«Помогая другим цепляться зубами за жизнь, выкарабкиваться из трясины наркотического ада или другой страшной болезни, ты вдруг переоцениваешь свою жизнь, начинаешь её больше ценить. И в этом смысле ещё вопрос, кто кому помогает больше…» – считает Елизавета Боярская.
Оголённые души
Сергей Грачёв, «АиФ. Здоровье»: Лиза, так получается, что в России, да и в других странах, людям с тяжёлыми заболеваниями или же просто оказавшимся в сложной жизненной ситуации, приходится рассчитывать не на государство, а на благотворительные фонды. Не секрет, что вы, как и ваш супруг актёр Максим Матвеев, не просто уделяете внимание благотворительности, а достаточно активно, плотно ею занимаетесь. Зачем вам это надо?
Елизавета Боярская: – Cмотря о какого рода благотворительности мы говорим. Например, мы вместе с актрисой Ксенией Раппопорт состоим в попечительском совете одного из центров реабилитации наркозависимых. И всякий раз, когда есть возможность, мы этих ребят навещаем, разговариваем с ними. Слушаешь порой какую-нибудь молоденькую девочку, ребёнка по сути, и в ужас приходишь: человек сидит на игле с самого детства! Я понимаю, наркозависимые – это не та категория, которая однозначно вызывает в обществе сочувствие. Но это тяжелобольные люди, они борются за жизнь всеми силами, и наше общение с ними, участие в их судьбе важно для них.
Так что благотворительность может заключаться не только и не столько в финансовой помощи. Это как раз самое простое: перевёл деньги – и вроде твоя совесть чиста. Нет, этого мало. Им очень нужна наша помощь, чтобы в наших глазах, в глазах окружающих они были не наркоманами, к которым испытывают презрение, к которым не хотят подходить, а чтобы в них поверили. Когда я общаюсь с этими детьми, вижу, как они пытаются выкарабкаться, как оголены их души, и в эти моменты получаю от них, возможно, даже больше, чем отдаю.
– Что вы имеете в виду?
– По-другому начинаешь смотреть на суетные проблемы своей жизни. Начинаешь больше ценить свою жизнь, ценить то, что у тебя есть. Именно они, эти ребята, учат тебя простым, но важным вещам…
– Задам провокационный вопрос: какой смысл бороться со следствием, то есть с зависимостью уже прошедших через ад наркомании людей, если наркотики по-прежнему доступны для молодёжи?
– Согласна, это очень страшно, что наркотики остаются доступными для детей. Но это не значит, что нужно махнуть на проблему рукой. При такой логике вообще многое теряет смысл, а это неправильно. Я сама искренне не понимаю, как это возможно, что среди бела дня на улице прямо у метро, например, могут раздавать курительные смеси спайс, от которых человек через два месяца превращается в овощ, и помочь такому зависимому уже практически нельзя. Раньше считалось, что это проблема преимущественно больших городов, но сейчас и в провинции все заборы, асфальт разрисованы рекламой этого яда.
Животный страх
– Когда с ребёнком случается беда и он становится наркоманом, очень часто окружающие – соседи, знакомые, кто угодно – винят родителей: «Недоглядели! Мало внимания уделяли ребёнку! Не смогли найти общий язык! Не объяснили, не предостерегли!» Таких историй и в актёрской среде, к сожалению, достаточно. В результате родители, чьи дети оказались в наркотическом плену, всю жизнь терзаются чувством вины, ставят крест на себе и на своей жизни тоже. Что думаете по этому поводу?
– Ответственность родителей никто, конечно, не отменял. Но ужас в том, что, будь ты хоть трижды суперзаботливой мамой или папой, бывают обстоятельства, когда уберечь детей фактически невозможно. Ну не можешь же ты изолировать ребёнка от мира! А мир не всегда доброжелателен. К тому же в подростковом возрасте дети часто оказываются самой уязвимой частью нашего общества. У них нет страха смерти, они хотят идти и поступать наперекор родителям, всем полученным установкам. И речь не только о трудных подростках. В группе риска и вполне, казалось бы, уравновешенные, спокойные детки из благополучных семей.
– Вы лично проходили через это? Всё-таки вы из богемной семьи, про таких, как вы, говорят «золотая молодёжь»…
– Нет, никакие наркотики я никогда в жизни не пробовала! Я испытываю просто дикий, животный страх перед ними. Я даже в мыслях этого не допускала. Очень бы хотелось думать, что вот этот защитный страх передаётся на генетическом или каком-то другом уровне и мои дети будут испытывать подобные чувства по отношению к наркотикам и вообще ко всему, что может вызвать губительную зависимость. Сама я и к азартным играм равнодушна, и к алкоголю. Был период в моей жизни, когда я зачем-то курила, но это всё в прошлом.
«Старость» – в радость!
– Напоследок хотелось бы поговорить о творчестве. Слышал, что сейчас вы снимаетесь в четырёхсерийном фильме «Ромео и Джульетта холодной войны», исполняете роль талантливой балерины. Тяжело ли стоять на пуантах?
– Ну, в душе я немного балерина. (Смеётся.) Всё-таки 13 лет занималась балетом. Даже поступила в своё время в Вагановское хореографическое училище, правда, буквально через месяц оттуда со свистом вылетела. К сожалению, нет у меня данных, чтобы заниматься танцами профессионально, но на любительском уровне, наверное, я неплохо двигаюсь. С удовольствием танцую дома, во время съёмок и с радостью соглашаюсь участвовать в проектах, где нужно как-то проявить танцевальные способности.
А что касается роли балерины, о которой вы говорите, то я исполняю лишь несложные танцевальные элементы. Всю самую тяжёлую работу за меня и моего партнёра делают дублёры. А дублёры у нас, на секундочку, солисты Мариинского и Михайловского театров!
– В телесериале «Долгий путь домой», в котором вы снимались, вас состарили лет на двадцать. Обычно актрисам хочется сиять на экране молодостью и красотой. Я не прав?
– В первую очередь хочется играть интересные, яркие роли. Я как-то уже говорила, что на эксперименты с внешностью на киноэкране, если оно того стоит, я не просто готова, а буду им только рада. Необычный, сложный грим, другие кардинальные внешние перевоплощения, как правило, дают в итоге объёмный, интересный характер. Ну какой актёр от такого откажется?