Дом ста роялей
Юлия Шигарева, «АиФ»: Елена Мстиславовна, детям свойственно относиться к своим родителям трезвее, а то и скептичнее, чем толпам их восторженных поклонников. Вы с вашей сестрой Ольгой в какой момент поняли, что Мстислав Леопольдович и Галина Павловна – люди особенные?
Елена Ростропович: Это трудный вопрос. Родились в этой среде. Мы здоровались с Шостаковичем, который нас узнавал. Разговаривали с Хачатуряном или Кабалевским, живущими, как и мы, в Доме композиторов. Мы с детства ходили в Большой театр и видели маму, утопающую в цветах – это была неординарная женщина и выдающаяся певица. Мы ходили на концерты и видели, как преклоняются перед отцом, слышали, как про него говорят, что он гениальный. Да, он гениальный – мы тоже были в этом уверены.
Поэтому мы с Ольгой прекрасно понимали: наши родители – вот такие. В школу нас не водят. После уроков не ждут, домашние задания с нами не делают. Хотя иногда мне было немножко завидно, что папа с мамой не водили меня за ручку в школу. Что бабушка не ждала меня на лавочке с бутербродами. Что никто не нервничал, ожидая, как мы сдадим экзамены.
- И Вы, и Ольга получили музыкальное образование. Альтернатива – другие профессии вообще не рассматривались?
- Нет! В 4 года мы уже садились за инструмент, который стоял в одной из комнат. Играть на рояле нас учила бабушка, папина мама. Она была пианисткой, аккомпанировала супругу, нашему дедушке, Леопольду Витольдовичу.
Мы же жили в доме, в квартирах которого стояло больше 100 роялей – тут жили композиторы, певцы, музыканты. Построили этот знаменитый дом на ул. Огарева в 1955 году, и только когда заехали первые жильцы, выяснилось: в нём очень плохая звукоизоляция. Все слышали друг про друга абсолютно всё: кто что сочиняет, кто что репетирует. И далеко не все были рады тому, что мелодии, которые у них рождаются, кто-то перехватывал. Так что жизнь здесь текла колоритно и красочно. Один занимается, другой сочиняет и требует тишины… Но когда ты 24 часа слышишь вокруг себя музыку, это накладывает определенный отпечаток. Ты понимаешь: другой жизни – без музыки - просто нет.
- Мстислав Леопольдович был суровым учителем?
- Смотря с кем. Он же начал преподавать рано – в 15 лет. Его отец, великолепный виолончелист, талантливый педагог, рано умер. Шла война, семья Ростроповичей уехала в эвакуацию в Оренбург. И Мстислав стал единственным кормильцем, начав преподавать в оренбургском музыкальном училище.
Оказалось, что он – педагог от Бога. Например, он показывал ученикам технические приемы, но никогда не показывал интерпретацию, а объяснял это через образы. Ему хотелось, чтобы они сами нашли свой путь, чтобы они поняли и почувствовали эту музыку через созданные образы , а не копировали его игру.
Дома же было всё по-другому. На нас у него вечно не хватало времени - он куда-то бежал, у него постоянно возникали какие-то проекты, идеи. Поэтому с нами он особо не церемонился. Раз сказал – и все быстро сделали.
Хотя однажды он меня подловил… Это было летом, на даче. Я занималась, разучивала какие-то гаммы. И так всё это было нудно, что я решила себя развлечь: поставила на пюпитр вместо нот книжку и читаю. И вдруг передо мной вырастает отец, который должен был куда-то в очередной раз бежать. Я перепугалась насмерть, потому что ну явно же попалась! Он говорит: «Немедленно книжку вон, и заниматься сегодня будешь дольше». «Как ты узнал, что я читаю?» - спрашиваю. «Так ты же без конца повторяла одну и ту же гамму!»
Правда, папа и сам не любил размеренного образа жизни, многочасовых занятий. Говорил: «Если ты музыкант ежедневно начинаешь заниматься, скажем, с 9 утра до 13, то это уже не искусство – это просто работа.» Он занимался, когда надо было подготовиться к концерту или изучать новое произведение, и только в тот момент, когда был внутренне готов к этому. И тратил на это времени столько, сколько ему казалось нужным.
Железная дисциплина
- А как отец двух симпатичных дочерей, он был строгий? Пойти в кино или погулять с мальчиками разрешал?
- Ну что вы! Какие мальчики! Он был очень ревнивый. Особенно напряжённая атмосфера складывалась на даче – там же полно свободного времени и парней вокруг (смеётся!) В какой-то момент Мстислав Леопольдович решил, что наши поклонники лазают к нам в окно ванной комнаты, перепрыгнув через забор на участок. Так он специально съездил в ботанический сад и выписал оттуда какой-то необыкновенный боярышник с во-о-от такими шипами. И посадил этот боярышник вокруг всего участка - как ограду, чтобы никто не лез. В кино можно было пойти с подругами, если мы отзанимались положенное время. И возвращаться надо было точно в срок – дисциплина была железная!
- А он учил вас спокойно относиться к славе? И как сам воспринимал это всеобщее в свой адрес поклонение?
- Папа был очень скромный человек. Это же видно по тому, как он одевался, как себя вёл. Приезжая на фестиваль или концерт, не требовал каких-то особенных лимузинов и спокойно мог добраться на такси. Он никогда ничего не просил – чтобы номер был такой-то, температура в номере такая-то. Он выходил со своей виолончелью на сцену, играл и уезжал.
А ещё для него не существовало разницы между королями и консьержами. Его 70-летие праздновали в Елисейском дворце в Париже. В списке гостей – короли, президенты… И - консьерж из дома в Париже на Жорж Мандель, таксист из Нидерландов, и много других простых людей, которые были его друзьями. Устроители вечера перепугались: все-таки тут протокол, короли, министры… Может, не надо консьержа? И таксиста? Мы для них отдельный вечер организуем. Папа в ответ: «Нет! Нельзя! Это мои друзья. И я хочу пригласить их на мой день рождения!» А на день рождения в Лондон он пригласил своего друга Ваську, который строил годами и ремонтировал нашу дачу, и его семью.
- Мстислав Леопольдович славился рисковыми поступками: прятал у себя на даче опального Солженицына, играл возле рушащейся Берлинской стены, приехал во время путча в Москву к Белому дому. Он понимал, что на кону – его жизнь?
- За Германию мы особенно не волновались. А вот в 1991 году в Белом доме было действительно опасно…
В августе 1991-го мы с отцом были во Франции. Я приехала к нему в Париж (сама я с семьёй жила в пригороде), Мы смотрели репортажи CNN. И в какой-то момент папа говори: я должен туда ехать. Я начала его отговаривать: там опасно, все сейчас оттуда бегут, а ты туда. Да у тебя и паспорта-то российского нет (в 1974 г. семью Ростроповича-Вишневской выдворили из СССР, в 1978-м лишили гражданства – ред.). Глупость какая-то! Он согласился: ну ладно, ладно.
Я осталась у папы ночевать, мы всю ночь смотрели новости. А утром вижу: он уже одет, стоит с маленьким чемоданчиком. «Ты куда?» - спрашиваю. «Ой, мне надо в банк пойти, там кое-какие дела сделать». Я удивилась, потому что все его дела обычно вела я. Но ничего не сказала. Мы договорились вместе пообедать и он ушёл. Сижу, жду: 12.00, 13.00, 14.00, 15.00 – его всё нет. Звоню в банк: «Он у вас был?» - «Нет, не был». И уже вечером мне звонит мой знакомый из журнала «Пари матч»: «Лен, только не волнуйся, но твоего папу видели в самолете, летящем в Москву.» Я рассказываю, и у меня до сих пор от пережитого тогда ужаса мурашки бегут… «Всё, конец»! – подумала тогда я. До двух часов ночи смотрела CNN. И вдруг слышу: в Москве возле американского посольства убит человек. И я мысленно с папой попрощалась…
Наконец с трудом дозвонилась до папиной сестры Вероники и она мне сказала, что папа был в Белом доме. Когда он вернулся обратно в Париж, я гордилась им невероятно. Он действительно никого не боялся! И всегда делал то, что приказывали ему делать его совесть и его сердце. Вот он пошел и сделал.
Два гения в одной квартире
- Как Галина Вишневская и Мстислав Ростропович уживались в одной квартире? Они же оба были невероятно яркие личности.
- Они были очень разными. Да, оба они посвятили свою жизнь искусству. Но у каждого была своя территория: у папы концерты, у мамы – театр. И это позволяло им вместе образовывать единое целое. Никогда папа не делал ничего без мамы, и мама ничего не делала без папы. «Спроси у мамы», «спроси у папы» слышали мы с Ольгой. Как они договорились, так и будет. Когда они решили, что уедут из Союза, они перед иконой пообещали друг другу, что никогда не будут винить другого за принятое вместе решение.
Потому что травля шла страшная. Ему не давали выступать даже на периферии. Писали, что он плохой музыкант. Он, благодаря которому в мировом виолончельном репертуаре существует 140 произведений, написанных для него и ради него!
- Вы говорите, папа ревновал вас, дочерей. А маму? Яркая женщина, сонм поклонников..
- Ну, естественно, ревновал! И все время за ней ухаживал, подарки, сюрпризы делал, на руках ее носил. Мама у нас была богиня! Мама совершенно не касалась бытовых дел. Зато прекрасно готовила. У них существовала полная гармония: папа не требовал, чтобы мама вела семейную бухгалтерию, а маме не приходило в голову сказать: иди, отвари себе яйцо на завтрак или пуговицу пришей. Господь с вами! Всем было совершенно ясно, кто чем занят. Папа, когда они путешествовали или были где-то только вдвоем, ходил в магазин. Он был джентльменом и представить себе не мог, чтобы мама таскала тяжелые сумки.
- Его в магазине на клочки не рвали, когда видели, кто пришёл?
- Конечно, рвали! А мог и исчезнуть куда-нибудь во время таких походов. Как-то – мы решили справить Новый год в Питере – за несколько часов до Нового года вдруг выяснилось, что куплено мало шампанского. Папа вызвался сходить в магазин. А домой вернулся после 12.00 ночи. Потому что выяснилось, что в магазин его вёз, как папа объяснил, чудеснейший человек-таксист. И что таксист его уговорил, что надо срочно съездить к нему буквально на 10 минут в гости познакомиться с женой, потому что она ему не поверит, что он вез Ростроповича. Пока ездил туда и обратно по просьбе таксиста, папа опоздал с нами встретить с боем курантов в 12 часов Новый год. А вы спрашиваете, как он относился к своей славе. Вот так и относился!