По сценарию Бондарева. Почему эпопея «Освобождение» актуальна до сих пор

15 марта исполнилось 100 лет со дня рождения писателя Юрия Бондарева – одного из самых ярких представителей «лейтенантской прозы» и соавтора сценария самого масштабного советского кинопроекта, посвящённого Великой Отечественной, – эпопеи «Освобождение».

Пять картин, снятых в 1967–1971 годах, долго считались своего рода каноном фильмов о войне. Потом стало хорошим тоном их поругивать – мол, пропаганда и лакировка действительности… Затем над этим каноном издевались, пытаясь заменить другим, в котором в изобилии водились кровавые офицеры НКВД, заградотряды, тупость командования…

И только сейчас приходит понимание, что киноэпопея, снятая Юрием Озеровым по сценарию Юрия Бондарева и Оскара Курганова, – проект крепкий, добротный. И наиболее полно отражающий правду о Великой Отечественной войне. Других таких ни у нас, ни тем более за рубежом нет. И уже не будет.

Не только госзаказ

Импульсом к созданию «Освобождения» как раз и стало несколько западных кинокартин о войне, где бравые американские солдаты спасают Европу и мир от ужасов «коричневой чумы». И где ни словом не упоминается, что был и Восточный фронт, где СССР противостоял той самой чуме в одиночку. И что вклад советских войск в победу над нацизмом на порядок превышает вклад союзников.

СССР был нужен масштабный фильм, восстанавливающий историческую правду. Однако задумка эта могла окончиться ничем. Или почти ничем. Потому что в СССР уже были киноэпопеи – картины «Сталинградская битва» и «Падение Берлина», вышедшие на экраны в 1949 и 1950 годах. В которых было слишком много эпического пафоса и слишком мало личного переживания.

Но к середине 1960-х в обществе всё громче начинают звучать голоса представителей «лейтенантской прозы», к которым относится и Юрий Бондарев. Поколение, появившееся на свет в начале 1920-х годов. Ушедшее на фронт почти целиком. И почти целиком на тех полях оставшееся. В их произведениях хватало и горечи, и трагизма, звучали даже упрёки в адрес генералитета – дескать, не жалели они солдат. Та самая правда войны – выстраданная, страшная, кровавая. Её ещё называли «окопной правдой».

Путём Толстого

Основным форматом «окопной правды» был рассказ или повесть, что косвенно демонстрирует ограниченность взгляда – писатель говорит лишь о том, чему сам был свидетелем. Чтобы подняться выше, нужен формат романа или эпопеи – сложный, со многими сюжетными линиями, с переживаниями «маленького человека» и историческими деятелями немалого калибра…

Что-то подобное уже было в XIX веке, когда один артиллерийский поручик, участвовавший в Крымской войне, выдал буквально из окопов свои «Севастопольские рассказы», которые полностью соответ­ствуют «лейтенантской прозе», – звание поручика, в котором Лев Толстой закончил Крымскую войну, соответствует званию лейтенанта. Но Толстой на «окопной правде» не остановился. Не пройдёт и десяти лет, как человечество получит эпопею «Война и мир».

Не остановился на «окопной правде» и Бондарев, который не скрывал, что идёт путём Тол­стого. Он и сам иногда признавал, что одной её всё-таки мало: «Правда войны вбирает в себя всё – от движения красного карандаша по карте в Верховной ставке до ночи перед боем в окопе… Всё дело, надо полагать, в том, что «окопная правда» вбирает в себя «масштабную правду», так же как «масштабная правда» вбирает «окопную». Это цитата из статьи Бондарева «Взгляд в биографию» 1965 года. То есть незадолго до того, как «в верхах» было принято решение о съёмках эпопеи «Освобождение». Так что дело не в госзаказе, а в том, что авторы «лейтенантской прозы» выросли, что они стали переосмысливать свой опыт и иначе осознавать войну. Тогда же Бондарев замышляет уже не повесть, а роман «Горячий снег», о котором в 1972 году скажет: «Я написал о войне несколько по-другому, чем в повести «Батальоны просят огня». Это была пора более широкого осмысления человека на войне, пора какого-то накопления, сделанного не мной, а самим временем. Однако «Батальоны просят огня» и «Горячий снег» не спорят друг с другом. Это родные братья, у позднего брата лишь больше морщин и больше седины на висках».

Мир на 50 лет

А ещё – больше мудрости и прозорливости. Чему свидетельством как раз эпопея «Освобождение». Это фильм взвешенный – Иосиф Сталин там показан не как «величайший полководец всех времён и народов», но и не как «тиран, руководящий войной по глобусу». Он занимает ровно то самое место, какое положено: советский лидер, крупный политик и Верховный главно­командующий.

Это фильм, для своего времени довольно смелый. Так, на совещании в Ставке, обсуждая грядущую Курскую битву, маршал Василевский бодро рапортует: «Не могут оправиться после Сталинграда, товарищ Сталин!» На что получает строгую отповедь от Верховного: «А мы – от Харькова, товарищ Василевский!» Имелось в виду первое освобождение Харькова в середине февраля 1943 года, когда Эрих фон Манштейн переиграл советское коман­дование, нанеся жестокий и сильный фланговый удар, по итогам которого Харьков был снова сдан уже в марте. О таких просчётах открыто тогда не говорили, в том числе и про Харьковскую операцию. Но людям сведущим достаточно было и упоминания – те, кто застал войну, понимали, о чём речь. Как понимали и степень смелости высказывания автора.

Это фильм, где показана правда о союзниках по анти­гитлеровской коалиции, которую впоследствии наши партнёры пытались заретушировать. В 1945 году во время встречи в Ялте Сталин говорит о своих сомнениях в прочности союза, прямо указывая на сговор Англии и США с гитлеровской Германией за спиной СССР. Он демонстрирует снимок, где Аллен Даллес встречается с агентом Гитлера Вольфом и комментирует: «Пока все мы живы, нам нечего бояться, мы не допустим опасных расхождений между нами. Но пройдёт 10 лет, а может, и меньше, и мы исчезнем. Что будет тогда? Ведь мы как будто собрались для того, чтобы обеспечить мир. По крайней мере, на 50 лет…» И действительно, спустя 50 с лишним лет, в 1999 году, впервые со времён Второй мировой самолёты с чёрными крестами сбрасывали бомбы на Балканах. А вместе с ними и самолёты, украшенные флагом США…

Это фильм пророческий. В финале Гитлер, перед тем как совершить самоубийство, заявляет: «Новые поколения начнут там, где мы остановились». К сожалению, так и вышло. Что с того, что «новые поколения» используют не только свастику, но и украинский трезубец? Суть от этого не меняется. И этот рассказ о войне по-прежнему актуален. В конце концов, Юрий Бондарев всю жизнь был уверен: «Война явилась для меня самым умным и самым безжалостным учителем жизни. И это абсолют».