Гедиминас Таранда: «Танцуй так, будто последний раз выходишь на сцену»

Гедиминас Таранда. © / Кирилл Каллиников / РИА Новости

Гедиминас Таранда — знаменитый солист балета Большого театра. В 1994 году он создал труппу «Имперский русский балет». 26 февраля артист отмечает 60-летие. Накануне юбилея он ответил на вопросы «АиФ».

   
   

Ольга Шаблинская, «АиФ»: Гедиминас, в своё время вы были звездой Большого театра. Так сбылась мечта — танцевать у прославленного Юрия Григоровича?

Гедиминас Таранда: Во-первых, мечты о Большом театре у меня никогда не было. На самом деле я мечтал попасть в ансамбль Моисеева, я знал весь его репертуар, ходил к ним, смотрел, с ребятами общался. Они мне рассказывали, что проверяет Игорь Моисеев, перед тем как хочет тебя взять. Я знал всё, что надо знать, чтобы тебя приняли в ансамбль Моисеева. Но, когда пришел на госэкзамен в Московском хореографическом училище, вижу — в приёмной комиссии сидит Григорович.

Он мне поставил пять. Когда шло распределение, Софья Николаевна Головкина — она была директором училища — говорит: «Таранда, у вас приглашение от Юрия Николаевича Григоровича в Большой театр». Это для меня было громадной неожиданностью. Я стою: «Как?! Большой театр?» На распределении всегда сидел кто-то из партийных. Один из них, помню, такой мерзкий был. Посмотрел мои документы: «А я чего-то не пойму. У Таранды московской прописки, по-моему, нет?» Софья Николаевна говорит: «У него она уже есть!» Я делаю ей знаки: мол, это же неправда. А она мне в ответ — огромные глаза. Типа молчи! И снова уверенно: «Да-да, прописка у него есть». Я понял её игру, закивал: «Да, конечно, есть, уже есть». Так я попал в Большой театр. А до этого получил первую премию на Всесоюзном конкурсе артистов балета за номер «Я помню тебя, Орландо». Он был посвящен чилийскому патриоту Орландо Летельеру, который погиб. Конкурс проходил в Большом. Никогда потом такого успеха у меня не было: я восемь раз выходил на поклон. Будучи школьником 8 класса! Когда меня после этого ещё и пригласили в труппу Большого театра, я не мог поверить в происходящее. Это был восторг, счастье необыкновенное.

— Я только не поняла, а что там у вас с пропиской было в итоге?

— Дело в том, что мы с моей первой женой тогда ещё не были официально расписаны, но уже подали заявление в ЗАГС. Первая моя супруга была из военного городка в Подмосковье. Вот Софья Николаевна и сказала партийцу, что у меня прописка в Москве.  В общем, то, как я оказался в Большом театре, — воля случая. Думаю, мне везло. Просто везло.

— Как вам работалось с Григоровичем? Помню, я была как-то у него на репетиции в Краснодаре. Как же он, я извиняюсь, кричит на артистов, да ещё и в микрофон.

— Помню, когда мы были в Америке на гастролях, местные службы выпустили майку с портретом Григоровича на груди, а внизу было написано: «Кошмар!» Они услышали, как он на репетиции говорил артистам: «Кошмар!» Американцы меня спросили: «Что это значит?» Я говорю: «Конец света». И они выпустили эту майку с надписью. Она даже у меня дома ещё сохранилась с тех лет. Григорович действительно настолько требователен, у него такая стоит планка исполнения его задач!

   
   

Сами представляете, с какой он труппой работал. Владимир Васильев, Юрий Владимиров, Лавровский, Бессмертнова, Семеняка, Павлова — они задрали эту планку так высоко! Когда кто-то другой исполняет балет Григоровича и до той планки не дотягивается, для него это как будто когтями сердце дерут. Когда мы у него выступали, он тоже, конечно, давал дрозда, но мы эту планку пытались всегда удержать, для нас любая репетиция, любой прогон были как полноценный спектакль.

— А коронную фразу «Что с вами?» вы хоть раз от Григоровича слышали? О ней ходят легенды…

— О-о-о! Его легендарная фраза «Что с вами?» означала, что вам конец. Всё. Она подразумевала, что тебя снимают со спектаклей, ты больше никогда не выйдешь на сцену. «Что с вами?» — однажды я такое услышал от Юрия Николаевича, да. Мы приехали с гастролей из Мексики. Я был в очень плохом состоянии, очень уставший.

— Что с вами было?

— Я медитировал на пирамиды в Мексике. Как потом выяснилось, медитировал неправильно. В результате чуть не умер. Еле живой я станцевал спектакль «Раймонда». После спектакля Григорович подходит и говорит: «Таранда, что с вами?» У меня сразу всё упало. «Ты знаешь, куда ты вышел? Ты вышел на сцену. Завтра — ты только себе представь — у тебя ничего этого не будет. Ты вышел сегодня последний раз. Последний раз на сцену. Ты с чем будешь жить, если ты вот так позорно танцевал, как сегодня? Этого быть не может. Твой выход на сцену — это последний день твоей жизни, и он должен быть на пике, только на пике, ты не можешь свой последний день на сцене прожить внизу». И ушел. Ничего — ни ругани, ничего больше. Он на меня надеялся, что я буду на пике. А я был не на пике, я был внизу. Я понял, что должен умереть, но получить обратно его доверие. Эти слова Григоровича я запомнил на всю жизнь. Такого разговора у нас больше не было с Юрием Николаевичем. В каком бы ни был состоянии, я находил в себе ресурсы, чтобы выйти и отдать себя целиком на сцене.

Так что я Григоровича понимаю. Потому что он меня воспитал. И эта планка мне пригождается и в моём коллективе тоже. Я тоже ору очень часто. Ребята даже сняли клип: все мои фразы собрали и сделали из них песню. Очень смешно было. Правда. На юбилей мне подарили.