Карен Шахназаров: герой «Курьера», возможно, не вписался бы в новую жизнь

Карен Шахназаров. © / www.globallookpress.com

В повторный прокат выходит фильм Карена Шахназарова «Курьер». А накануне премьеры мы поговорили с режиссёром о том, сильно ли изменилась молодёжь с тех пор, как была создана картина про молодого бунтаря, почему наше кино так и не дотягивает до Голливуда и почему нам стоит равняться на Китай.

   
   

У бунтарей сложный путь

Валентина Оберемко, «АиФ»:– Карен Георгиевич, почему вы решили выпустить в повторный прокат «Курьера»? Ведь все, кто хотел, его уже и по телевизору не раз посмотрели.

Карен Шахназаров: – Киновед Антон Долин уже довольно давно занимается выпуском на экраны отреставрированных старых фильмов. Прошли повторный прокат «Сталкер» и «Солярис» Тарков­ского, «Калина красная» Шукшина, «Летят журавли» Калатозова. Очередь дошла и до «Курьера». На этих показах собирается своя публика, которая любит такое кино. Причём приходит самый разный возраст. Я считаю, что это благородная инициатива, таким образом хоть как-то сохраняется и популяризируется наше старое кино. Прежде чем запустить в повторный прокат, фильмы мы реставрируем: они же снимались на плёнку, а негатив стареет, появляются дефекты. Специальные программы всё это вычищают, и картина выглядит очень современно.

– Как вам кажется, современная молодёжь поймёт это кино?

– Конечно, поймёт. Проблемы-то те же. 17-летний юноша входит во взрослую жизнь, находится в конфликте со взрослым миром. Обычное дело. Поменяется мода, одежда, техника, но тут хоть сто лет пройдёт – всё будет то же. Ну мобильных не было тогда – и всё!

– А ваше собственное восприятие этого фильма изменилось?

– Я не сижу, не пересматриваю свои картины, не рефлексирую и не анализирую. Вообще мне кажется, я каким был, таким и остался.

   
   

– А вы можете сравнить молодёжь 1980-х и современную? Что хотели молодые люди тогда, что хотят сейчас?

– Это вам кажется, что между ними разница большая. Но если вы сегодня взглянете на XIX век, то молодёжь 1812 года и молодое поколение 1842 года для нас будут абсолютно одинаковыми. Конечно, каждое поколение утверждает, что нынешние молодые люди уже не те, что они стали хуже. Сколько себя помню, столько это слышу. Когда мне было 17 лет, нам тоже взрослые твердили, что мы бестолковые, что мы ничего не добьёмся, что слушаем всякую ерунду, рок и т. п.…

Я сам стараюсь не поддаваться на такие разговоры. Хотя, если сейчас подумать, герой «Курьера», возможно, и не вписался бы в новую жизнь. Возможно, его бы уже и на свете-то не было. У бунтарей путь сложнее. Но и в жизни они добиваются большего. Хотя могут и потеряться по дороге, есть риск, что можно сломать шею раньше времени.

Молодёжь всегда одинока. Я, когда молодым был, тоже считал себя очень одиноким. Это нормально – чувствовать своё одиночество. Это связано с ощущением собственной уникальности. Ты, такой единственный и неповторимый, идёшь в новый взрослый мир, ощущаешь его враждебность, опасность. Главный персонаж из «Героя нашего времени» Лермонтова тоже себя одиноким чувствовал, если помните.

– А сейчас вы чувствуете это одиночество или оно сгладилось со временем?

– Я бы не стал отвечать на этот вопрос. Для меня он слишком личный.

– Вы пригласили на роль в «Курь­ере» непрофессионального артиста. Сегодня модно приглашать в кино актёров из КВН, с эстрады, даже из спорта. Но пока никто не сказал, что кто-то из них сыграл гениально…

– У Феди Дунаевского роль получилась, потому что он был обычным парнем, который только что окончил вечернюю школу. Он не участвовал в КВН, не выступал на эстраде, не был спортсменом. Федя был абсолютно чистым листом. А те, из КВН, с эстрады, вроде бы артисты, но они все с претензией. Это очень плохо. Их трудно переломить, поэтому они и выглядят самими собой на экране и не вживаются в роль персонажа.

Кстати, Федя Дунаевский хотел сделать продолжение «Курьера». Он же режиссёрский закончил, как-то приходил ко мне. Я ему сказал: «Пожалуйста». Он даже сценарий написал. Но потом как-то у него всё это завяло.

На зрителя не смотрят

– А ради чего сегодня молодые люди идут на режиссёрский, снимают кино? Что миру сказать хотят?

– К сожалению, очень многие сегодня снимают фильмы ради фестивалей, а не ради зрителя. Когда я только начинал заниматься кинематографом, я про участие в фестивалях вообще не думал. Слышал только, что есть такой «Оскар» в Америке. В СССР фестивалей было мало, поэтому мы прежде всего ориентировались на зрителей, на мнение тех, кто будет смотреть наше кино. А теперь многие молодые режиссёры снимают для наград.

Хотя есть мнение, что наше массовое кино прежде всего ориентировано на заработок, на кассу. Но это не так. У нас вся система кинопроизводства искажена. Иногда смотришь фильм, который кто-то называет коммерческим, и думаешь: «А что в нём коммерческого-то?»

– Режиссёр Николай Бурляев постоянно говорит о том, что наш кинематограф надо уводить от рынка, потому что именно рынок погубил наше кино…

– Не соглашусь. Наоборот, нам надо выводить своё кино на рынок. Проблема в том, что наше кино из прошлого ушло, а на рынок так и не пришло. Получается ни то ни сё. Поверьте, неудобно на двух стульях сидеть. Советская система была достаточно эффективная, но сейчас практически невозможно туда вернуться, потому что придётся слишком много восстанавливать. Для этого надо советскую власть вернуть, чтобы было и Госкино, и ЦК, и отдел культуры в ЦК партии. Это же была целая система. Мне кажется, это уже маловероятно. Хотя в своё время я сам говорил: «Давайте вернёмся к Госкино». Ведь в мире есть всего две системы, доказавшие свою эффективность: советская, которая создала в стране мощную культуру с нуля, и американская, рыночная. Других успешных вариантов нет.

– Почему же мы не можем сдвинуться ни туда, ни сюда?

– Это уже вопрос к тем, кто принимает принципиальные решения на высоком уровне. Я лично считаю, что надо двигаться к рынку, причём нам надо идти к китайскому или индийскому рынку, потому что китайцы и индийцы его создали с жёсткими протекционистскими мерами. У них, например, очень трудно иностранную картину допустить до проката внутри страны, всего 20–30 картин из других стран попадает в их кинотеатры за год. Они защищают свой рынок, своих производителей. Боллливуд – абсолютно рыночное производство, они никаких дотаций от правительства не получают, но при этом выпускают картины, которые окупаются в прокате. Китайцы в год производят 700 картин, а индийцы – 1500. 

– У нас всё-таки пытаются идти по стопам Голливуда, даже фильмы и сериалы некоторые делают, как под копирку.

– У нас не особенно двигаются по стопам Голливуда, потому что у нас есть государственное финансирование кинематографа. Но оно существует без тех обязательств, которые налагали на кинематограф в советское время. Да, пытаются наши что-то скопировать, но пока сильно не дотягивают. Мы сможем достигнуть качественно голливудского уровня фильмов, если определимся с правильной системой в кино. Советское кино не было похоже на голливудское, но оно занимало очень почётное место не только в СССР, но и на мировых экранах. На Международный московский кинофестиваль приезжали с премьерами лучшие режиссёры мира – Феллини, Висконти, Коппола. Это было очень престижно. Наши режиссёры и артисты получали зарубежные награды гораздо чаще, чем сегодня. Почему? Потому что кино мы производили на высоком качественном уровне. Поэтому, повторю, сейчас нам надо определиться: либо полностью выходить на рынок и принимать все его условия, либо возвращаться в советскую систему кинопроизводства. Если будем продолжать сидеть между двух стульев, то вряд ли у нас что-то сдвинется в лучшую сторону.

– Вы как-то сказали, что у нас дефицит фильмов о простой жизни, о том, как люди ходят на работу, как дружат. Может, зрителям это неинтересно уже?

– А вы попробуйте, покажите! На мой взгляд, зрителям это будет очень интересно – ведь это же будет про них и для них. Но у нас кинематограф не зависит от зрителя, он вообще никак не ориентируется на зрителя! Если уж равняться на Америку, то можно было бы заметить, что там снимают не только блокбастеры про человека-паука, женщину-кошку или очередного маньяка. У них очень много картин о простой жизни. Нашему зрителю этого очень не хватает.