Никита Михалков: настоящая свобода – когда тебе не нужно выбирать

Председатель Российского Фонда Культуры, кинорежиссер Никита Михалков. © / Сергей Пятаков / РИА Новости

Учебные спектакли, которые ставят в Академии кинематографического и театрального искусства Никиты Михалкова по рассказам Чехова и Бунина, называются «Метаморфозы». Изменение, трансформация, путь из точки А в точку В — в этом смысл, суть, уверен режиссёр. На мастер-классе для слушателей Академии Михалков постарался объяснить, как эту суть увидеть — и в русской классике, и в самой жизни.

   
   

О хайпе на классике

— Сегодня про некоторые спектакли говорят: ах, это новое прочтение классики!.. Чеховские три сестры — лесбиянки, барон Тузенбах — гомосексуалист. Гоголевский Городничий — генерал-полковник КГБ… Знаете, что про это сказал бы сам Чехов? «Играйте “Гамлета” как хотите, только делайте это так, чтобы не оскорбить Шекспира». Когда ты движешься в глубину Чехова — ради Бога. Но когда ты ставишь свою фамилию рядом с Чеховым на афише и практически ничего не оставляешь от сути того, что он написал, на что ты рассчитываешь? На то, что люди изумятся: «Вот это да!» — и всё тебе простят? У тебя есть масса идей, как сделать пьесу современной? Так напиши ее сам! Или закажи кому-нибудь. Но не переиначивай Чехова и Достоевского. Когда ты берешь за основу произведения великих писателей и ради хайпа выдаешь то, что делаешь, за новое слово в искусстве, ты просто обманываешь зрителя.

Инфантилизация людей доходит до предельного уровня сегодня, когда человека до 40 лет считают молодым. Эта инфантильность видна в отношении ко всему, в том числе и к профессии.

Да, традиция — это передача огня, а не поклонение пеплу. Но новое прочтение заключается не в том, КАК ты это изложишь, а в том, ЧТО ты сам чувствуешь, понимаешь и можешь передать. Помочь зрителю увидеть то, что он до этого в пьесе или рассказе не видел. Треплев в чеховской «Чайке» — прелестный человек. Искренний. Но неталантливый! И Тригорин — циник. Но талантливый. Треплев мог бы быть замечательным учителем, к примеру. Да кем угодно! А он пытается быть писателем. Но не может. В пьесе такие детали есть для раскрытия этого характера! Какое унижение испытывает Константин Треплев и из-за ревности к матери, которая влюблена в его соперника Тригорина, и из-за ревности к тому, что тот талантливее. Из-за этого унижения Треплев перешагнул через свои права. Он замахнулся на то, что ему не по силам. Очень многие ведь думают, что могут только потому, что хотят. Ан нет! И тут такого можно наиграть… Вот они вечером в саду смотрят спектакль, поставленный по пьесе Треплева. Аркадина, которой страшно неловко за неталантливого сына перед любовником. И которой очень нравится Тригорин. Но они все еще скрывают свои отношения. И Треплев, который смотрит на все это. А еще сыро в саду. Стулья влажные. Из-за этого задница мокрая. А надо сидеть... А тут мама, которая все понимает. Но это — её сын… Сколько тут спрятано, в этой вещи, которую ещё сам Чехов называл комедией.

О мире, впавшем в детство

Инфантилизация людей доходит до предельного уровня сегодня, когда человека до 40 лет считают молодым. Эта инфантильность видна в отношении ко всему, в том числе и к профессии.

Смотрите, насколько инфантильно, безответственно сегодня существует режиссура. Ярчайший пример этому — сериалы. Не спорю, есть среди них и прекрасные работы, и большие режиссёры сегодня уходят в эту сферу, потому что деньги там те же, а аудитория — стократно больше. Но уровень погружения в материал невероятно примитивный. Сегодня органично сказанная фраза считается верхом мастерства. И мы, актеры, теряем уважение зрителя, потому что не затрачиваемся. Нам ничего не надо. Мы понимаем, что от нас требуется только самое элементарное — органика.

Что мы умеем? С чего начинаем? Что является отправной точкой в выборе профессии? Слава, известность, успех — это понятно и естественно. Честолюбие порой бежит впереди человека. Это естественно для людей, которые берут на себя бремя публичной профессии. В своё время Юра Богатырев, который снимался у меня и в «Механическом пианино», и в «Свой среди чужих», жаловался, мол, простоял 10 часов за туалетной бумагой, и никто его в этой очереди не узнал и вперед не пропустил. «Я уж и так голову поворачивал, и так, — говорил он. — Они же каждый вечер «Два капитана» смотрят! И никто своё место мне не уступил!». Я его тогда утешил: «Ты даже не представляешь, какой ты счастливый! Если тебя не узнают, это значит, что в ролях ты умеешь быть разным, а не стал жертвой одного образа».

Современного зрителя очень легко обмануть. Очень! Потому что его приучили к обману. Ему в массе своей скучно смотреть то, над чем нужно думать.

О зрителях, которые обманываться рады

Что такое самое высокое по результату в кино или в театре? Сопереживание. Когда зрителю, словно ребенку, хочется кричать со своего места в зале: «Не ходи туда! Не трогай ее!». А не чтобы он сидел, снисходительно кивая головой: «Мда, какой нехороший он человек!» Добиться этого можно только тогда, когда внутри тебя — энергия, будто струна натянутая. И если ее нет, то вы меня не обманете всеми этими дешёвыми приёмами: сейчас мы тут спляшем, громко что-нибудь скажем хором, а потом будем быстро двигаться. Нет, за всеми этими шевелениями — пустота! Как когда-то говорил один известный режиссер про другого — «вулкан, извергающий вату».

   
   

Но современного зрителя очень легко обмануть. Очень! Потому что его приучили к обману. Ему в массе своей скучно смотреть то, над чем нужно думать. Искусство — это точка зрения. Но зрителю сегодня не интересна моя точка зрения, его больше интересуют внешние стороны того, что происходит на экране. К счастью, он уже насытился теми зрелищами, что были внове 30 лет назад. Это всё смотрелось потому, что подобные вещи было запрещено делать раньше. Но я считаю, что прав был один старец, сказавший: «Жестокая правда без любви есть ложь». Если ты не заставляешь меня сострадать даже самым жестоким вещам, которые ты показываешь, если я не вижу твоего сострадания, для меня это зрелище разрушительное.

Вспомните фильмы 1970-х годов с Джеком Николсоном — наполненные, талантливые, с невероятной глубиной. А вы назовёте фамилии артистов, которые играли в «Аватаре»? Миллиарды долларов фильм по миру собрал. Но для меня это не основной критерий. Камерон очень хороший режиссер, но когда 300 человек рисуют тебе кадр за кадром, потом ты на хромакее это все снимаешь и высочайшего класса профессионалы-электронщики компьютерной графикой превращают это во впечатляющее зрелище — все-таки это в большей степени работа менеджера, а не художника! Есть и сейчас талантливые картины — но это штучная вещь: первый «Бегущий по лезвию» Ридли Скотта или его же «Гладиатор». Да, это кассовый блокбастер, но там есть живое. Однако большая часть того, что сегодня выходит на экраны — этакий интеллектуальный Макдональдс.

Проживём ли мы без этого? Мы только-только сейчас начинаем оглядываться по сторонам. Есть замечательный афоризм одного юмориста из Восточной Европы: какие тяжелые времена! Приходится обходиться без всего того, о чем наши предки даже не имели представления. Но мы же наше великое кино сделали без них. И литературу создали без них. Значит, что-то мы умеем?

Обесчеловечивание – это общая беда сегодня. У них и даже у нас. Мы видим, к чему это привело.

О силе искусства

Как говорил Бергман, искусство должно потрясать, попадая в душу и сердце, минуя промежуточную посадку в области интеллекта. Вот и Чехов — это поле с травой, где не видно тропинки. Ты ее увидишь, только когда на нее встанешь. А если еще и ветер дует, то ты вообще не заметишь, где она. У Хэмингуэя или у Леонида Андреева — там всё жирно, характерно, резко, талантливо. Но там нет вот этой вязи тончайшей, когда всё не впрямую.

Или Шекспир и Брехт — два великих драматурга. «Ромео и Джульетту» могут смотреть люди с совершенно разным образовательным цензом: и выпускники Оксфорда, и те, кто никогда не учился. И всё равно все всё поймут. Вот только выводы каждый из них сделает свои. Один скажет: «Это гениально» — и напишет сам прекрасную книгу, а другой под впечатлением в этот вечер не обидит жену.

Мне кажется, что высшая свобода это как раз, когда не нужно выбирать, потому что твой выбор уже сделан.

О потере ориентиров

Обесчеловечивание — это общая беда сегодня. У них и даже у нас. Мы видим, к чему это привело. Это то, про что говорил Иоанн Богослов, «последние времена» — разложение мира, стирание в принципе христианской этики, христианской морали. Когда не слышны протесты против того, чтобы Церковь освещала однополые браки — это же о многом говорит. Английский философ Тойнби сказал: «Великую цивилизацию нельзя завоевать извне, пока она не разрушит себя изнутри». Можете думать как хотите, но я скажу, как я думаю: сегодня мы единственная страна в мире (не беру Китай или Индию, это другая культура), которая может еще этому сопротивляться и сопротивляется. Именно поэтому происходит то, что происходит. Это противостояние, тянувшееся веками, сейчас пришло к своему пику. И тут мы или выстоим, или сломаемся.

О свободе и выборе

Как я отношусь к коллегам, которые покинули страну? Я не испытываю к ним ни сострадания, ни снисхождения. Да и потом: кто уехал-то? Те, кому есть куда ехать. И ради чего? Зарабатывали здесь, а тратили там... Знаете, я считаю так: это ты потом можешь разбираться с тем, что произошло. Но бежать в момент происходящего — это предательство. Среди уехавших, безусловно, есть талантливые люди. Но талант талантом, а совесть совестью. И справедливость — недаром же именно она всегда в России по-настоящему ценилась. Сегодня много обсуждают: раскол, не раскол... Вообще, я пришел к такому выводу: многие говорят, свобода — это возможность выбора, это верно. Несвобода — это отсутствие выбора, это тоже верно. Но мне кажется, что высшая свобода — это как раз когда не нужно выбирать, потому что твой выбор уже сделан. В том числе и об этом мы будем говорить в новом выпуске «БесогонТВ», который выйдет в эфир уже 1 апреля. Кроме того, совсем скоро мы запустим официальный телеграм-канал Бесогона, где, надеюсь, тоже сможем обсуждать те вопросы, которые волнуют и нас, и наших зрителей.