В прокате идет исторический детектив Карена Шахназарова «Хитровка. Знак четырех», сюжет которого родился из объединения реальной экскурсии, проведенной писателем Владимиром Гиляровским (Михаил Пореченков) для актера и режиссера Константина Станиславского (Константин Крюков) по московскому району Хитровке и рассказа Артура Конан Дойла.
Перед премьерой картины aif.ru поговорил с Константином Крюковым о том, кем он видит в этой истории своего героя, о новых точках зрения на популярных персонажей и знакомые сюжеты, про работу с Михаилом Пореченковым, а также о большой актерской династии Бондарчуков и о его увлечении драгоценными камнями.
Испытание для Станиславского
Игорь Карев, aif.ru: — Ваш герой — Станиславский, но из-за сюжета Конан Дойла возникает вопрос, кто он на самом деле — Шерлок Холмс или Доктор Ватсон?
Константин Крюков: — Я думаю, что Станиславский — скорее Шерлок, чем Ватсон, потому что процесс расследования преступления для Станиславского тоже испытание его собственной системы, которую он придумал, его актерского метода. И это логическое восприятие происходящего, свойственное и Шерлоку.
— Но дерется за него Гиляровский в исполнении Михаила Пореченкова...
— Да, это так. (улыбается). Не дают ему драться, все время защищают Константина Сергеевича. Но он и сам способен дать сдачи, просто на этот раз не получилось.
— А вообще, как думаете, имеет право на существовануууие подобная трактовка знакомых деятелей прошлого? Про них и мифы уже определенные сложились — те же Станиславский и Немирович-Данченко всегда идут рядом, в связке, а в фильме всё показано, как есть, со спорами, ссорами и разногласиями.
— На это у меня есть две точки зрения. Как артисту мне очень интересно играть такие необычные образы, это своего рода попадание в фантазийный мир, который во многом снимает ответственность за кондовую историческую правду. А без погони за супердостоверностью появляется гораздо больше свободы — ты вроде как играешь Станиславского, но это не настоящий Станиславский, а придуманный. Не биографическая картина, не историческое исследование — а развлечение. Но и с точки зрения зрителя мне нравится смотреть истории о конкретных людях в придуманных обстоятельствах. Получается не документальное кино, не биографическое исследование, хотя какие-то детали о жизни этого героя ты всё равно получаешь.
— Пожалуй, да. Чехова я, например, представлял себе совсем иначе... Да и не только я, думаю.
— Знаете, мы вообще вряд ли достоверно знаем, каким был Антон Павлович на самом деле. Даже в наше время при чтении книг представляешь себе автора вот так, при встрече они оказываются совершенно другими людьми, а при разговоре с третьими лицами ты узнаешь этих писателей с новых граней. Такой эффект возникает и в случае с выдающимися людьми прошлого, про которых у каждого, наверное, есть свое мнение. Но напомню, что выбранный для фильма жанр не предполагает фундаментального исторического исследования.
— Современные российские кинематографисты с осторожностью берутся за новые экранизации Шерлока Холмса, памятуя советский сериал с Василием Ливановым, который превзойти достаточно сложно. Стоит ли, на ваш взгляд, пытаться снова и снова снимать классические сюжеты Конан Дойла?
— Понимаете, сюжетов — и не только Конан Дойла, а сюжетов вообще — в принципе очень мало, если их разбирать с научно-драматической части. Поэтому их неизбежно приходится повторять, просто выбора нет. Кроме того, время, образы, технологии движутся вперед, появляются новые точки зрения, поэтому я только «за». Мне очень нравился американский сериал, где играла Люси Лью («Элементарно» — ред.) — появление в знакомой паре женщины, еще и азиатки с ее дико удивительной органикой было очень интересно смотреть. Так что если есть возможность найти новый взгляд на привычные вещи — почему бы и нет? Наверное, работа Станиславского в качестве детектива через его актёрский метод — это тоже новая точка зрения.
«Мы с Пореченковым и с вампирами боролись, и в Афгане служили»
— У вас часто случаются пересечения по фильмам с Пореченковым — вы снимались с ним, начиная с «9 роты», вашей дебютной работы. Как вы считаете, ваш дуэт уже сложился или же вам еще работать и работать над ним?
— Знаете, я очень счастлив, что со мной в этом фильме работал именно Михаил. Из всех наших общих проектов «Знак четырех» в прикладном смысле оказался и самым сложным — для примера, из 168 сцен я участвую в 159, а он — в 157. Это была такая совместно прожитая жизнь. Мы, наверное, с человеческой точки зрения во многом совместимые люди и друзья, а дружба работе помогает. Мы с ним уже столько всего делали — и с вампирами боролись, и в Афгане служили. Поэтому для моего Станиславского Михаил был очень заботливым и близким Гиляровским. Хотя я не уверен, что два этих человека в реальной истории были настолько близки и дружны.
— Историческая достоверность фильма, наверное, будет ещё обсуждаться. Насколько вообще много исторической реконструкции в фильме?
— О том периоде мало информации, потому что очевидцы старались не фиксировать то, что происходило на Хитровке. Но в фильме есть другие приметы того времени. Карен Георгиевич нашел пьесу с пометками Станиславского, и мы еще до съемок репетировали сцены спектаклей по этим уточнениям. Это был невероятный опыт. Всех, конечно, удивило, что Константин Сергеевич был максимально подробным в своих указаниях артисту, такое в наше время редко случается. Написано буквально всё — вышел, считая шаги, на эту точку, посмотрел наверх влево, подумал об этом, чуть-чуть поцарапал нос. Но, к сожалению, для полноценной исторической реконструкции было недостаточно материала.
«Бондарчуки — просто семья потомственных кинематографистов»
— Константин, вы очень редко соглашаетесь на интервью. Почему?
— Очень часто спрашивают белиберду — про семейную жизнь, что я люблю смотреть и есть. Это все неинтересно мне и, мне кажется, зрителю тоже.
— Личная жизнь артистов, пожалуй, интересна в любом случае. Но спрошу о другом. Вы входите в династию, основанную нашим знаменитым режиссером Сергеем Бондарчуком. А сейчас Бондарчуков можно назвать кланом?
— Наверное, да, хотя следует понять, что такое клан, как-то его определить. Но я думаю, что мы просто семья потомственных кинематографистов — сложно отрицать, что для нас профессия имеет ключевое значение и является частью семейной жизни. В жизни нашей семьи всегда присутствует работа, всегда обсуждается кино, мы всё планируем, исходя из того, у кого какая работа в кино в настоящее время. Мы к этому привыкли, и этому счастливы и рады, потому что с детства мы дома слышали в основном о кино. Я знаю, что много кто говорит про блат, про другие подобные вещи... но есть же потомственные шахтеры, потомственные строители, политики.
— На ваш взгляд, актерская профессия, неважно — в театре или кино — это ремесло или же должна обязательно присутствовать большая часть таланта?
— Думаю, по большей части это сложная работа, ремесло — и терпение. Талант, конечно, необходим и играет важную роль, но не ключевую — без трудолюбия и терпения талант никогда не найдет выражения. Я обычно привожу такой пример: приглашаю друзей или знакомых на съемочную площадку, причем на всю смену. Они, разумеется, в восторге, обещают остаться... но смена длится, как правило, 12 часов. А уже на третьем часу приглашенные начинают выть — им дико скучно, они не находят себе места, они не понимают, как можно так долго снимать одно и то же. Они даже удивляются — неужели в кино так проходит каждый день? Да, каждый день. Полчаса — перестановка света, потом две репетиции, ещё одна перестановка, потом ещё генератор перегорел. В общем, за день мы сняли 1,5-3 минуты и все довольны. Или недовольны, поэтому надо переснимать. К тому же у артистов в кино, как правило, нет системности в работе — работа то есть, то её нет, и всё зависит от того, какой тебе сценарий предложат. Иногда спрашивают, почему актер не играет те или иные роли? А он не может на это ответить — он выбирает из того, что ему предлагают. Так что мнение об актерской профессии очень сильно контрастирует с тем, какая она есть на самом деле. Но это не жалоба, просто актерство — не детский сад и не развлечение, это интересная, хорошая, фундаментальная, иногда утомительная профессия.
— Вы по образованию специалист по драгоценным камням. Сейчас есть время на то, чтобы заниматься этим непростым хобби или профессией — не знаю, как лучше назвать?
— Это тоже работа, и у меня всегда есть время заниматься драгоценными камнями, потому что профессия артиста не предполагает полную занятость. Ювелирное дело со мной с детства, хорошо знаком с этой средой, так что если кому-то из моих друзей нужно экспертное мнение про что-то интересное или редкое, я всегда с удовольствием берусь помочь. Это интересная профессия.
— А как обстоят дела с вашим собственным брендом?
— У меня был ювелирный проект, я им занимался лет пять, с 2009 года. Мы с партнером делали украшения очень высокого класса, они продавались и у нас, и на Западе. Но однажды мы поняли, что на русском рынке нет необходимости в брендинге и рекламно-креативных историях, и перешли на частные заказы. Сейчас, кстати, можно об этом подумать, потому что в связи со всеми обстоятельствами у нас есть, мне кажется, потребность в отечественных брендах, историях и впечатлениях, потому что любой товар в первую очередь продает впечатление, а это то, что нужно в любое время.