Народная артистка РСФСР, признанная красавица советского кинематографа Жанна Болотова 19 октября отпразднует 80-летие. «АиФ» собрал самые трогательные воспоминания и мысли нашей кинозвезды, которыми она делилась в беседе с журналистами нашего еженедельника.
«Советские люди понимали: что-то идёт не так»
– Последняя наша с Колей картина – «Запретная зона» 1988 г. (Муж – режиссёр, народный артист РСФСР Николай Губенко. – Ред.) Очень люблю этот фильм, хотя он тяжёлый для зрителя. И вообще тяжёлый. В каком плане тяжёлый? Я считаю эту картину пророческой. В ней показана не просто зона, по которой прошёл смерч и которую из-за этого огородили. Нет, я считаю, запретная зона была в нашей душе – в душе советских, искренне советских людей, которые понимали и чувствовали: что-то идёт не так. Но мы старались не думать о плохом в тот момент, когда в обществе затевалась перестройка. Уповали на будущее: сейчас-сейчас что-то изменится, выучатся и придут к власти новые люди. С университетским образованием, твёрдым, мощным. Ведь наше образование, я считаю, было лучшим в мире. Об этом говорит и академик Раушенбах – были опубликованы его замечательные дневники, в которых он писал: не дай бог кому-то придёт в голову сделать такую систему обучения, как в Германии или в Америке. Вот и наш ВГИК давал действительно университетское образование. Но в результате «реформ» не просто образование развалилось. Мы страну потеряли. Осознание этой трагедии было безумно тяжёлым. Коля не мог отказаться от своих взглядов ни на прошлую, ни на будущую жизнь, он не верил в капитализм, не восхищался теми благами, что нёс этот строй, – он не мог всё это принять. Так же, как и я.
«В жизни я не такая»
Мой образ на экране всегда очень спокойный, мягкий. А я совсем не такая в жизни. Кто со мной давно общается, хорошо это знает. По поводу чего я могла вспылить? Например, по поводу сборки картины – в этот период у нас с Колей случались сложные времена. Например, он на «Мосфильме» отбирал с оператором дубли к фильму «Из жизни отдыхающих». Иногда и я оказывалась рядом. Вижу: вот этот кадр хороший. Оператор Александр Княжинский возражает: «Там засвечен подоконник». Я всегда молчала при людях. Но уже дома говорила: «Зрители-то будут смотреть на меня, на подоконник им совершенно наплевать! Его никто не увидит». А оператор больше любил пейзажи...
Правда, иногда я высказывала своё мнение горячо. Ну слушайте, как тут не вспылить?! Я понимала, что Коля между двух огней, но в то же время была уверена: это же моя песня, которую мне не дают спеть! Вот важная финальная сцена, когда мы с Адомайтисом сидим на корабле, в ресторане: там же не хватает крупных планов! Для людей любящих необязательно разговаривать. Важны взгляды, важно, как дрожит рука, когда человек закуривает. А нас с ним показывают на общем плане, где этих деталей не разглядеть. То же самое в фильме у Козинцева «Гамлет» – Смоктуновский на общем плане. Ну кому интересны его худые ноги, когда звучит знаменитый монолог?!
Кстати, сценарий фильма «Из жизни отдыхающих» Коля создал за 24 дня. Взял путёвку за 23 рубля и поехал на юг в самый-самый обычный профсоюзный санаторий. И там всё написал.
«Соседи думали: там убивают»
Несколько раз я присутствовала на обсуждении, когда Губенко показывал свои картины редколлегии, худсовету. И думала: боже, почему же они не говорят, что вот это плохо, вот тут надо убрать? По дороге домой я молчала. Приезжали, ужинали, и потом я тихонечко что-то начинала из своих соображений высказывать. И начинался ну такой крик, что соседи думали, наверное: скоро там произойдёт убийство. Мы расходились, остывали. В какой-то момент Коля говорил: «Как ты можешь?» Я продолжала молчать. А потом он всегда соглашался. Например, в «Подранках» была сцена: мальчик погибает, и в небе летят журавли. Я говорю: «Знаешь, когда Хемингуэю показали фильм «Прощай, оружие!», снятый по его роману, там так же в небе уходили птицы. И он сказал: «А вот и птички». После чего Коля убрал эти кадры. Мы же воспитаны в одной мастерской. Одним нашим уважаемым учителем. Поэтому мы были настолько единомышленники, что нам даже не нужно было обсуждать ничего, мы всё видели и понимали с полуслова.
В единственном мы различались: Коле было присуще необыкновенно восторженное отношение к людям. Он влюблялся в них. Когда приезжал откуда-то, говорил: «Ох, я с таким человеком познакомился!» Приводит его в дом. А я чувствую: что-то не то. А потом Коля приходил в нормальное состояние, когда мог уже посмотреть на одно и то же с разных сторон. И действительно разочаровывался в этом человеке, охладевал.
«Мучилась, что совершила ошибку»
Наша с Николаем Губенко история любви... Мне никогда не нравились люди моего возраста, нравились люди, которые старше меня, – это закон жизни. Коля был мой самый первый друг на курсе. Симпатия у меня всегда была к нему – к этому удивительному человеку. Он был лучше всех, кого я знала. Что же касается замужества… За мной ухаживал очень хороший человек, в него многие девочки у нас во ВГИКе были влюблены – импозантный, безумно образованный. Он буквально добивался меня. (Художник Николай Двигубский. – Ред.) Но, выйдя замуж, я вдруг поняла: я не Татьяна Ларина, не смогу жить по принципу «я другому отдана и буду век ему верна». Я мучилась осознанием, что совершила с замужеством такую ошибку…
В тот период я посмотрела спектакль «Карьера Артуро Уи» с Губенко, который меня совершенно потряс. Я поняла, что растёт чудо. То, что Коля делал на сцене, – невероятно. Он же подготовился в цирковом училище, поэтому и сальто-мортале крутил, и по проволоке ходил, – это было явление уже не нашей вгиковской жизни, это было что-то отдельное, уникальное. Не на одну меня, кстати, он такое впечатление произвёл, потому что наш великий композитор Арам Хачатурян написал на программке «Какой замечательный спектакль». А Губенко тогда получил три предложения в разные хорошие театры. В общем, он поразил меня.
Я никак не могла решиться на разговор с моим первым мужем, страдала, что предаю человека, который меня очень любил. Мне было так его жалко, потому что я понимала: он довольно одинокий был, а тут нашёл меня – и всё, больше ему никто был не нужен. Поэтому я всё медлила, медлила. А Коля страдал и страдал. А в загс мы пошли так и вовсе только через 7 лет. Знаете почему? Как только Серёжа Соловьёв стал режиссёром, оказалось, что все, даже самые красивые актрисы, мечтают стать его женой. Я боялась, что такой же ажиотаж начнётся и вокруг Губенко. Поэтому я ему говорила: «Нет, давай так жить». А потом мы всё-таки расписались. С нами в тот день были режиссёр Лариса Шепитько, Наталья Рязанцева, которая как раз снималась у Ларисы, и моя подружка. Так мы впятером и отпраздновали наш загс. Нам не нужна была шумная свадьба, мы очень были счастливы просто оттого, что наконец вдвоём. Наши отношения длиной в жизнь – это такая история чудесная. Мне всегда хотелось быть рядом с Колей, быть у него на подхвате – и в бытовых вещах, и в творческом плане. Книги ему интересные подсовывать, статьи. Например, в спектакле «Нечистая сила» есть несколько цитат, которые я нашла.
Знаете, раньше мне казалось, что Губенко такой же, как все нормальные, хорошие люди. Но в какой-то момент я поняла, что он не такой, как все. Честный, отзывчивый, невероятно порядочный. Таким было его отношение ко всему – и к людям, и к деньгам, и к работе. Он ни разу не пропустил ни одного спектакля, ни разу не выпил рюмку перед спектаклем.
А для меня выбор в жизни был определён раз и навсегда: на первом месте в ней – Коля. Коленька мой.