На набережной бухты Порт д’Андрайч (Майорка) есть киоск, где торгуют русской прессой. Туда каждое воскресенье заглядывает человек, давно живущий вдали от дома. Берёт «АиФ», чашку кофе, долго смотрит на море. Это бывший воздушный гимнаст Олег Понукалин-Суворов. Он же – клоун Кнок. Такой же сценический псевдоним был у его прадеда.
История династии, требующей от своих детей порой невозможного, растягивается на полтора века. Её начало уходит в далёкие 1880-е, когда афишами белого клоуна Кнока были заклеены все тумбы немецких городов…
– Приехав в Россию из Восточной Европы, Кнок стал сотрудничать с Дуровым и на гастролях в провинции легко сходил за «самого», порой «арендуя» известную фамилию. Дочери Кнока, жонглёры, выступали под псевдонимом Кронец. Одна из дочерей, моя бабушка Муза, очень похожая на Фаину Раневскую – с сигаретой в зубах, натуральная бандерша, – вышла замуж за акробата Семёна Понукалина. Мой дед был беспризорником, которого после революции подобрал директор петербургского цирка Чинизелли. Там он и стал служить за рубль в месяц, выучившись всем жанрам.
Две бабушки, два деда
В Ленинградском цирке летом 1941-го никто не смеялся.
Ещё в мае на Фонтанке дали последнее представление, в котором блистал Эмиль Кио, и цирк отправился на каникулы – затянувшиеся на 6 лет. Муза и Семён жили в гардеробной, во время воздушных налётов сбрасывали зажигательные бомбы с крыш, ухаживали за животными, которым благодаря указу Сталина выписывали паёк, «как академикам». На второй годы войны у них родился сын, Олег, который станет первым в мире человеком, исполнившим сальто-мортале на ходулях, – и отцом нашего героя.
Великий русский цирк будет создаваться фронтовиками. С войны придёт Юрий Никулин. И однажды поможет внуку Музы и Семёна, оказавшемуся на развилке пути. Вернётся и Владимир Довейко – сын сестры Музы. О нём ходили легенды: сбил немецкий самолёт, за штурвалом которого сидел племянник Геринга, и этим нажил себе личного врага в лице правой руки Гитлера. За голову Довейко рейх назначил высокую цену, но тот, в будущем знаменитый акробат, продолжил летать. На борту его бомбардировщика был нарисован смеющийся паяц. А сальто-мортале исполнялось за штурвалом.
– Мой двоюродный дядя рисковал жизнью не только в бою: на манеже он делал уникальные трюки. А ведь в те годы акробаты прыгали на голый бетон во дворцах спорта, только на выступлении застилая манеж ковром! Вообще-то поколение цирковых артистов каждый раз работало как в последний: в любой момент можно было попрощаться с жизнью. Это очень честная профессия.
Зоя и Владимир – бабушка и дед Олега по материнской линии – тоже из честных цирковых. Тоненькую 15-летнюю красавицу Зою известный иллюзионист Алли-Вад увидел в первом ряду зрительного зала. Чтобы несовершеннолетняя цыганская дочь могла отправиться с ним на гастроли, пришлось даже оформить опеку. Зоя продолжила кочевать, только табор сменил шатёр цирка. А потом шатров не стало... «Распиленная пополам», теперь она выпрыгивала невредимой из чёрного ящика уже на лесных полянах у линии фронта.
– Бабушка Зоя была моим ангелом. После войны они с дедом, Владимиром Суворовым, работали в одном коллективе. Дед из дворянской семьи, вся его родня в 1918-м бежала в Америку, а он единственный отказался уезжать, хотя был совсем мальчишкой. Остался в их уплотнённой квартире в арбатском переулке, в бывшей комнате для прислуги. Из-за происхождения его не брали в университет – а в Цирковое училище взяли. Дед стал гимнастом, был ранен под Сталинградом, вернулся на манеж уже только комическим гимнастом. Их дочь, моя мама, – первая в мире женщина, исполнявшая эквилибр на катушках.
Мой собеседник в доме у моря поднимает бутыль лимонада – мята и лайм – и катает её по воздуху, демонстрируя «эквилибр на катушках». «Я всегда мечтал жить на острове», – говорит Олег Понукалин-Суворов. Как будто форма кусочка суши перекликается со сферичностью сцены: «Мир круглый, и манеж тоже».
Главное, не свалиться.
Он родился в 1970-м в поезде Москва – Астрахань, когда родители отправились на гастроли на юг. И первым местом, куда принесли новорождённого, был шатёр астраханского цирка. Но четвёртому поколению династии, казалось, не суждено было стать цирковым. Врождённый порок сердца. Никаких серьёзных физических нагрузок. С ребёнком, выросшим за кулисами, даже не занимались: «Я был… выбракованный персонаж».
Сальто-иммортале
– Родительская квартира в Москве в те годы была полна богемных гостей: актёры Большого, художники, киношники. Дело было в отцовском обаянии. Говорили: «В нём чувствуется порода». Мужчины в моём роду если шли в пивную, то в шляпе и галстуке, и рядом были такие же шикарные женщины. Хотя это не мешало, например, дедам клеить фанеру и вырезать из неё босоножки, а бабушкам – распускать шерстяные одеяла и вязать из них детские кофточки, которые продавали по воскресеньям на барахолке… Потом отец стал ездить на зарубежные гастроли, появились джинсы и кассетные магнитофоны. Он щедро одаривал ими невыездных друзей.
Всё закончилось в один день.
– Отец умер в 39 лет. Сгорел за 3 месяца: саркома бедренной кости. Цирковые уходят на пенсию после 40, многие – одновременно получая инвалидность: отец требовал от себя невозможного – и добивался своего… Его смерть стала тяжелейшей травмой.
И ещё сильнее придавила Олега к земле.
– После смерти отца мама отправила меня в Волгоград к бабушке и дедушке. Я стал уличной шпаной. Дрался на улицах. Потом больше половины моих приятелей сели...
Тогда уже взвыла бабушка Зоя: «Наташа, забери его обратно! В цирк!»
– Но в 14 лет я был уже «старик». Чтобы растянуть, 120-килограммовый силач Рубен Рафаэлевич складывал меня в складку и садился сверху, а я под ним отчаянно орал. Было понятно, что в акробатике или эквилибре я не дотянусь до высот отца, дяди, деда. Однажды один клоун бросил: «Твой отец был гений, а ты – полное г...». И я пошёл за советом к Никулину. «Дядь Юр, что делать?» – «А ты о чём мечтаешь?» – «О воздухе». – «Вот и делай воздушный номер!»
И он сделал. Но, чтобы быть по-настоящему достойным своей фамилии, ставка должна была быть задрана до самого неба.
Сальто-иммортале.
В 1990-м на высоте 20 м, под самым куполом цирка, Олег Понукалин-Суворов вместе с партнёршей отбросили лонжу (страховочный трос) – и продолжили лететь. Запрещённый приём шел на ура. Цирк печатал афиши. Сердце не подводило. Но на пенсию он всё равно вышел в 35.
Тогда и пришло время клоуна Кнока. Снова пришло.
Парад-алле
– Я с самого начала знал, что хочу оставаться на сцене до конца жизни, а это возможно только для дрессировщиков и ковёрных. Когда поставил свой клоунский номер, первым делом повёз его в Волгоград, показать бабушке Зое. «Олег, сними нос», – сказала она после представления.
Всё честно. Снять лонжу. Снять нос. Работать с минимумом грима, как клоуны старой школы. Летать, даже если за твою жизнь назначена цена.
Он послушался бабушку. Голос династии.
С 1995-го Олег Понукалин-Суворов живёт за границей. В 2000-м в берлинском театре «Фридрихштадтпаласт», где работал режиссёром, он познакомился с бразильской балериной Клариссой Перейра, которая прибавила к своей фамилии вторую, Pounukaline, встречающуюся ещё в одном только месте на земле – саратовской деревушке, оттуда когда-то и занесло в Петербург беспризорника, подобранного директором цирка.
У Олега и Клариссы двое детей. Имя Данило правнуку дала Зоя. Назвать правнучку не успела: в день, когда на УЗИ забилось сердце маленькой Лары Перейра-Понукалин, сердце Зои Суворовой остановилось. Олег говорит, что пятое поколение семьи и не помышляет о цирке.
– Хотя сын уже лучше всех гоняет на моноцикле, а дочь невозможно снять с деревьев и качелей, где она изображает гимнастку.
Мир круглый, манеж тоже круглый, а кровь – густая. Её хватило и на чернила: про судьбу своей династии Олег Понукалин-Суворов написал сценарий кино. Сделав то, что недоступно даже цирковым артистам, которые добиваются невозможного: он подарил ей бессмертие.