Писатель, драматург, режиссёр, актёр в интервью АиФ.ru рассказал о том, почему считает человека самым благородным и чудовищным существом на земле, о работе «на заказ» для банка, а также о новом совместном альбоме с группой «Бигуди».
Владимир Полупанов, АиФ.ru: На днях у вас с группой «Бигуди» вышел новый альбом «Человеку – человек». Песнями это сложно назвать, для меня это, скорее, театр музыкальных миниатюр. Вы выступаете в этом жанре, выпускаете музыкальные альбомы, чтобы после вашей фамилии, помимо слов «писатель», «драматург», «актёр», «режиссёр», было написано ещё «певец» и «музыкант»?
Евгений Гришковец: Музыкант – это человек, который может петь, играть или писать музыку. Я ничего этого не умею. Поэтому категорически против, когда меня называют музыкантом.
Для чего это делаю? Во-первых, иногда приходят замыслы сказать о чём-то коротко и метафорично. И никаким другим способом, кроме как с музыкой, этого не сделать... В литературе я полиформатный автор: пишу пьесы, эссе, рассказы, публицистику, романы. Но некое лирическое поэтическое высказывание мне малодоступно. Наверно, эти литературные опыты можно было бы напечатать в виде сборника коротеньких произведений, но не думаю, что это правильно. Как невозможно читать тексты Михаила Жванецкого самому, так и в этом случае: люди не смогут уловить интонацию, с которой это нужно читать.
Во-вторых, мы с лидером группы «Бигуди» Максимом Сергеевым соскучились по музыке, друг по другу. В марте прошлого года мы подготовились к большому гастрольному туру по Поволжью и югу России. Максим собрал новый состав музыкантов, отрепетировал. Это был большой трудоёмкий процесс. Мы сыграли один концерт в маленьком зале Екатеринбурга, и после этого всё отменилось из-за пандемии. Музыканты вернулись к другой своей деятельности. Получается, что работа была проделана напрасно. У меня большие сомнения по поводу того, будет ли у нового альбома концертное продолжение. Пока нет такой возможности.
— Почему сомневаетесь? Клубные концерты и даже большие фестивали на открытом воздухе сегодня разрешены.
— Мы не группа Pink Floyd, которая может выпустить альбом после долгого перерыва, и на её концерты миллионы людей во всем мире купят билеты, независимо от пандемии. У нашего проекта был свой немассовый зритель и слушатель. Мы много концертировали, но это были хорошие времена.
— Вы боитесь, что никто не пойдет на ваши концерты?
— Мы не этого боимся. Нам выступать негде. В филармонических площадках в большинстве регионов разрешена 50% рассадка. В этом случае мы будем играть себе в убыток. Какие-то музыкальные клубы в регионах, рассчитанные на 500-800 зрителей, в большинстве своём не выжили. И непонятно, возродятся ли вновь. Наш зритель как раз умещается в зале на 500-600 человек. В общем, пока мы не можем этого себе позволить.
Мы объявили о туре из 10 концертов в 2020-м году, но он был перенесён, а потом и вовсе отменён. Люди, купившие билеты, их сдали. Как их убедить в том, что мы всё-таки приедем? Приехать в город заранее, ходить по улицам и везде говорить, что мы приехали? Сейчас серьёзное недоверие к тому, что артисты приедут. Состоится концерт или нет? Никто не может дать гарантии.
— Недавно ваша дочь Наташа выпустила очередную песню, которая называется «Жёлтый жук». Сначала она писала тексты, теперь ещё и поёт. Если она станет поп-певицей, как вы к этому отнесётесь?
— Буду только рад. У неё есть вкус, необычный голос, свой взгляд. Она ни на кого не похожа. Если она станет хорошей инди-поп-певицей, от этого только всем будет лучше.
— То, что она делает, это всё-таки поп-музыка, без приставки «инди».
— Да, это поп-музыка, но не бессмысленная. Если человек поёт, и это ни на что не похоже, значит, ему на роду написано стать певцом. И это сделает нашу жизнь разнообразнее.
— Наташа должна была поехать с вами на гастроли в качестве бэк-вокалистки?
— Да, это были бы её первые гастроли. Мы так этого ждали, и этого не случилось.
— Но рано или поздно случится.
— Слабая надежда. Это очень тяжело, когда всё сделано, когда ты ожидаешь этих концертов. Мы же даже приехали в Волгоград, где в итоге концерты сначала перенесли, а потом отменили. Сложнее всего преодолеть настроение, ощущение облома. Максиму Сергееву нужно снова собирать группу, репетировать. А делать это, не имея никаких гарантий, что концерты состоятся, бессмысленно.
— Всем аукается пандемия.
— И в самой пандемии, и в том, как мы ее пережили, ничего хорошего нет. Я не из числа полуидиотических оптимистов, считающих, что пандемия дала нам много новых навыков, душевных сил, возможность переосмысления, катализировала творческий процесс.
В большинстве ограничений нет никакого здравого смысла. Если работают метро и наземный общественный транспорт, рестораны, вся сфера услуг, бессмысленно закрывать театры и не пускать людей в филармонические залы на концерты.
В начале пандемии мы шутили, что после её окончания будет всплеск рождаемости. Чепуха всё это. Сколько из-за этой пандемии не родится детей из страха. Люди же не идиоты. Страх от того, что это может повториться, и невозможность жизненного планирования останавливают. Сколько из-за пандемии не написано книг, потому что они потеряли свою актуальность, не снято фильмов и т.д.
— Но новый альбом вы же все-таки выпустили.
— Я понимаю, что этот наш альбом, состоящий из 8 песен и 1 инструментальной композиции, — капля в океане музыки, который ежедневно пополняется десятками тысяч новых произведений. Но кто-то наш альбом всё равно услышит, кому-то он понравится. Кто-то с музыкой, которую сделали мы, проживёт время, это будут 3-4 неповторимые минуты жизни. Это скромная задача, но достойная, и никаких других задач мы не ставим. Кто-то, возможно, благодаря этому альбому вспомнит наши былые заслуги, послушает 4 наших предыдущих альбома, последний из которых 11-летней давности.
— Одна из композиций нового альбома называется «Как их жалко». Вы жалеете иностранцев за отсутствие желания побывать в России, где «так хорошо», «полгода зима, полгода снег», за то, что они «наших песен не знают и не смотрели наше кино»?
— Это «шуточная» песня, с иронией. Она о тех, кого мы здесь называем иностранцами. Потому что они не знают о том, что является важной составляющей нашей жизни. Да, потому что им не хочется смотреть наше кино, слушать наши песни, неинтересно знать нашу географию и этнографию, нашу жизнь. Тот, кто приехал в Россию, если он не окончательный идиот, никогда про это не забудет. Миллионы людей, побывавших в 2018-м на чемпионат мира по футболу, даже если они были только в Волгограде или Самаре, уже не говорю про Питер или Москву, влюбились в нашу страну.
— Так прекрасна наша страна?
— У нас самая большая, сложная и особенная страна. Как в неё можно не влюбиться? Мы же здорово умеем принять, как они там не привыкли. Особенно в глубинке люди искренне распахивают свои дома и сердца для иностранных гостей. Я прекрасно помню, когда первые иностранцы появились в Кемерове. В какую они были диковинку. Человека могли прямо на улице пригласить к себе домой.
— В своей композиции вы признаетесь, что вам хотелось бы побывать в Бразилии, Японии, Сингапуре, Индии... Почему там, а не где-то ещё?
— В Европе мне скучно. Когда я нахожусь в Бельгии или Швейцарии, через 5 дней я готов завыть, впасть в уныние или пьянство. Что мне там делать? Наслаждаться памятниками архитектуры? Ну, да. Но мы уже всем этим насладились. Мне интереснее жить здесь и ездить по российским городам.
— Может, вы просто не знаете многих стран Европы так, как знаете свою страну? И потом, существуют «трудности перевода», язык другой.
— Меня как-то друзья спросили: «А ты разве не хочешь поехать в Лондон? Неужели он тебе не нравится? Может, ты его просто не знаешь». Он мне нравится, я там делал спектакль «Дредноуты», гастролировал. Я его хорошо знаю, понятно, что не как житель Лондона, но я там работал. Но я туда не хочу, потому что я там ничего не люблю. Мне после гастролей хочется вернуться быстрее домой в Калининград. Здесь мне многое не нравится, но многое тут я люблю.
И еще мне жалко моих европейских коллег, которые совсем не мечтатели. Они с детства, как мы, не мечтают о том, чтобы побывать в Новой Зеландии, например. Для нас это было почти невозможно, а для многих из европейцев это просто вопрос денег и времени. Мы, по крайней мере те, кто хочет жить лучше, гораздо больше трудимся, чем европейцы. У нас менее нормированная жизнь, мы работаем неэффективно, но намного больше, чем они. И мы при этом можем всю жизнь мечтать поехать куда-нибудь, но ТАК мечтать, как может мечтать только русский человек.
— И в итоге осуществить мечту.
— Совершенно необязательно, кстати. Большинство европейцев нелюбознательные люди. Мы мечтаем к ним приехать, а они к нам нет. Кого жалко? Разумеется, их. Потому что они ничего не знают о географии нашей огромной страны. Кто-то, может быть, слышал об озере Байкал или о Камчатке. Про Алтай, Дагестан, Красноярский край или Якутию они ничего не ведают. Можно приехать в Казань, оттуда отправиться в Чебоксары, а потом в Йошкар-Олу, побывав в гостях у татар, чувашей и марийцев. И везде разные языки, и всё это меньше чем в 1 тыс. км от Москвы.
Если хочется готических замков или средневековой архитектуры, то это в Европу, а если приключений на грани выживания, познакомиться с красивой барышней или душевно выпить, то это к нам. И приключение у нас будет настоящим, а не таким, что, как только запахло жареным, позвонил по телефону и решил проблему. Нет! Я еще удивляюсь, как они у себя там в Австрии или Швейцарии умудряются под снежные лавины попадать. Это какие-то совсем невезучие люди. А у нас под лавину можно попасть даже в степи.
— Но в скучном европейском консерватизме и упорядоченности жизни есть своя прелесть.
— Я и говорю, что для нас это скучно, а для них нет, поэтому мы всех жалеем. Китайцев, потому что их много, страна перенаселена, плохая экология, поэтому они болеют часто и едят всякую дрянь. Жалко их? Конечно, жалко. Как не пожалеть англичан? У них там всё время туман и дожди, очень невкусная еда и скучно. Жалко? Жалко. И американцев жалко, потому что они дураки, по нашему мнению. Бытует же общее мнение, что американцы — ковбои-придурки. Японцев мы жалеем потому, что у них мало земли. Жалко туземцев на дальних островах, потому что они ничего не видели, книжек не читали. И даже если будут читать Достоевского, Толстого или Борхеса, то ничего не поймут. Потому что это никак не связано с их жизнью. Бразильцев тоже жалко, у них хоть и проходит карнавал, но живут они бедно и в очень криминальной стране.
— Но американцы хоть и «придурки», побогаче нас живут; китайцы привели свою страну в порядок и сегодня являются самой путешествующей нацией в мире; японцы, хоть и на маленьких островах, тоже в массе своей более состоятельные люди.
— Зато у японцев очень маленькие квартиры, а у нас очень большие бани. Нормальный русский человек не сможет жить в Японии. Я не был в Японии, но бывал в Южной Корее. Там хорошо, но я бы не смог там жить. В Гонконге? Ни за что на свете, вы меня озолотите, я не смогу там жить. Поэтому мне всех их жалко. У какого-нибудь русского человека огород с гектар, забор покосился, две бурёнки, 15 куриц. Он ни фига не делает, гонит самогон. Но ему их тоже всех жалко, потому что они там все время вкалывают, а у него всё в огороде растет. Пресыщенная нищета.
— Есть в этом ущербность, согласитесь?
— В алкоголизме и нищете, конечно, есть несчастье. Да, у нас в основном не ухожено, но никакой ущербности в этом нет. Есть ли в этом что-то национальное? Наверное, есть. Не берусь об этом судить, но мы так живем. Какие к нам претензии? У нас все вопросы только к себе. У моих сограждан, земляков, героев, о которых пишу, которых знаю и люблю, у них все вопросы к себе, нам некого винить. У нас где-нибудь в пригороде Москвы англичане никого не травят, хакерские атаки на нас никто не осуществляет, никто в наши выборы не вмешивается. Мы сами всё фальсифицируем и подтасовываем.
— Будучи во Вьетнаме, я понял, что больше недели не могу там находиться. Мне там душно, влажно, жарко, невыносимо. И мне жалко тех, кто живет в жарких странах, не видя зимы со снегом.
— Но вьетнамцам же нормально. В Израиле в феврале 26 градусов тепла, звоню товарищу и говорю: «А у нас тут дождь». «Дай послушать», - говорит он. Там хорошо всем, кроме тех, кто туда приехал отсюда.
— В произведении «Детское время» вы утверждаете, что дети это не люди, а отдельная нация. Дети по-другому чувствуют время. Оно у них бежит по-другому?
— У детей оно не «бежит», а бесконечно медленно двигается. Время в детстве не имеет никакой ценности, наоборот, в марте хочется, чтобы апреля и мая не было бы вообще и сразу наступило лето. Школьные годы вспоминаются как огромный кусок жизни. В возрасте 12-13 лет смотришь на старшеклассников и не можешь представить, что пройдет 4 года и ты будешь таким же, — тебе кажется, что выпускного класса никогда не будет.
Многие дети в довольно раннем возрасте (в 5-7 лет) осознают неизбежность смерти. Она их пугает, но в процессе игр и вообще жизни они об этом забывают и поэтому живут так, как будто они бессмертные. Для детей нужно делать всё, чтобы они как можно дольше были счастливыми.
— Стеля детям соломку, создавая им условия для счастья, мы не оказываем им медвежью услугу, не делаем их инфантильными?
— Не думаю. Чем счастливее будет детство, тем сильнее будет заряжена батарейка и тем лучше человек проживет оставшуюся жизнь.
— Почему вы не заканчиваете фразу в композиции «Только человек…»? «И только человек…»? Что? Кто?
— Человек — самое отвратительное и самое прекрасное, самое чудовищное и самое благородное существо на земле. Человек может из простого удовольствия убивать животных, а другие люди готовы ценой своей жизни спасти животное.
— Например, Александр Липницкий (журналист, бас-гитарист группы «Звуки Му», коллекционер икон), который утонул в реке этой весной, спасая свою собаку.
— Совершенно верно. Или кто-то рубит наш лес и продает в Китай, а кто-то стоит в ночных пикетах, защищая лес от вырубки. Пикетчиков забирают в автозаки, отправляют в «кутузки».
— Раньше вы стихов не писали, но в новом альбоме есть и лирическая композиция с рифмой — «Синее небо».
— Да, для меня самого это неожиданно. Я впервые написал произведение с рифмой, которое можно условно назвать стихотворением.
— Что вас побудило? Восхищение бесконечностью Вселенной?
— Это очень занятная история. Никогда не работал на заказ, но отмена запланированных концертов поставила под угрозу выход альбома, и один крупный банк предложил профинансировать запись и выпуск альбома, что было довольно благородно. «Нам, конечно, неудобно вас об этом просить, — сказали мне в банке, — но всё же... Вы могли бы написать какое-нибудь произведение, чтобы в нём был упомянут наш корпоративный сине-голубой цвет?» «Ни за что, — подумал я. — Может, вскользь еще и банк упомянуть в произведении? Зашёл в банк, и настроение у меня улучшилось?» Но спустя время у меня легко родилось первое рифмованное произведение, которое мне очень нравится. Максим Сергеев написал чудесную музыку.
— Песня посвящена банку?!
— Нет. Но если бы меня об этом не попросили, эта музыкальная композиция, наверно, так и не родилась бы. Человеку хочется верить в то, что останется какое-то сознание, пусть без индивидуальности. Песня о том, что человек чувствует, когда представляет этот мир в отсутствие себя.