Самый народный. Какое наследство оставил нам Владимир Меньшов

Режиссер Владимир Меньшов. © / Григорий Сысоев / РИА Новости

«Москва слезам не верит», «Любовь и голуби», «Ширли-мырли»… Его картины мгновенно расходились на цитаты, их пересматривают уже не первое десятилетие. 5 июля на 82-м году жизни скончался от последствий перенесённого коронавируса народный артист РСФСР, лауреат Государственной премии СССР Владимир Меньшов. 

   
   

Владимир Валентинович дружил с нашей редакцией, часто был желанным гостем на страницах «Аргументов и фактов», его смелые интервью всегда становились лидерами читательского голосования. «АиФ» выбрал самые яркие, острые цитаты из наших бесед за последние несколько лет.

О перестройке и богатеях

– Когда начались наши проблемы? С перестройки! Когда мы отреклись от социализма. Лично я до сих пор не понимаю преимуществ частной собственности над государственной. Вы меня никогда не убедите в том, что это более справедливое устройство общества и экономически более правильная система. Не понимаю, зачем нам нужны богатеи, которые иногда бросают куски с барского стола то нашему спорту, то искусству.

Сталинские наркомы умирали за рабочим столом от переработки. Но именно они и создали то, чем пользуются сегодня эти чёртовы олигархи! Нефть и газ Сибири у нас есть благодаря людям, которые имели нормальные зарплаты, трёхкомнатные – в лучшем случае – квартиры, дачку на 6 сотках. Без всяких олигархов они совершили фантастическое освоение Сибири в тяжелейших условиях. А газ Ямала? Это же с ума сойти – строилось всё с нуля в тундре.

Возможно, те, кто бросился строить капитализм, руководствовались благими намерениями. Хотя у меня большие подозрения, что нет. Главное было – уничтожить «тоталитарного монстра» под названием Советский Союз. Разрушить КГБ, милицию, армию… А потом и промышленность – она тоже вся «неправильно устроена»! Целые отрасли пошли под нож! Статистика показывает, что мы потеряли едва ли не больше, чем в Великую Отечественную войну.

Сейчас только начинают выкарабкиваться обороно­строение, судостроение, авиастроение. И люди, которые совершили эти страшные преступления (слово «ошибки» здесь не годится), до сих пор определяют нашу экономическую политику. Они должны за это ответить. Я даже не о суде сейчас. Они хотя бы не должны занимать ответственные посты. А мы их бесконечно видим на заседаниях правительства и на экранах телевизоров.

О революции

– Когда сошла перестроечная пена гласности, поднявшая истерическую волну вокруг 1917 г., обнажилась истина. Для меня всё очевиднее, что революция – это наше национальное достояние, которым мы должны гордиться. В октябре 1917 г. это был великий выбор страны и самый творческий, я считаю, период в истории России. Надо не современные учебники истории читать, а взять журналы 1920-х гг. Боже мой, какой захлёстывающий оптимизм! Всё общество было взбудоражено. В самые глухие сёла проникали призывы советской власти к человеку: будь лучше, расти! Всё время учись! Прибавляй в образовании, в мастерстве.

   
   

Если у тебя была к чему-то предрасположенность, ты не мог затеряться в этом сите – тебя бы всё равно отловили, нашли. Вот хороший парень – по химии у него что-то получается, давайте его двигать. Отбирали лучших из лучших. А сейчас… Что делать талантливому молодому человеку, если у его родителей нет денег на обучение?

И это дало такой мощнейший эффект, что буквально через 20 лет после окончания Гражданской войны мы встретили цивилизованный Запад, пришедший к нам с очередным крестовым походом, во всеоружии.

ХХ век – это век России. 70 лет мы были светочем, маяком для трёх четвертей человечества. Нам подражали. Волна освобождения от колониализма – это, безусловно, наше влияние. И тем более обидно видеть, что мы от этого величайшего наследия открещиваемся…

Об отношениях с западом

– Мне кажется, мы должны занять более жёсткую позицию по отношению к Западу. Договориться внутри общества, что они нас не поймут и не надо нам стараться этого понимания добиться. Это было всегда! Мы не получили никаких благодарностей от Европы за самый большой вклад в борьбу с Наполеоном. Наоборот, для Запада Россия стала пугалом. И когда мы по их же просьбе вмешивались в европейские дела, то сразу превращались в страшных, диких варваров, которые угрожают цивилизованному народу.

Аналогичная история произошла в 1945 г. – наш вклад в борьбу с фашизмом превратили в «угрозу цивилизованному Западу». Такая подлость огромная… Мы, лежавшие в руинах, с трудом выбиравшиеся из разрухи, – мы были угрозой Западу! К нам стали относиться не как к героям, спасшим мир от Гитлера, а как к врагам.

В 1990-е годы, когда мы совсем распластались, даже тогда мы вызывали у них некую тревогу. И едва Россия стала чуть-чуть подниматься и занимать самостоятельную позицию, нас сразу же вновь сделали врагами.

О сукиных детях

– Я вообще не особо верю в мировые заговоры и такие многоходовые комбинации. Воспринимать коронавирус как спланированную операцию? Нет, далёк от этих мыслей. А так – конечно, многие ситуацией воспользуются. Всегда появляются спекулянты и сукины дети, которые выигрывают на общем горе, становятся миллионерами, миллиардерами. Даже во время Ленинградской блокады находились люди, которые стали неизмеримо богаче за те страшные месяцы, потому что у них излишки образовались, они могли их реализовать, могли что-то достать. У кого-то тогда в личных коллекциях появились Рембрандт, Рубенс, Ван Гог. И сегодня такое может быть. Вернее, уже есть. 

Но этим людям даже не объяснишь, что это за понятие такое – подлость. Они понимают одно: если есть возможность заработать, почему бы ею не воспользоваться? Для таких в военных условиях существует расстрел на месте, и это действует. А больше ничего они не понимают.

О фильме «Москва слезам не верит»

– Это не умом сделанная картина, а интуицией и чувствами. Я почувствовал, что тут может что-то получиться, хотя выбрал этот сценарий довольно холодным умом. Сознательно пошёл на риск, несмотря на то что меня отговаривали. Мне говорили: до тебя это всё было, много раз такое снимали. Но то, что во мне существовало, что мне дали воспитание моё, среда, в которой рос, люди, которых знал, книги, которые читал, – всё вместе подсказало мне этот выбор. И фильм оказался так необходим зрителям. Я, кстати, в таком ощущении и снимал – что это будет очень интересно людям. В общем, я снял картину – позже сумел это сформулировать, – которую сам давно хотел посмотреть.

Об остракизме коллег

– Для меня «Любовь и голуби» – очень дорогой фильм. Дело в том, что, когда вышла картина «Москва слезам не верит», я был подвержен серьёзному остракизму со стороны своих коллег: ну что это такое? Такой фильм каждый может снять, так уж получилось, удача большая и так далее. Когда я снял фильм «Любовь и голуби», разговоры такого рода прекратились полностью. Стало понятно, что на моей стороне не только удача, но и профессия и много других достоинств, которые на самом деле есть, но казались для моих противников несущественными. В общем, жить мне стало намного легче.

Фильм «Любовь и голуби» из-за того, что вышел в сложные для страны перестроечные годы, был недостаточно оценён публикой. Спустя годы он добрал то внимание, безусловно. Более того, иногда мне кажется, что фильм «Любовь и голуби» превзошёл по популярности картину «Москва слезам не верит». Но у меня нет ревности ни к одной, ни к другой. Обе мои. Жду, когда публика дозреет до такого же понимания фильмов «Зависть богов» и «Ширли-мырли».

«АиФ» выражает глубочайшие соболезнования вдове Вере Алентовой, дочери Юлии Меньшовой и всем близким Владимира Меньшова.