Неординарный слесарь. Как Олег Попов «переквалифицировался» в клоуны

Олег Попов. © / www.globallookpress.com

Это произошло на гастролях в Ростове-на-Дону. В его выходной день. В свои 86 лет артист продолжал активно работать.

   
   

Говорят, клоун — не профессия, а диагноз. Но для Олега Попова быть клоуном (или, как говорили в старину, ковёрным) стало смыслом жизни. 

Король смеха

Клоуном он был ярким, смешным, весёлым. «Солнечным», как его окрестили. Не «белым», не «рыжим» — как гласила старинная классификация клоунских масок, а великим «Золотым клоуном», королём смеха. Он дебютировал в 1951-м в Саратове, а уже через 6 лет, в 1957 г., получил две золотые медали на международном фестивале в Варшаве. Попова признает великим сам Чарли Чаплин, кумир его детства. Его будут принимать коронованные особы, а в Германии и Бельгии ещё при его жизни в его честь назовут улицы.

Попова — случай достаточно редкий! — ценили и на родине. В 40 лет дали звание народного артиста, чаще других отправляли в заграничные гастроли (спрос на Попова был огромен). Притом что в КПСС Олег Константинович вступать отказался. «Клоун-коммунист — это смешно!» — объяснял он. Его имя стало своеобразным знаком качества. «Олег Попов? Значит, точно смешно!» Смешить людей, получая от них в ответ аплодисменты и понимание, — это было главным делом его жизни. Его и в последний путь проводили овацией — как по традиции провожают великих артистов.

Его решено похоронить в Германии, где артист жил и активно выступал 24 года. Но гражданства немецкого так и не принял. И языка немецкого не выучил. Говорил: «Я — русский человек!»

   
   

«Я жду зрителей»

В Европе он выступал в цирках-шапито под псевдонимом «Счастливый Ганс». У кого-то этот факт может вызвать усмешку — звезда клоунады, чьи репризы вошли в золотой фонд мирового циркового искусства, а выходит на манеж в передвижных шатрах. А он, может, и таил в душе обиду на страну, которой своими гастролями принёс тысячи золотовалютных рублей и которая, рухнув, оставила его ни с чем (все его награды, включая ордена Трудового Красного знамени, орден Ленина, после перестройки ценились разве что на чёрном рынке). Но продолжал заниматься любимым делом. До последних дней жизни оставался в прекрасной физической форме — подтянутый, жилистый, лёгкий. Глядя на него, даже представить невозможно, что в детстве его дразнили «жирным». Сам он планировал служить в цирке до 80 лет. А вышло — на 6 лет дольше.

«Я не жду смерти — я жду зрителей» — так, по словам его дочери Ольги, часто говорил великий клоун. В Германии он жил в небольшом городке Эглофштайн, недалеко от Нюрнберга, со второй супругой — Габриэлой, которая была почти на 30 лет моложе артиста (первая жена, Александра, с которой Олег Константинович прожил 40 лет, умерла от рака). А в Россию впервые после длительного перерыва вновь приехал в 2015-м. Есть поразительные документальные кадры: на них «Солнечный клоун», уже загримированный для выступления, в своей знаменитой кепке, плачет как ребёнок: «Я очень рад, что вновь стою на русской земле». Он был искренне изумлён, что его до сих пор здесь помнят и любят, а к старым зрителям прибавились новые: «Мне казалось, цирк вообще стал немного забываться повсюду. Вот я и думал: всё, надо заканчивать выступать. Но после такого приёма решил свой срок продлить».

Азбука манежа

Обласканный любовью зрителей, наградами, вниманием сильных мира сего, он казался везунчиком по жизни. На самом же деле Олег Константинович рано остался без отца (тот был арестован). Мать снова вышла замуж. А сына устроила учеником слесаря на полиграфический комбинат «Правда» (семья уже переехала в столицу). Паренёк параллельно с работой пошёл в кружок акробатики при Дворце спорта. Там познакомился с ребятами из циркового училища. Тайком от матери поступил туда, получил диплом «эксцентрик на свободной проволоке» (одну из золотых медалей, кстати, он получил именно за такой номер). Он вообще умел многое — жонглировать, выполнять сложные акробатические трюки. И справедливо этим гордился — «азбуку манежа» он знал. Но на просьбу рассказать, почему в качестве дела всей жизни выбрал цирк, отшучивался: мол, в цирковом училище студентам хлеба давали 650 г, а на производстве — на 100 г меньше. Он, замечу, и в клоуны «переквалифицировался» случайно: в саратовском цирке, где служил Попов, нужно было срочно заменить сломавшего ребро конферансье. Олег Константинович и заменил.

В этой роли его заметил другой выдающийся клоун — Карандаш (Михаил Румянцев). С ним Попов и начал работать — Карандаш позвал его в Москву, в свой коллектив. Слесарное же мастерство клоуну пригодилось: реквизит для своих номеров Попов мастерил сам. Однажды для одной из реприз собрал ослика (на заводе этот заказ исполняли чуть ли не всем цехом, старались, чтобы вышел как настоящий — не уродца же какого такому клоуну отдавать. А ему был нужен именно такой — чуть уродливый, гротескный). Возможно, он и слесарем стал бы неординарным.

...Один из дней его рождения пришёлся на гастроли. И 20-тысячный стадион в Чили стоя приветствовал его, клоуна-ковёрного, задачей которого было, как правило, заполнять паузы между номерами. А он своим талантом заполнил мир. Как сказал после смерти Попова Эдгард Запашный, «нет сегодня среди цирковых ни одного человека масштаба Олега Попова». А ведь он, при мировой своей славе, не нажил никакого добра — ни дворцов, ни яхт. Однажды, когда уже жил в Германии, кто-то из поклонников прислал артисту чек на 50 тыс. марок. Попов отказался: «В СССР я для государства зарабатывал золото...» А ещё он говорил: «Каждый человек на этой земле должен оставить чистые следы — ведь ему по ним возвращаться». После него останутся не только следы — образ: чистый и яркий. Человека, который носил в авоське солнце. И дарил его людям. Он учил нас смеяться — смеяться по-доброму, так, как смеются дети... А любой артист знает — заставить зрителя смеяться гораздо труднее, чем заставить плакать.

Говорят, была у Попова любимая притча. Пришла смерть за артистом цирка. Стучит в дверь. А соседи отвечают: «Нет его, на гастроли уехал». «Ладно, — говорит смерть, — тогда заберу другого». Проходит год, опять стучится смерть с косой к циркачу. И опять: «Нет его, на гастролях».

Так и ушла ни с чем.

В этот раз смерть забрала своё...

«Я счастлив!»

Живя в Германии, с российскими журналистами Олег ­Попов общался редко. Но для корреспондента «АиФ-Европа» он всё же сделал исключение. Самые интересные фрагменты беседы мы напомним.

— Олег Константинович, вы уже почти 20 лет живёте за границей. Ностальгии нет?

— Понимаешь, ностальгия — она грызёт тогда, когда человеку делать нечего. А у меня есть цирк. Это вся моя жизнь!

— А какой у вас здесь дом — русский или немецкий?

— (Смеётся.) А чёрт его знает, сам не разберу. Но уютный, мне нравится. У меня там есть свой уголок, где иконы. Это чтобы русским духом пахло. И старый цирковой реквизит и книги. Собираю ещё русские фильмы. А также фильмы Чарли Чаплина, у меня их довольно много.

— А откуда взялась ваша знаменитая клетчатая кепка?

— Кепку нашёл случайно. Снимался я на «Мосфильме» году в 1961-м, кажется, и, копаясь в реквизите, наткнулся на неё, примерил. С тех пор я в кепке.

— Вы всегда в прекрасной физической форме, бодрый, подтянутый! Как вам это удаётся?

— Спортзал ненавижу!

— Ну а зарядку? По утрам что делаете, когда просыпаетесь?

— Глазами хлопаю, вот и вся моя зарядка!

— Но о здоровье как-то заботитесь?

— Ну конечно. Нельзя себя травить. Слава богу, что я ходил по проволоке в своё время, сразу после окончания цирковой школы. Поэтому пить не приучился. И не курю! Я в юности слесарем работал. Все ходили часто на перекур, а я один — в цеху. И думаю: что ж я тут один-то сижу? Достал гавайскую сигару, чтоб удивить всех. Пришёл в курилку, а там туман, как в парной. Ни хрена не видно, кто где сидит. Закурил я свою сигару, затянулся три раза, а ею, оказывается, нельзя затягиваться. И упал в обморок. Очутился в больнице. Для меня это была последняя сигара-папироса.

— Вы своей жизнью довольны?

— Да. Раньше вставал, не смотрел в окно, всегда занят: репетиции, представления. А теперь живу для себя. Хорошо это, но хотелось бы, чтоб чуть раньше, когда моложе был. Понимаешь, я всю жизнь был кому-то обязан: то Госцирку, то семье. А сейчас я никому ничего не должен. Я — свободен. И я — счастлив!