31 августа на экраны выходит «Гоголь. Начало» — фильм, выбивающийся из привычных нам жанров. Во-первых, уникальный формат: впервые в истории художественный фильм выйдет в кинопрокат в 4 частях. Во-вторых, на экране тоже творится полная фантасмагория: ведьмы и демоны, убийства и мороки. А в центре интриги оказываются следователь Яков Гуро (Олег Меньшиков), которого отправили из столицы расследовать эти безобразия, и вызвавшийся ему помогать писарь Николай Гоголь (Александр Петров), обладающий паранормальными способностями.
«Искусство должно быть здоровым!»
Юлия Шигарева, «АиФ»: Вы, Олег Евгеньевич, большой любитель смелых экспериментов, раз согласились сниматься в фильме «Гоголь. Начало». Вполне возможно, что после этого фильма ревнители классики разорвут вас в клочья за столь нетрепетное отношение к ней и классику.
Олег Меньшиков (язвительно): А где это у нас завелись такие ревнители, которые про классику-то очень заботятся и волнуются? Где это они проживают? Мне адреса их дайте! Или они только на определённые места реагируют?
— Ревнители? Тот же Дмитрий Энтео, который на ступеньки МХТ свиную голову приволок за, по его мнению, недостаточно почтительное отношение к Достоевскому.
— С нашей классикой, по-моему, уже сделали всё, что угодно и кто угодно, где угодно и как угодно. А наш проект — это не байопик и не рассуждения о личности Николая Васильевича. Это лёгкая фантазия на тему Гоголя и его произведений. И, если кто-то на нас окрысится… Ну, слушайте, окрысятся так окрысятся. Я в таких случаях говорю: «Ребята, если у вас других проблем нет, если всё в семье нормально и больше заняться нечем — ну, крысьтесь».
— Да и сайт украинский «Миротворец» раскроет перед Вами свои объятия.
— А эти-то за что? (смеётся)
— За насмешки над образом простого украинского крестьянина.
— Да ради бога! Я, когда на всю эту ситуацию на Украине смотрю, у меня только один вопрос возникает: а как они будут откатывать назад? Они же не смогут жить без России. И в таком состоянии войны (а это состояние войны, пусть и не открытой, явной — то, что у них сейчас происходит) тоже не смогут существовать.
А возможные реакции на фильм… Бог его знает. Я слышал мнения, чтоСаша Петров на Гоголя совершенно не похож. Меня это так всегда забавляло! А его, Гоголя, кто-то видел? С ним кто-то знаком был? Кто-то может описать его точно? Мы знаем его лишь по портретам и по воспоминаниям тех, кто писал про Гоголя. И, если судить по этим книгам, у Гоголя там такое творилось — чёрт ногу сломит.
Поэтому не думаю, что режиссёр сериала Егор Баранов или продюсер Саша Цекало ставили перед собой задачу разобраться во внутреннем мире Николая Васильевича. Мне кажется, их поманила та атмосфера, которую Гоголь создал в своих книгах, миф, сотворённый им, о его собственной жизни. А ещё мне очень понравился подход Егора — чуть, знаете, с иронией: и к себе, и к тому, что мы делаем. С возможностью шутить, цитировать фразы из других фильмов. Я считаю, что искусство должно быть весёлым и здоровым. Так вот, это весёлое и здоровое искусство.
— Это же вечный спор последних лет о том, как относиться к классике: как к музейному экспонату, бережно смахивая пыль и точно следуя тексту вплоть до запятой? Или всё же допустимо её осовременивать, делая ближе и понятнее нам сегодняшним?
— Что значит «до запятой»... Раньше я был сторонником позиции: как написано, так и должно быть произнесено. Сейчас же спокойно отнесусь, если услышу некие изменения, но до определённой степени, естественно. А с осовремениванием классики... Тут я, видимо, расхожусь с театром и кино, потому что то, что они называют осовремениванием классики, я называю… Да никак я это не называю. Ни к современности, ни к классике это не имеет никакого отношения. У меня возникает ощущение, что я смотрю один и тот же спектакль. Я не чувствую разницы: Островский это, к примеру, или Чехов. И вот уже не нужны декорации, костюмы. Даже авторский текст не очень-то нужен: режиссёры берут и переделывают Шекспира, Булгакова так, как им удобно.
— А зачем?
— У меня этот вопрос тоже всегда возникает. И ответ один, к сожалению: потому что так, как написано, очень трудно. Потому что легче — в современном костюме, при двух фонарях. Затрат меньше: и материальных, и духовных. Ведь эмоции уже давно не проигрываются. Эмоции называются. Сказал «я тебя люблю» — и всё! И зрители обязаны в это верить, не требуя от актёра доказательств, что он действительно этого человека любит или ненавидит. Мы кричим про приверженность системе Станиславского, и при этом идём в такой далёкой параллели от того, чему учил великий Константин Сергеевич! Понятно, что всё вернётся на круги своя, а сейчас, видимо, мы проживаем такой вот этап. Честно скажу: мне он не очень интересен, этот этап. Но мы работаем, ищем какие-то возможные варианты существования. Как написал поэт, «времена не выбирают, в них живут и умирают». Поэтому — ну, такое это время. Будем в нём жить!
Магия «Ворот»
— В «Гоголе» ваш герой вдруг, потирая руки, произносит: «А не хлопнуть ли нам по рюмашке?» Этакий привет от вашего же Костика из «Покровских ворот». И зрители начинают улыбаться. Объясните, наконец, что скрыто такого в этом фильме, что любая цитата из «Покровских ворот» рождает в душе какие-то тёплые чувства?
— Я сам не знаю! Мы в театре совместно с агентством «Эффект Бабочки» решились на эксперимент под названием «Кино на сцене». Собрали актёров, поставили на сцене пюпитры с текстом, стулья, посадили оркестр — и начали читать «Покровские ворота». Вы не представляете, что это такое было. Я в жизни своей был участником многих успехов, но то, что творилось тогда в зале театра Ермоловой… Таких глаз, таких человеческих реакций я не видел очень давно. Моя жена мне говорит: «Олег, сзади нас сидел человек, он, видимо, поклонник „Покровских ворот“, потому что он повторял каждую фразу за секунду до того, как она была произнесена, он пел все песни!» А сзади Насти сидел Александр Кибовский, глава Департамента культуры. И это не только он так реагировал: на песне «Часовые любви» зал плакал. Миша Ефремов читал ту роль, которую играл Леонид Сергеевич Броневой, там вообще на каждой фразе были аплодисменты. Я не знаю, какую заразу вселил в нас Михаил Михайлович Казаков, это из серии необъяснимого.
— Когда это снималось, вы понимали, что творите реально на века?
— Нет, не понимали. Более того вам скажу: когда фильм вышел, ничего особенного не произошло. И не проснулся я знаменитым: каким был, таким и проснулся, и вышел на улицу. Я-то думал, что на меня все будут смотреть, тыкать пальцем: ах, Костик! Никто!.. Я шёл по улицам, ехал в метро — ноль внимания на меня! Видимо, это с годами количество показов перешло в качество, и фильм стал неким символом поколения. Такой символ возникает у любого поколения, даже у тех, кто сейчас не знает автора «Войны и мира». Из их жизни тоже что-то будет уходить, и появится какой-то объект, который будет, словно магнит, тянуть тебя в твоё прошлое. «Покровские ворота» стали своеобразным островом воспоминаний о том, что ушло. Островом радости, островом молодости, беззаботности, безответственности, граничащей практически с хулиганством в хорошем смысле этого слова. Это остров того, чего никогда у тебя в жизни уже не будет. Казакову же тогда ещё и 50 лет не было, когда он снимал «Ворота», но он смог почувствовать, что этот остров обязательно когда-то образуется у всех, — где-то в памяти, в подсознании — и ты всё время будешь туда возвращаться.
«Мозги надо иметь!»
— Школьная пора на носу. А с началом учебного года вновь начнутся и дебаты о том, сколько классики нужно оставить в школьной программе. Потому что тяжело детишкам её читать, да и плохому она научить может: один старушку зарубил, другая в речку кинулась. Вы сторонник какой точки зрения? Надо школьникам жизнь облегчать, или пусть читают?
— Я как-то не очень занимался проблемами образования, но, знаете, заставить читать невозможно. С другой стороны, как говорил Шостакович, чтобы полюбить музыку, её надо слушать. Для того чтобы полюбить чтение как процесс, как способ познания, нужно читать. Так что, может быть, надо заставлять людей читать. И то, что нас в детстве заставляли читать, — не думаю, что это плохо. Да, нас это бесило, нас это раздражало. Мы не понимали, зачем нам нужны эти монологи Фамусова, Чацкого. Но боже, как приятно сейчас, когда ты к месту вспоминаешь нужную цитату.
Да и не так всё плохо: сейчас и молодёжь, и не молодёжь книжки читает. И появляются новые писатели, поэты. Но их никогда не было много, читающих. А уж начитанных — тем более.
— Тем не менее, когда нас не жалели и в школе мы читали все 4 тома «Войны и мира», общий уровень общества был намного выше.
— Согласен, у нас общий уровень пал ниже плинтуса. И, уж если называть, в чём провалилась внутренняя политика нашего государства, так именно в этом: воспитание, культура, образование.
Сейчас вспоминаю, как же я клял своих родителей (прости, господи!) за то, что они меня отдали на скрипку и что я должен был ходить в музыкальную школу. И до какой же степени я теперь им благодарен, что они меня приучили к миру музыки, что были настойчивы в своём желании: мне тогда 6 лет было. Я что, соображал что-то? Напротив, несколько раз я хотел эти занятия бросить, но они мне не разрешали. Благодаря их настойчивости я стал слушать музыку, я стал любить музыку, и сейчас могу считать себя очень музыкальным человеком. Поэтому да, надо заставлять. Не под дулом автомата, конечно, а спокойно.
— К слову про автоматы… Люди друг с другом воевали всегда: за землю, за деньги. Но теперь-то всё чаще с культурой воюют: с книгами, памятниками. языком. Ну что культура им плохого сделала?!
— Ну откуда же я знаю? Если об этом серьёзно думать, можно с ума сойти.
— Культура же должна нас делать лучше!
— Конечно, по идее…
— Она должна нам объяснять, какие поступки можно совершать, а какие нельзя. А на самом деле она становится объектом, на котором вымещают всю злобу.
— А вы посмотрите, насколько всё стало политизированным. Мы когда по столько раз на дню смотрели новости? Чтобы они к нам изо всех точек лезли: из интернета, радио, телевидения? Садишься в машину — там новости, включаешь телевизор — там новости или какие-то ток-шоу, политические, обсуждения трёхчасовые. Невозможно всё это слушать! А что для человека является воплощением другого народа? Культура! И, если хотят сделать из другого народа врага, культуру и громят: то, что оставляет след в истории. Не Госдума же в веках останется, а книги, картины, памятники. Можно ли этим людям объяснить, к каким последствиям эти погромы приведут? Не знаю… На мой взгляд, всё это комплексы дикие. На государственном уровне. И определённое бессилие. Это я не к тому, что мы абсолютно бескомплексные и всесильные, но ситуацию воспринимаю именно так.
— XXI век на дворе, мы все в гаджетах, — и стар, и млад — мы вот-вот голову пересадим с одного человека на другого, мы чего только не умеем делать: от полёта к звёздам до изъятия недр. Но сами-то мы не меняемся!
— Как? Мы меняемся!
— Ну да, хуже становимся.
— Это да. Неслучайно же возникла тема апокалипсиса: он настанет именно потому, что мы хуже становимся, а не лучше. Если бы мы лучше становились, зачем он нам был бы нужен-то? Вы посмотрите сегодняшние фильмы: они почти все про космос, про порталы в другую реальность, про необъятные пространства. Человечество почему-то начинает про это очень сильно задумываться.
— Может быть. Понимаете, все антиутопии, которыми мы когда-то зачитывались, — они все воплощаются. Мы сегодня в этих антиутопиях существуем. Нам только кажется, что мы живём в свободном мире. В свободном мире давно уже никто не живёт. Нам только осталось своими руками камеры в каждой комнате поставить. Чтобы Большой Брат следил за тем, что в этих комнатах происходит, объясняя: «Ребята, это ради вашей же собственной безопасности! Мы делаем это для вас, чтобы вам, когда вас нет дома, бомбу не подложили». Не осталось ни одного человека, про которого невозможно было бы узнать полную информацию: понятие «личная жизнь» отсутствует. Молодёжь даже не задумывается над тем, что это такое: неприкосновенное личное пространство, куда доступ чужим запрещён. Запретов этих больше не существует.
— С одной стороны, человек — животное стадное. С другой, из-под этого всевидящего ока как-то же надо выбираться, как и из всего процесса в целом.
— Да никак из него не выйдешь: эти процессы идут помимо нас. Мы несёмся где-то в безмерном космосе — бж-ж-жиу — с огромной скоростью и будем дальше нестись. Просто нужно помнить, что этот поток может тебя смыть, может полностью тебя растворить. Что он может сделать гадость. Что ты даже не заметишь, как он тебя поработит. Ты будешь чувствовать, что это твоя родная среда: вокруг давно уже кислота, которая тебя разъедает. Но это умение, оно же зависит от человека, от его мозгов.
— То есть голову всё же надо иметь?
— А это вообще не обсуждается!