Глава Третьяковской галереи: «Наша задача – человеческую душу размягчить»

«Русскому искусству присуще стремление идти до конца – до абсолюта, до по­следнего, самого радикального решения», – уверена гендиректор государственной Третьяковской галереи Зельфира Трегулова.

Размягчить душу

Юлия Шигарева, «АиФ»: Зельфира Исмаиловна, Треть­яковская галерея избаловала нас мощными проектами. А что нынешней осенью вы приготовили такого, чтобы – ах! – и скорее бежать в очередь…

Зельфира Трегулова: Мы уже научились делать так, чтобы очередей не было, – на Репине нам это удалось, и при этом мы приняли 601 298 человек. Называю точное число, чтобы не думали, будто мы натягиваем цифру (смеётся). На самом деле очередь – это плохо. Ведь наша задача – человеческую душу размягчить, подарить сильные эмоции, впечатления, а не заставить людей испытывать раздражение от стояния в очередях. С другой стороны, мы прекрасно понимаем, что очередь – это дополнительный стимул, который заставляет других либо присоединяться к ней, либо в другой день, но всё же прийти на выставку.

Что касается главных проектов нынешней осени, на Крымском Валу это выставка Василия Поленова, которая открывается 17 октября. И интереснейший проект «Авангард. Список № 1. К 100-летию Музея живописной культуры», который поддержал банк ВТБ. Этот первый в мире(!) музей со­временного искусства был создан в 1919 г. в Москве, у его истоков стояли Василий Кандинский, Казимир Малевич, Александр Родченко, Варвара Степанова и другие художники. Мы бы очень хотели, чтобы и история этого музея, и сам факт его создания стали широко известны. Потому что сегодня господ­ствует мнение, что первый музей современного искусства – МоМА – был открыт в Нью-Йорке.

– Полотна для этого проекта пришлось собирать по заграницам, куда перекочевала большая часть русского авангарда?

– Чтобы воссоздать экспозицию Музея живописной культуры, пришлось перелопатить огромное количество архивов – нужно было точно определить, какие вещи в неё входили, куда они были отправлены. Ведь уже в 1924 году МЖК был превращён в филиал Третьяковской галереи, а в 1929-м существенная часть его коллекции была разослана по регионам. Будут принимать участие в выставке и лондонская галерея Тейт Модерн, и музей Людвига в Кёльне, куда попали работы из собрания МЖК, Национальная галерея Армении и, что для нас очень важно, музей в Салониках, хранящий вторую часть собрания Георгия Дионисовича Костаки. Я потому так подробно останавливаюсь на этом проекте, что это совсем другая история русского авангарда, которую ещё никто не рассказывал.

– Объясните, пожалуйста, что в русском авангарде такого, что заставляет мир до сих пор сходить от него с ума? И самые высокие цены на аукционах – на работы Малевича, Кандинского и пр.

– На самом деле цены на современное искусство – на того же Люсьена Фрейда – выше, чем на Малевича. Хотя недавно совершенно уникальный Малевич из частного собрания был продан за 86 млн долл. Думаю, объяснение простое – это был прорыв, прорыв по ту сторону поверхности зеркала, в принципиально иное измерение искусства. И случилось это – говорю с гордостью – здесь, в России. Ведь русской культуре, русскому искусству свойственно тяготение к мощнейшим обобщениям, к размышлениям о важнейших вопросах. Ему присуще стремление идти до конца – до абсолюта, до последнего, самого радикального решения. Поэтому именно русские художники, набрав невероятный потенциал, опираясь на достижения великих Пикассо и Матисса, осуществили прорыв и сформулировали идеи, определившие огромное количество художественных концепций ХХ века.

Великие соперники

– Внимание к авангарду объяснимо. А почему Поленов?! Айвазовский или Репин – понятно. Но Поленов-то не входит в топ-10 русских живописцев!

– Репин – абсолютно великий, что ж тут спорить. И выставка в Третьяковской галерее, и выставка, только что открывшаяся в Русском музее, доказывают, что он действительно выдающийся художник.

– А разве были сомнения?

– Конечно, были! Ведь Репина в течение многих десятилетий навязывали как высшую точку развития художественного мышления, из-за чего у многих, и у меня в том числе, возникало естественное отторжение. Мы, моё поколение, предпочитали ему Серебряный век, Серова, Врубеля (авангарда мы тогда просто не знали).

Когда принимаются решения сделать ту или иную выставку известного художника, учитывается множество обстоятельств: давно ли делалась большая выставка, как много нового мы успели за это время узнать, сформировался ли иной, лишённый стереотипов взгляд на этого художника. Взгляд, отталкивающийся от сегодняшнего дня, гораздо более объективный, чем десятилетия назад. Благо, идеологического давления теперь нет и можно спокойно сопрягать картину «Не ждали» Репина с «Явлением Христа народу» Иванова или с картинами, отталкивающимися от притчи о блудном сыне, чего никогда не замечали или не отмечали в этой работе в традиционном советском искусствознании.

Почему Поленов… Во-первых, ему 175 лет – юбилейная дата тоже учитывается, почему бы нет? Он родился в один год с Репиным, в один год они окончили Академию художеств, вместе писали работы на Большую золотую медаль, оба получили эту Большую золотую медаль и пенсионерскую поездку в Париж. И при этом стали невероятно разными художниками. Хотя и того и другого волновали важнейшие вопросы человеческого бытия, дающие возможность подняться над рутиной повседневного, – те, что сконцентрированы в текстах Священного писания, что ставила в своих произведениях русская литература. Толстой и Достоевский умели перекинуть мостик из дня сегодняшнего к глобальным рассуждениям – о христианстве, о важнейших проблемах человечества, проблеме выбора прежде всего, – это признают все. Но, увы, никто не писал о том, что картины Репина или Поленова – это рассуждение о том же. И подчёркивание Репиным несовершенства общества – это не критика буржуазно-капиталистического строя, как мы привыкли думать, а зеркало, которое художник ставит перед обществом, призывая его измениться, совершенствоваться. Вот и на выставке Поленова большая её часть – цикл, связанный с евангельскими сюжетами, включая – спасибо за это огромное Русскому музею – самое масштабное его полотно «Христос и грешница (Кто из вас без греха?)».

– Директор Эрмитажа Михаил Пиотровский в недавнем интервью горько пошутил, что музей сегодня – это нечто между храмом и Диснейлендом с уклоном в Диснейленд, к сожалению. А на ваш взгляд, музей сегодня – это что?

– Думаю, такой образ Михаил Борисович использовал, чтобы подчеркнуть: сегодня музей не может оставаться таким, каким был 100, 40 и даже 10 лет назад, потому что аудитория изменилась радикально. К сожалению, да, он перестаёт быть храмом, и в этом есть положительные стороны, потому что люди начинают чувствовать себя свободнее, комфортнее. Но для того чтобы прийти в храм, нужно пройти большой путь. А мы хотели бы, чтобы люди приходили к нам по гораздо более прямой и простой дороге. И гораздо чаще, чем они ходят в храм. Хотя то, что делаем мы, немногим отличается от того, что происходит с людьми в храме. Мы стараемся сделать так, чтобы, прикоснувшись к великому – произведениям искусства, – человек сделал шаг вперёд, стал чуточку лучше. А процесс постижения художест­венного произведения – он абсолютно бесконечен!