Эра Шостаковича: от травли до феноменальной популярности

Композитор Дмитрий Шостакович во время работы. © / Михаил Озерский / РИА Новости

Автор признания — композитор Дмитрий Шостакович.

   
   

В 1958 г. Анна Ахматова сделала на сборнике своих стихов дарственную надпись: «Дмитрию Дмитриевичу Шостаковичу, в чью эпоху я живу на земле».

Признание Ахматовой может показаться обычной любезностью. Однако является чистой правдой. Очень многие действительно были уверены в том, что XX столетие может называться не только «веком атома и космонавтики», но и «веком Шостаковича».

Сильнее смерти

Популярность Шостаковича в мире была феноменальной. Когда делегация деятелей советской культуры в 1949 г. прибыла на Всеамериканский конгресс в защиту мира, в прессе США её называли не иначе как «Дмитрий Шостакович и сопровождающие его лица». Журналисты пользовались именем Шостаковича для привлечения внимания к событию. Как-то композитор забежал в нью-йоркскую аптеку за аспирином. Пробыл там минут десять. А выходя на улицу, замер — один из продавцов устанавливал в витрине рекламный плакат: «У нас покупает Дмитрий Шостакович!»

У американцев короткая память — каждая новая сенсация вытесняет предыдущее увлечение. Исключений немного, и Шостакович — одно из самых ярких. К 1949 г. его триумф семилетней давности забыт не был. Тогда, в 1942 г., мир услышал его Седьмую симфонию, которую ещё называют «Ленинградской». Это событие подвинуло в новостях даже фронтовые сводки. В Англии 10 тыс. слушателей стоя приветствовали исполнение Седьмой симфонии в Альберт-холле. В Америку симфонию везли на военном корабле, с высшей степенью секретности — партитура была переснята на фотоплёнку. Ведущие дирижёры США почти дрались за право первого исполнения. Победил Артуро Тосканини, да и то лишь потому, что за ним стояла компания NBC, посулившая советскому посольству 10 тыс. долларов за право радиотрансляции. Сразу же после премьеры журнал Time поместил портрет Шостаковича на обложку, сопроводив пророческой надписью: «Под падающими на Ленинград бомбами он услышал победные аккорды».

В блокадном Ленинграде тоже исполняли Седьмую симфонию. Но премьера состоялась лишь 9 августа 1942-го. Музыкантов не хватало, их пришлось отзывать из действующей армии. Трансляция велась по радио и громкоговорителям городской сети. Поскольку линия фронта проходила почти в черте города, симфонию слышали и на той стороне.

Спустя многие годы дирижёра ленинградской премьеры Карла Элиасберга разыскали двое туристов из ГДР: «Мы запомнили тот день — 9 августа. Мы всё слышали. И поняли тогда, что проиграем войну. Мы ощутили силу, способную преодолеть голод, страх и даже смерть».

   
   

Держать удар

Обычно считается, что на неподготовленного слушателя классика действует усыпляюще. А тут такие сильные эмоции! Ближе прочих к разгадке таланта Шостаковича подошёл советский сказочник Евгений Шварц: «Его музыку не то чтобы понимали, но считали зазорным не понимать. Впрочем, многих его музыка и в самом деле задевала».

Попадание точное. Тут уместно вспомнить скандал, который разгорелся вокруг оперы Шостаковича «Катерина Измайлова». В 1936 г. ей была посвящена разгромная статья в «Правде» «Сумбур вместо музыки», написанная вроде бы с подачи Сталина. Вот небольшой фрагмент: «Музыка крякает, ухает, пыхтит, задыхается... Это воспевание купеческой похотливости...». А вот ещё парочка отзывов на ту же оперу: «Это свинская музыка — волны похоти так и ходят, так и ходят», «Шостакович вне всякого сомнения является наиглавнейшим порнографическим композитором во всей истории оперы». Автор первой фразы — композитор Сергей Прокофьев. Вторая взята из рецензии нью-йоркской газеты The Sun. Так что музыка Шостаковича действительно задевала — самых разных людей, вызывая у них совершенно идентичные эмоции. Это признак величайшего, филигранного мастерства, если угодно — признак настоящего гения.

Разумеется, Шостаковичу от этого было невесело. Его травили — и в 1936 г., и потом, в 1948 г., когда за «формализм» и «преклонение перед Западом» лишили звания профессора и изгнали из консерватории, обвинив в профнепригодности.

Другие, попав под такие жернова, молчали и замыкались. Но этот «нервный, дёрганый» человек прекрасно держал удар. Вот как о нём отозвался проницательный Михаил Зощенко: «Вам казалось, что он “хрупкий, ломкий, уходящий в себя, бесконечно непосредственный и чистый ребёнок”. Это так. Но плюс к тому — жёсткий, едкий, чрезвычайно умный, сильный и не совсем добрый...»

«Не обижайте людей»

«Не совсем добрый» — это вряд ли. Известен эпизод, описанный Евгением Шварцем: «Когда Шостакович женился, ему по невозможно дешёвым ценам купили обстановку. Мебель ничего не стоила. Комиссионные магазины были забиты. Шостакович, узнав, сколько за мебель заплачено, ушёл немедленно из дому. Он собрал деньги всюду, где мог, и заплатил владельцам настоящую цену».

Кроме абсолютного слуха этот человек обладал потрясающим чувством собственного достоинства. И чувством юмора. В 1928 г. его, совсем юного музыканта, знакомили с Маяковским. «Агитатор, горлан, главарь» протянул ему, не глядя, два пальца. Рукопожатия не последовало, и удивлённый поэт посмотрел наконец в сторону юноши. Тот, отвернувшись в сторону, протягивал в ответ один палец.

В «оттепельном» 1960 г. Шостаковича принимали в партию. Новоиспечённый член КПСС обязан был произнести речь. И он произнёс. Но как! После слов «Всем хорошим во мне я обязан...» по канону должно было идти: «...Коммунистической партии и советскому правительству». Однако Шостакович, выдержав подобающую паузу, выдал: «... моим родителям».

Сам он придерживался простой и честной формулы: «Делайте честно своё дело. Не обижайте людей, старайтесь им помочь. Не надо пытаться спасать сразу всё человечество. Попробуйте сначала спасти хотя бы одного человека».