Известный писатель Аркадий Инин, по сценариям которого сняты многие популярные фильмы и сериалы («Однажды двадцать лет спустя», «Одиноким предоставляется общежитие», «На Дерибасовской хорошая погода…», «Мины в фарватере»), долгое время засыпал только под стук трамвая. Но в последние годы вдруг стал ловить себя на мысли, что деревенский дух и тишина не так уж отвратительны…
Жириновский сказал: «Запретить!»
- В ваших кинокапустниках многие известные люди изображены в ироническом ракурсе. Перчатку никто еще не бросал?
- Да нет, реакция всегда была нормальной. Кроме одного случая: на празднике, посвященном 30-летию «Аргументов и фактов», Жириновский, увидев на экране себя, родимого, сказал: «Надо эти капустники запретить!» Но на него сами же политики – персонажи того же капустника – накинулись: Зюганов, Богданов и другие. А Ельцин, когда смотрел в Доме кино капустник со своим «участием», пожал мне потом руку. В то время многие иронизировали над «крепким рукопожатием» часто болевшего президента. В я свидетельствую: оно у него действительно оказалось мощным!
- Была удивлена, когда вы мне сказали: «Я далеко не Жванецкий. Место Инина во втором эшелоне». Удивительная самокритичность. Обычно писатели считают себя гениальными.
- Те, кто говорит о себе подобное, по-моему, больные на голову люди. Я никогда вообще не считал себя писателем. Писатели – это Гоголь, Булгаков, Достоевский, Толстой, Чехов… А Инин – так, литератор-беллетрист.
- Сколько вы написали книг?
- 24. Есть совсем тоненькие, есть толстенькие. Все, что пишу, я пишу про женщин и для женщин. Во-первых, потому что женщин я просто люблю. Во-вторых, потому что именно женщины – наши главные зрители, читатели и слушатели. А в-третьих, потому что я ощущаю вину за всех нас, мужиков, перед всеми прекрасными, слабыми и беззащитными женщинами, за спины которых мы порой прячемся. Вот вам байка на эту тему… В банк врывается вооруженный бандит: «Это ограбление! Стоять, бояться! Щас кого-нибудь замочу!» Хватает кассиршу: «Тебя первую замочу! Как зовут?» Кассирша отвечает: «Зина» - «А-а, нет, не будут тебя мочить – мою маму зовут Зина». Хватает огромного амбала-охранника: «Но тебя точно замочу! Как зовут?» Дрожащий амбал отвечает: «Коля… Но друзья зовут меня Зина!»
Сценариев я написал штук 60. Но фильмов вышло 38. Я делаю зрительский кинематограф. Как правило, то, что нравится публике, нравится мне. Зрители полюбили картины «Однажды двадцать лет спустя», «Одиноким предоставляется общежитие», «На Дерибасовской хорошая погода…», «Отцы и деды», «Тонкая штучка»… Эти фильмы и мне по душе. А вообще мозги у меня остались из прошлого века, поэтому не могу стряпать мыльные оперы: собачий бред про золушек, превратившихся из уборщиц в бизнес-леди, или чушь про благородных олигархов. Я бы рад такое написать, кушать же надо! Но не умею. Поэтому с трудом нахожу темы. Скажем, вышел сериал про замечательного артиста – «Утесов. Песня длиною в жизнь». Еще показали военно-морскую комедию про молодых лейтенантов современного российского флота – «Мины в фарватере». Сейчас написал мелодраму про любовный треугольник: Ленин, Крупская и Арманд. Все почему-то усмехаются. Почему?! Мы привыкли только к анекдотам о личной жизни Ленина. Вот, например. Художник написал картину «Ленин в Польше». На полотне изобразил Крупскую в постели с Дзержинским. Его спрашивают: «А где же Ленин?» Художник отвечает: «А Ленин в Польше» А на самом деле был молодой человек – Владимир Ульянов, со своими страстями, проблемами. Была Надя Крупская – красивая, румяная, с косой. Она не всегда была уродливой, болезнь появилась у нее с возрастом. И была женщина, яркая сложная, Инесса Арманд. Между ними складывались очень непростые человеческие отношения. Да, на фоне революции, на фоне истории. Но вообще это типичная любовная мелодрама. Сценарий приняли, купили, но пока что не ставят. Сначала мне сказали: «Давайте подождем выборов». Ответил: «Я вам гарантирую, что ни Ленин, ни Крупская, ни Арманд в выборах не будут участвовать». Молодые ребята, которые правят сегодня был, посмеялись, но – все равно: «Подождем». Выборы прошли, теперь посмотрим, что будет.
Юмор из фекалий
- Многие писатели-юмористы говорят, что шутить сегодня стало крайне тяжело…
- Подтверждаю на сто процентов. В советские времена была цензура, поэтому острить, шутить было, как ни странно, легче. Все было запрещено, и, если удавалось сказать хоть полслова, хоть четверть слова правды, это считалось уже большой победой. Публика была счастлива. Кроме того, оттачивались ум, мастерство юмориста. А сейчас все разленились – и писатели, и публика. Сейчас почти все падают без сил от борьбы за существование в наших рыночных условиях. Никто не хочет думать, сочувствовать, сопереживать. Зритель хочет только, чтобы его развлекли: «Сделайте мне смешно, и побыстрее!» Самое ужасное, на мой взгляд, не то, что творится на сцене, а то, что происходит в зале. В «Комедии клаб» мне не так страшны эти молодые остроумцы, которые распоясались, дорвавшись до свободы. Меня гораздо больше пугает публика, которая умирает от восторга, когда ей бросают в лицо словесные фекалии.
- Я так понимаю, вы без оптимизма смотрите на будущее юмора и литературы в целом?
- Мы скатимся до последней пошлости и тупости, как это происходит везде в буржуазном сытом мире. Счастье, что ваша газета не опускается до уровня желтой прессы! Эстрада везде сегодня отвратительна и мерзка. И дальше искусство будет на девяносто процентов рыночным – пошлым, тупым, идиотским. Другое дело, что высокое искусство все равно будет существовать. Но если раньше его в России «потреблял» огромный пласт интеллигенции, то теперь этот пласт скукожится до тонюсенькой прослойки людей, понимающих настоящую литературу, живопись, музыку.
- Ваши домочадцы по секрету сказали мне: писатель Инин - совсем «безрукий»…
- Это не секрет, а чистая правда. Кому что Бог дал. Дело не в том, что я не хочу. Наоборот, завидую людям, у которых не только голова работает, но и руки. Но я не могу гвоздя вбить, а если и вобью, то всю стену порушу. У меня и машины никогда не было. Я никогда не брал в руки газонокосилку, не знаю, как открывается колодец и вообще что это такое. Но снялся в неестественных для меня «рабочих моментах» из большой любви к «АиФ». Однако не теряю надежду: вдруг ко мне лет в 90 придет новый талант – и я начну строить, пахать, сеять…
- Знаю, вы сначала не жаловали дачу своим присутствием. А сейчас приезжаете сюда все чаще и чаще…
- Да, здесь неплохо. Конечно, мне по-прежнему не приходит в голову безумие пойти погулять в лес. Но сейчас во всяком случае прежнего отвращения к свежему воздуху, к деревенской тишине я уже не испытываю. Может, потому, что старость пришла, пора угомониться. Раньше без трамвая за окном уснуть не мог. А здесь засыпаю в тишине. Хотя я абсолютный урбанист. Приезжая на дачу, гоню от себя чувство помещика, которое у меня вдруг недавно появилось. Я советский человек, стопроцентный «совок» и горжусь этим. Потому что советский человек рос с убеждением: «Прежде думай о Родине, а потом о себе!» И никто меня уже не переубедит в этом. Не люблю я эту – превышающую жизненно необходимый минимум – частную собственность. А тут, к сожалению, ловлю себя на том, что смотрю и думаю: «Забор мой, веранда моя, береза моя». Бью себя по щекам: «Прекрати!» А утром опять выхожу на веранду, как помещик. Уже без отвращения оглядываю все вокруг и думаю: «Вот мои владения». За что себя и презираю.
Смотрите также:
- Михаил Жванецкий: «Здравствуй, родная вражеская земля!» →
- «Живые истории» от Андрея Макаревича. Отрывок из книги →
- Татьяна Лютаева: «Любовь может убить!» →