«Похороните меня без аплодисментов». Принципы жизни Виктора Сухорукова

Виктор Сухоруков. © / Владимир Федоренко / РИА Новости

Народный артист России отмечает 70-летие. Талантливый и неординарный, Сухоруков давно интересен не только ролями в кино и на сцене, но и откровенными высказываниями на разные темы. АиФ.ru собрал самые любопытные признания актера.

   
   

О детстве

— Очень ярко помню Новый год. Лет до четырех был зайчиком на утренниках, в строю зайцев стоял третьим или четвертым — росточком был маловат. А всегда мечтал быть первым, ведь он нес большую морковку, на которой открывалась крышка, и раздавал всем маленькие тряпочные морковки.

Счастье моего детства было соткано из свободы. Я был вольный. Надо мной не было контроля, меня не таскали за руку. Не звали из окна: «Витя, домой!». Я был как ветер. Мечтал быть клоуном в цирке. Но на всякий случай держал в заначке мечту стать киномехаником.

О семье

— Я человек барачный. Вырос в 21-й казарме, которую построил для рабочих Савва Морозов, хозяин фабрик в Орехово-Зуеве. Родители — фабричные люди. Мама, проживая в ста километрах от Москвы, в Москве ни разу не бывала. Она ушла из этой жизни в 52 года, когда я учился на втором курсе. Папа умер, когда я работал в Ленинграде. Ничего они не успели, ничего не увидели. Брат родной успел посмотреть мой фильм «Комедия строгого режима». Все рано ушли. Только сестра гордится мной.

О кино

— Деньги есть, технологии есть, а почему кино часто такое неинтересное? Какое-то очень нечестное. Из сегодняшнего кино часто уходит правда. Правда жизни.

Успел много что... Другое дело — не всем горжусь и не всем дорожу. Есть истории, которые в принципе зря прожил и денег получил. А где-то и не получил — в 90-е годы и их не всегда платили. Но я разборчив, потому что репутация важна. Есть у меня провалы? Есть. В последнее время набралась обойма картин, три-то точно, за которые стыдно... Но куда без неудач.

   
   

О театре

Раньше в театре хотелось славы, любви, признания, денег, шампанского, простите, разврата. Сегодня — только вызвать у людей интерес. Для меня публика превратилась в родных людей. И мой труд — творческий, актерский — заточен только на то, чтобы приходить к этим людям, доставлять им радость и удовольствие.

Об увольнении из театра Моссовета

— Почему ушел?.. Потому что почувствовал предательство. Это было мое добровольное решение. Работа с режиссером не сложилась, я увидел не пьесу Горького, а инсценировку. Там было множество пустоты, штампов и идиотизмов... Мы не нашли общего языка. Я почувствовал себя брошенным и оскорбленным. Страшно ли было уходить? Да, страшно. Я пенсионер, не умру, картошку посажу и проживу... Двери всегда найдутся. Калиточки откроются.

О предательстве

— Кому руки не подам? Только предателю. Все остальное привычно. А предательство — это высшая мера. Категорически не советую привыкать к этому. Предательство — это крышка гроба.

О пьянстве

— Это не беда, не болезнь. Это зло, мрак, Тартар. Это такое умерщвление Божией твари — пьянство! Но спасение в одном — в каждом из нас. Нет лечения от этого. Ни жена, ни замкИ, ни уколы, ни промывания, ни гипноз... Ничего не поможет, потому что пьянство — как змея.

На определенном этапе жизни, в период полнейшей невостребованности, я в саморазрушении опустился на самое дно. И побродяжничал, и поскитался, и потунеядствовал, и поодиночествовал, и попьянствовал... Падал так, что, вылезая, зацепиться не за что было, все ногти обломал, карабкаясь по абсолютно гладкой выжженной поверхности.

Одна из причин, которая помогла мне спастись, — человеческий стыд. Мне было стыдно быть хуже других, занимать деньги, быть безработным, немытым... Стыдно опаздывать. Стыдно, стыдно... Было стыдно даже перед прошлой своей жизнью. Потому что там я стремился к каким-то целям...

О славе

— До сих пор не знаю, что это — купаться в славе. Большую часть жизни в профессии я добивался, стремился, хотел. Остальную часть — доказывал, что достоин успеха. И сейчас доказываю. У меня по-прежнему нет уверенности в том, что меня признали, что меня приняли, что я на месте. Поскольку к успеху я шел долго, популярность ценю. Никогда не отказываю зрителям в фотографии, в автографе. У меня нет запретов. Даже когда я опаздываю, все равно остановлюсь и уделю время человеку, который хочет что-то хорошее мне сказать.

О материальном

— Отдавая, ничего не жди взамен. Теряя, не жалей об этом. Как только я стал стараться так жить, мне случилось очень легко дышать. Я вдруг почувствовал такое облегчение и бессребреность. Мне многого не надо. Есть у меня сегодня возможность, допустим, купить квартиру побольше. Но я не хочу, мне не надо. Я способен купить хорошую, «нарядную», «красивую», вкусную еду. Нет, я вдруг варю себе гречневую кашу или пью чай с печеньем «Топленое молоко», и мне этого достаточно.

О возрасте

— Скоро 70 лет... В этом возрасте капризничать слишком патологично. Я очень податливый, очень послушный — до плебейства.

Почему у меня нет морщин на лице?.. Уверен, все идет из нутра. Любой прыщ... Все, что на нашей внешней оболочке, все идет изнутри. И взгляд, и улыбка, и слух, и биение сердца...

Я суетен, неугомонен, вспыльчив, темпераментен. С возрастом этого становится поменьше. Но я по-прежнему не выдержан и всегда страдал оттого, что так и не научился глубоко слушать. Я часто перебиваю, встреваю, могу быть болтливым. А жить помогает сама жизнь, и я ее очень люблю.

Наступает период, когда... следишь уже за тем, чтобы не упасть, не забыться. Чтобы только не оказаться ненужным, обузой живущим и здравствующим. Уходить надо вовремя и красиво. Но когда — этого никто не знает.

О вере

— У меня любовь к жизни формируется через веру. Потому что именно веруя, я понимаю и чувствую, что я избранник.

Какой Бог? — У каждого свой. Где Он? — Везде! В какое время? — Всегда! Почему? — Это вопрос уже к Нему, и Он обязательно каждому из нас ответит, почему Он есть. Если бы Его не было, мы жили бы во мраке, на углях, были бы обожжены дотла, были бы просто прахом.

Я не пропагандирую веру, не толкаю людей к Богу, не трясу за грудки, не хочу кликушествовать и заниматься пропагандой. Я просто знаю: Он есть, Он действительно сильнее всех нас. И мы Ему все нужны.

Никогда не просил у Бога ничего, кроме спасения: «Помоги спастись!»

О судьбе

— С судьбой не спорят, у судьбы ничего не требуют, судьбе не приказывают. Ей протягивают руку, ей потрафляют, с ней соглашаются. Мы своей судьбе должны помогать. Только надо понять, что она тебе говорит: откажись от этого, не делай так, не ходи в другую сторону...

О смерти

— Думаю ли я о смерти? Всегда. Но ее не боюсь. Я боли боюсь физической. А смерти не боюсь, потому что она естественна... Одна из причин, как мне кажется, почему человек боится смерти — с привычками расставаться не хочется. Неизведанное страшит. А что там? А как там?.. Если тебе расскажут, как все будет после остановки сердца, за чертой, будет намного легче. Но природа не дала этих знаний. И не надо. В этом незнании заложено счастье и несчастье одновременно. А если доведется встретиться с Богом, я скажу ему спасибо за все.

Когда помру, хочу упокоиться в Орехово-Зуеве. Там похоронены мои родители, брат, крестные, хочу быть рядом с ними. С городским руководством договорился — обещали мне участок земли выделить.

Хочу, чтоб хоронили меня без всяких аплодисментов. Пусть живому хлопают. А если честно, то хочется жить долго. Жизнь единственная и такая прекрасная. Несмотря ни на что.

Для справки:

Виктор Сухоруков снялся в фильмах «Брат» (именно он принес 46-летнему актеру известность), «Брат-2», «Остров», «Бедный, бедный Павел», «Не хлебом единым». Сам актер лучшей работой в кино считает картину Алексея Балабанова «Про уродов и людей».

Кадр из фильма «Про уродов и людей»

К юбилею Сухоруков подготовил сольный творческий вечер «Играю про себя». На подходе — художественная лента «Чемпион мира» о шахматном турнире 1978 года, когда в финал вышли два советских гроссмейстера: Карпов и Корчной. Сухоруков играет главу делегации Батуринского. Готов также «Цыпленок жареный», где Виктор Иванович впервые — в роли любовника (его пассия — Ирина Пегова). Начал сниматься в психологическом триллере «Микулай» о последнем дне последнего жителя вымершей деревни.