«Целуйте мне руку!» Иннокентий Смоктуновский мечтал о всемирной славе

Иннокентий Смоктуновский. © / www.russianlook.com

Бежал из плена

- С Кешей мы познакомились на съёмках фильма «Неотправленное письмо», - рассказывает знаменитый актёр Василий Ливанов. - Иннокентий Смоктуновский, Евгений Урбанский, Татьяна Самойлова и я - замечательная была компания! Жили мы в тайге, в лагере, в строи­тельных вагончиках. 8 месяцев там провели. Вечерами Кешка рассказывал нам потрясающие по напряжённости, по риску, по опасностям истории о своей жизни во время войны...»

   
   
Иннокентий Смоктуновский, Евгений Урбанский, Василий Ливанов и Татьяна Самойлова в фильме «Неотправленное письмо», 1959 год 

В 1943 г. Смоктуновский после окончания пехотного училища был отправлен на фронт. В составе 212-го гвардейского полка участвовал в боях на Курской дуге, в форсировании Днепра, в операции по освобождению Киева... Под огнём противника вброд через Днепр доставлял боевые донесения в штаб 75-й дивизии, за что был награждён медалью «За отвагу». Но награду эту Смоктуновский получит лишь через 49 лет, на сцене Художественного театра, после спектакля «Кабала святош»...

В декабре 1943 г. под Киевом будущий актёр попал в плен, месяц кочевал по лагерям для военнопленных в Житомире, Шепетовке, Бердичеве. Голод, унижения, издевательства... «Кормили баландой из кишок, иногда там плавал и кал животных...» - вспоминал он.

- Но Кеше удалось бежать, - продолжает Василий Ливанов.  - Когда наших пленных перегоняли в другой лагерь, на них надели по две немецкие шинели, чтобы они таким образом перенесли обмундирование. Была зима. Колонну остановили на берегу реки и дали возможность напиться из полыньи. Сил идти дальше у Кеши не было... Он понимал: если упадёт - его пристрелят. И тогда он побежал по льду и спрятался за буй моста через реку. Когда выяснилось, что не хватает одного человека, на поиски пропавшего отправился немецкий офицер. Кеша его из-за угла буйка видел, а он Кешу - нет... К счастью, офицер дважды поскользнулся, упал и вернулся на берег. Это спасло Кешке жизнь... Потом он долго скитался по лесу. Набрёл на домик. Женщина, открыв ему дверь, отпрянула: немецкая шинель! Кеша успел только сказать, что он наш, и потерял сознание. Семья эта его выходила. А потом в избушку пришли наши партизаны, долго Кешу допрашивали, кто он, что он. После чего взяли в свой отряд. То, что Кешка оказался в партизанском отряде, спасло его после войны от подозрений в предательстве и  новых лагерей - уже советских. 

Иннокентий Смоктуновский и женой Суламифью и дочерью Машей. Фото: www.russianlook.com

Кстати, на самом деле фамилия его была Смоктунович. Но когда война уже заканчивалась, прошёл слух: поляков, чехов, болгар, которые воевали в Красной армии, демобилизуют первыми. И тогда Кеша переправил свою фамилию на польскую - Смоктуновский. Его отправили в Войско польское. Он говорил: «Я ходил в форме польского офицера. Про меня думали, что я просто идиот, т. к. не понимал ни команд, ничего. С первой же волной демобилизации я смог вернуться домой». 

Через много лет, в зените славы, Смоктуновский скажет: «Было в моей жизни много всякого: и плохого, и прекрасного. Одного только не было и, наверное, никогда не будет - лёгкости и беззаботности».

 

«Всё ездишь, засранец»

«У Смоктуновского не было специального актёрского образования, - продолжает Василий Ливанов. - Он самоучка. Редчайший случай в кино и театре! До войны был киномехаником, ездил с фильмами по сёлам, крутил картины. Он видел на экране хороших артистов, настоящих мастеров. Это и была его школа. У него было подлинное дарование, божий дар. Он учился на ходу... Это требовало и воли, и сосредоточенности, и веры в себя...»

   
   

Факт пребывания в немецком плену всё же аукнулся: в послевоенные годы Смоктуновский получил «минус 39» - запрет на проживание в 39 крупнейших городах СССР. Поэтому работал в театрах Красноярска, Норильска (в котором служили заключённые Норильлага, в их числе Георгий Жжёнов), Махачкалы. 

«Работал Кеша истово. Мы снимались в картине «Неотправленное письмо» в пожарах, в ледяных речках, перед нами падали горящие деревья, - вспоминает Василий Ливанов. - Кеша себя не жалел. Помню, снимали сцену на Енисее: герой Смоктуновского плывёт на плоту. Плот длинным тросом привязали к катеру, а самого Кешку - к плоту. Сказали: «Если почувствуешь себя плохо, подними руку и съёмку остановят». Кешка довольно быстро поднял руку - из-под винта катера пошли очень сильные волны. Но Урусевский и Калатозов были фанатиками кинематографа. «Ещё минуты 2-3 поснимаем...» Когда Кешку сняли с плота, выяснилось, что у него сотрясение мозга. И Женька Урбанский нёс его на руках, как ребёнка... 

Кеша очень мечтал о славе. Он говорил: «Целуйте мне руку! Я Смоктуновский». 

Во время съёмок он уехал в Ленинград - была премьера «Идиота» в БДТ Товстоногова. После роли князя Мышкина на Смоктуновского свалилась невероятная слава. И больше уже он нам не предлагал ему ручку целовать.  

Какой он был человек? Не могу сказать, что Кеша был такой дружбан для всех. Он умел держать людей на расстоянии и далеко не всем раскрывался». 

В 1955 г. он познакомился с художницей по костюмам Суламифью Кушнир. Они поженились. Смоктуновский называл её Соломкой...

«Соломка знала все трудности, которые Кеше предстоят, и была для него отдушиной и настоящей поддержкой, - продолжает Ливанов. - Смоктуновский был очень трогательный семьянин. Сын у него родился до отъезда в Сибирь в киноэкспедицию... Когда Смоктуновский вернулся и позвонил в дверь, ему открыла Соломка с маленьким сыном, которому было уже, по-моему, года два. Кешка рассказывал: «Я протянул к нему руки и позвал: «Сыночек». А он посмотрел на меня и сказал: «Всё ездишь, засранец». 

Кеша, конечно, переживал, что не видел взросления своих детей. Но он жить без профессии не мог. Это составляло отчасти смысл его жизни».