Романы Алексея Иванова становятся культовыми, едва оказавшись на прилавках книжных магазинов. При этом Иванов пишет еще и сценарии к художественным и документальным фильмам, работает над масштабными книжными проектами в жанре нон-фикшн. Живет писатель в Перми и в столицу перебираться не собирается. На фестивале «Кинотавр-2013» прошла премьера фильма «Географ глобус пропил», снятого режиссером Александром Велединским по роману Иванова.
«АиФ.ru»: — Довольны ли вы экранизацией вашего романа «Географ глобус пропил»? Составом актеров в том числе? Как вам Константин Хабенский в роли главного героя?
А.И.: — А я еще не видел фильм. Как и все, я видел только трейлер. И он мне понравился. Понравилась атмосфера — грусть, какая-то заброшенность, проникновенность, понравилось, что в кадре много пространства, понравилась общая гамма — сдержанные, нежные и чистые цвета. Я очень рад, что в фильме главную роль сыграл Константин Хабенский. Это очень важное решение режиссера.
Можно было подойти к истории географа Служкина, так сказать, с аналитической точки зрения, то есть взять артиста-интеллектуала, который бы обыграл идеологию героя, его принцип «не быть никому залогом счастья». А можно было подойти с точки зрения человечности и взять артиста, который бы сыграл острое ощущение неправильности судьбы, неполноты жизни.
Суть моего героя в том, что для счастья ему требуется немножко подлости. Чуть-чуть соврать, чуть-чуть смухлевать. В общем, все так и живут. А Служкин подлость заменяет свинством. Где надо сподличать, он свинячит, чаще всего — напивается. В итоге все считают его алкашом, неудачником, даже фигляром. И актеру надо сыграть душевную глубину там, где остальные просто ничего не видят. Это драма. А Хабенский — великолепный драматический актер с огромным обаянием. Когда Хабенский на экране что-то делает, говорит, когда видно, какие у него глаза, какая пластика, то понимаешь, что происходит нечто важное.
Вся эта киношная история — движение к человеку, а не прочь от него, и нелепый, но искренний герой — не пустышка, а стоик, смиренный защитник ценностей, который осознает свое несовершенство и потому никого не хочет обижать осуждением.
«АиФ.ru»: — Вопрос, который я не могу не задать, — он очень интересует всех ваших читателей. Будут ли все же когда-нибудь экранизированы «Сердце Пармы» и «Золото бунта»?
А.И.: — Откуда же я знаю? Это решают кинопродюсеры, а не писатель. Права на экранизацию «Золота» давно проданы, но дело стоит, а права на «Парму» так и не были использованы и вернулись ко мне. Так что ждать тут нечего.
«АиФ.ru»: — Планируете ли вы вернуться к жанру исторического фэнтези — к вашему фирменному краеведению в антураже исторической фантастики? Или вы все же хотите уйти к формату нон-фикшн и написанию сценариев?
А.И.: — Я не писал историческую фантастику. Историческая канва моих романов «Сердце Пармы» и «Золото бунта» выверена по работам профессионалов. Я не писал краеведческих романов. Вот роман об истории, например, Португалии, или Шотландии, или Греции, или Японии — это краеведческий роман? А Урал больше этих стран, почему же роман об Урале — краеведческий?
Я не писал фэнтези. Фэнтези — давний и почтенный жанр, который имеет свои каноны. Например, в романах жанра фэнтези присутствует особый мир — вроде Средиземья, и миссия героев — восстановление статус-кво, например, спасение мира. Сюжет — квест, то есть путешествие, и в основе всего действия имеется артефакт, какое-нибудь Кольцо Всевластья. А в моих романах нет этих обязательных жанровых признаков. Вся мистика в моих романах — это прием, а не жанр: нельзя путать эти базовые понятия литературоведения.
По отношению к этим моим романам правильнее говорить о магическом реализме или метареализме. Я не понтуюсь красивыми терминами, а просто хотел бы адекватности оценок. Пока что я весь в большом проекте и еще не знаю, что буду делать дальше.
«АиФ.ru»: — Над какими проектами вы сегодня работаете?
А.И.: — Это книга нон-фикшн о Екатеринбурге девяностых и нулевых годов. О том, как закрытый советский город Свердловск превратился в современный хайтековский мегаполис Екатеринбург. Провинция является провинцией потому, что она не живет в историческом времени, она всегда где-то в вечности, здесь все из года в год одинаково, ничего особенного не происходит. А Екатеринбург совсем не такой. И поэтому Россия знает множество екатеринбургских феноменов постсоветской эпохи. Это свердловский рок, Уральская республика, «уральские франки», банда «Уралмаш», уральская школа драматургии, история с царскими останками, промышленные войны, поэт Борис Рыжий, фонд «Город без наркотиков» и многое-многое другое уж-жасно интересное. Вот об этом и хочется рассказать, а заодно и разобраться, почему все это случилось именно тут.
«АиФ.ru»: — Какой жанр в современной литературе вы сегодня считаете самым интересным — и как часть литпроцесса, и для зрителей?
А.И.: — Самым интересным сейчас я считаю жанр нон-фикшн. Это связано с появлением интернета, с феноменом ЖЖ. В рунете все стали писателями, поэтому статус писательства упал.
Понятно, что рухнули тиражи книг, — тексты воруют пираты. Но востребованность романов и сюжетов осталась прежней, а вот статус — упал. Роман уже не воспринимается как нечто общезначимое, ведь каждый может написать роман, выложить в сети, получить промоушен и так далее. Теперь роман — частный случай из жизни. «Преступление и наказание» из вселенской трагедии превратилось в криминальную новость про какого-то отморозка из провинции.
При таком раскладе важным становится не то, что придумал писатель, а то, что реально где-то когда-то с кем-то произошло. Превратить эту реальную историю в общезначимое событие — современная художественная задача писателя. Не единственная задача, конечно, однако одна из важнейших. Вот потому самый интересный жанр — нон-фикшн.
Ну а зрителю всегда предпочтительнее всего развлечение. Боевик, мистика, душещипательный сериал. Если человеку интересна мысль, идея, концепция, то он обратится все-таки к книге. А если интереснее драйв, зрелище, экшн, — то к кино. Ничего дурного в этом нет. И такой порядок вещей не отрицает умное кино и развлекательное чтиво.
«АиФ.ru»: — Чего сегодня не хватает нашей литературе?
А.И.: — А это как всегда. Не хватает личности автора. Не хватает понимания, что автор реально заплатил своей судьбой за те вещи, о которых говорит читателю.
«АиФ.ru»: — Насколько ситуация с интересом к чтению в регионах соотносится со столичной?
А.И.: — Три четверти чтения и книгоиздания сосредоточены в столицах, где живет лишь седьмая часть населения страны. Это очень печально. Провинция читать не желает, а столицы предпочитают читать о себе — и это закономерно. Однако в культурном смысле общество превращается в одну большую перекормленную Москву, невменяемую от самоупоения, а вокруг нее — выжженная земля.
«АиФ.ru»: — Вы показываете и читателю, и зрителю разные облики России. А за рубеж перенести свои проекты не планируете? И насколько книги об историко-географическом прошлом России могут быть интересны в Европе, США, Китае?
А.И.: — За рубеж переносить свои изыскания я не планирую, я и о России узнал столько всего интересного, что жизни не хватит рассказать.
Книги о России, разумеется, будут интересны и за рубежом, если издательства грамотно выстроят для них промо-кампанию. Но издательства не будут переводить такие книги. Переводы — всегда квинтэссенция книгоиздания, верхушка айсберга национального чтения. Можно сказать так: на каждый экземпляр книги, проданный за рубежом, должно приходиться пятьдесят экземпляров, проданные в своей стране.
Например, если книга продана в России тиражом 50 тысяч, то для Германии это означает тираж в одну тысячу. И никакое издательство не будет издавать книгу потенциальным тиражом в тысячу. Для нынешней России 50 тысяч — это бестселлер, хотя по здравому размышлению ясно, что 50 тысяч на страну в 140 миллионов — просто фигня, а не тираж. В общем, то, что не востребовано у «нас», не будет донесено до «них».