесли огромный урон нашему кинематографу и только сейчас мы, что называется, встаём с колен. А встаём ли или просто пытаемся копировать Голливуд?
– Сложно ответить на этот вопрос. Я читаю много сценариев, и большинство мне не нравится. Некоторые нахожу просто безнравственными: во имя чего такие фильмы снимаются? Только во имя денег? В сериалах я вижу, как недорабатывают драматурги.
У меня был опыт съёмок в 320-серийном сериале «Любовь как любовь». Полтора года – как конвейер. Ежедневно по 12 часов работы! Вечером выдают 25 страниц диалога, который надо завтра снимать. Конечно, качество кино упало! Так что я не знаю, встали мы с колен или нет. Сам я стараюсь это всё не смотреть. Включишь, бывало, телевизор, сядешь в кресло и засыпаешь. Современные фильмы – это точно хорошее снотворное.