В метрической книге армянской церкви Сурб Саркис он был зарегистрирован так: «Ованнес, сын Геворка Айвазяна». Хотя к тому времени отец уже вовсю писал своё имя на польско-русский манер — Константин Гайвазовский. Сын пошёл дальше и стал называть себя Иваном Айвазовским.
Россия, как известно, страна скорее континентальная. И то, что самым массовым, самым узнаваемым и самым успешным русским художником является Айвазовский — непревзойдённый мастер морского пейзажа, — явный парадокс. Картины Ивана Константиновича есть почти в каждом провинциальном музее России.
Хаос в Европе
Этот факт, как ни странно, в глазах многих придаёт Айвазовскому оттенок второсортности. Дескать, настоящее искусство не может быть массовым, а настоящий художник не имеет права быть успешным дельцом. Шквал нападок сопровождал живописца с самого начала и до самого конца его немаленькой жизни — Айвазовский умер в возрасте 83 лет, при нём на русском троне сменилось пять императоров. Которые, к слову, отмечали талант художника, осыпая его чинами, наградами и просто деньгами. Так, Николай I заявил: «Что бы ни написал Айвазовский, будет куплено мною!» Его правнук Николай II пожаловал художнику чин действительного статского советника. По табели о рангах и по характеру деятельности — Айвазовский числился живописцем Главного морского штаба — это соответствовало адмиралу.
Разумеется, официальное признание со стороны высшей власти было ещё одним поводом ехидно высказаться насчёт дарования Айвазовского. Николай Гоголь в 1841 г. весьма иронично заявляет: «Исполать тебе, Ваня! Пришёл ты, маленький человек, с берегов далёкой Невы в Рим и сразу поднял хаос в Ватикане! И ведь что обидно, подыми я в Ватикане хаос, мне бы в шею за это дали, писаке, а Ване Айвазовскому дали золотую медаль...» «Ване Айвазовскому» всего лишь 24 года. Это его первое путешествие за границу. А речь идёт о полотне «Хаос» на ветхозаветный сюжет о сотворении мира, которое произвело такое впечатление на папу римского Григория XVI, что он пожелал приобрести его для галереи Ватикана. Ажиотаж, кстати, возник не только в Ватикане. Вот что сообщает «Художественная газета» о заграничном дебюте живописца: «В Риме на художественной выставке картины Гайвазовского признаны первыми. Они наделали столько шуму в столице изящных искусств, что залы вельмож, общественные сборища и притоны артистов оглашались славою новороссийского пейзажиста; газеты гремели ему восторженными похвалами...»
Заметим — фурор произвели всего лишь четыре работы, которые молодой Айвазовский тогда выставил в Риме. Так что заграничную поездку, на которую он имел право как выпускник Петербургской императорской академии художеств, можно было признать удавшейся. Но художник жаждал продолжения. И собрался... в Лувр. Правда, ехать было не с чем — привезённые в Европу картины уже нашли щедрых покупателей. Однако на запрос о продлении европейской стажировки ему отвечают: «Г-ну Айвазовскому дозволяется выставить несколько больших картин с морскими видами (которые он сейчас пишет) на имеющей быть в Париже выставке и самому там провести несколько месяцев».
Шедевр на десерт
Характерный момент — работа над картинами находится бог весть в какой стадии. Но и сам художник, и его начальство уверены — всё будет закончено в срок.
Полагают, что Айвазовский за всю свою жизнь написал более 6 тысяч полотен. Цифра более чем приблизительна — найти и идентифицировать или хотя бы просто подсчитать все работы художника возможным не представляется — писал он с невероятной скоростью. Скажем, за те три года, что молодой Айвазовский путешествовал по Европе, им было начато и закончено более 50 больших полотен.
С малыми формами художник вообще не церемонился. На многих произвёл впечатление званый обед по случаю 50-летия Айвазовского. Вернее, его финал, когда Иван Константинович заявил: «Господа! Приношу извинения за то, что мой повар не приготовил десерта. И прошу принять десерт, приготовленный мною лично». После чего всем гостям были вручены маленькие морские пейзажи, написанные юбиляром. Производство таких миниатюр занимало минуты две — картон и фон готовили заранее, а сам мастер делал всего лишь несколько уверенных движений кистью. Так же быстро рождались и крупные полотна. Советский академик живописи Аркадий Рылов, который, будучи студентом, видел, как работает Айвазовский, вспоминал с восторгом и недоумением: «Один час пятьдесят минут тому назад был чистый холст — теперь на нём бушует море...»
Пощёчина султану
Что это? Графоманский зуд? Алчное стремление продать побольше? Или просто бешеный темперамент, который позволял художнику сделать шедевр в считаные часы?
Думается, что третье. Потому что графоманом он точно не был. Свидетелем тому — английский художник-маринист Уильям Тёрнер, который тоже считается непревзойдённым и которому полотно Айвазовского «Неаполитанский залив» показалось окном на море: «Прости мне, великий художник, если я ошибся, приняв картину за действительность, но работа твоя очаровала меня, и восторг овладел мною». Не был Иван Константинович и стяжателем. Наоборот — меценатом. На свои деньги устраивал археологические раскопки в Крыму, а для Феодосии сделал первый общественный водопровод, запитанный от личного источника.
Но вот что произошло, когда Айвазовский узнал о так называемой хамидийской резне, учинённой в Османской империи над армянами. Художник был награждён двумя турецкими орденами — Османие и Меджидие. Драгоценные знаки этих орденов, украшенные бриллиантами, были повешены Айвазовским на шею дворовому псу. Собака была проведена художником по улицам Феодосии, наводя суеверный ужас на живущих там турок. А потом Айвазовский вышел на лодке в море и выбросил «кровавые знаки отличия» прочь. В этом жесте было всё — и темперамент, и презрение к благам земным, и личная позиция большого художника.