Борис Стругацкий скончался – эта новость облетела новую, уже российскую интеллигенцию. Но удивительно вот что: прямо рядом с нами ходят люди, которые никогда не слышали этой фамилии – Стругацкие. Кто они, эти незнающие? Им либо меньше 30 лет, либо больше 80, и они, конечно, имеют право не знать. Первые просто ничего не знают; вторые в те 60–70-ые годы, когда первые повести Стругацких появились в издательстве «Молодая гвардия», очень активно строили с Хрущёвым коммунизм и ничего не заметили. Стругацкие – это для тех, кто между; кто тогда, во времена Стругацких, был отчаянно молод и наделён мозгами.
Стругацкие – это писатели научной интеллигенции институтов, училищ, но больше всего, конечно, МГУ: слушали и пели здесь Визбора, лето проводили в экспедициях и походах, читали – Стругацких. Можно было бы назвать Стругацких интеллектуальным эспандером для тех, чьё сознание способно на многое. Стругацие – это даже не эзопов язык, это эзопова ткань повествования: любой, кто видит над собой давящие хоругви неповоротливой системы, думает со Стругацкими в одну сторону. Главная тема Стругацких – это выбор, сказал когда-то Аркадий Стругацкий.
Стругацкие в перевёртыше
…Маленькая книжечка, «Фантастика. 1964 год». Она начинается с небольшого отрывка, озаглавленного так – «Суета вокруг дивана». Вся советская фантастика тогда была сосредоточена здесь, в издательстве «Молодая гвардия», по сути дела – в одних руках. Руки эти принадлежат бессменному редактору отдела фантастики – Беле Клюевой. Сегодня это очень-очень пожилой, но такой же светлый, открытый и смелый человек. Она выпестовала всю советскую фантастику, боролась и болела за них. Из её рук вышли в свет и первые повести Стругацких.
– До
К фантастике сначала относились как к детской, безвредной литературе. Но вот в 1964 году выходит в свет «Трудно быть богом». По выходу этой книги редактору посоветовали сушить сухари. Вскоре разгромная статья появилась в «Правде», а потом в «Известиях» – там высказался советский фантаст, некто Немцов, которого, как рассказывает Клюева, она не пускала на порог редакции.
Но каждый ведь хочет попасть в историю, верно? Вот и Немцов попал. Сегодня над этой статьёй в «Известиях» от 1966 года можно только хохотать в голос. Вся статья посвящена противопоставлению честных тружеников, строителей советского общества – и писак Стругацких.
За редакцией фантастики стали пристально следить, а в 1966 году бюро ЦК ВЛКСМ приняло постановление «О неблагополучном положении в редакции фантастики издательства „Молодая гвардия“».
Тем не менее на следующий год в СССР вышла первая в стране книга-перевёртыш. Вышла – и провалилась. С одной стороны в ней была опубликована повесть Стругацких «Второе нашествие марсиан», с другой – «Стажёры». Это тоже придумала Клюева, с большим трудом пробив это необычное решение. Но в редакцию стали приходить возмущённые отклики читателей: чего, мол, бракованные книги печатаете. Вот что значит – общество неготово.
Всё шло к тому, чтобы с 1968 года Стругацких начали запрещать.
Не «сталкер», а «стокер»
Как они выживали в те годы? Борис работал в Пулковской обсерватории – он же учёный, математик. Аркадий жил тем, что в издательстве «Мир» выходили его переводы под псевдонимами, и писал рецензии на книги. Приглашения на зарубежные конференции фильтровались на уровне Союза писателей – там за Стругацких отвечали, что они не могут поехать, заняты или больны. Аркадий Стругацкий жил в Москве у тёщи с женой и двумя дочками – было тесно и трудно, но квартиры выделяли любым писателям, только не им. Борис Стругацкий продолжал жить в Ленинграде.
Фотогалерея. Скончался Борис Натанович Стругацкий >>
«Они подвергались диким гонениям, – рассказывает Бела Клюева. – Мы ездили с ними по московским объединениям – заводы, клубы… Из зала присылались оскорбительные записки: «Когда вы уедете в свой Израиль?!» Это подстраивалось. А я видела, как молодые ребята обожали эту литературу. Многие книги не выпускались или подвергались сокращениям. Но, слава богу, язык-то эзопов, цензура многого не понимала. В
Кстати, в первых задумках повести «Пикник на обочине» в начале
О том, как «Пикник на обочине» проталкивали в печать, Борис Стругацкий вспоминал с отвращением, говоря о «ночной нечисти» в виде мелких визгливых чиновников от идеологии, «имя коим легион».
26 января 1973, из дневника Андрея Тарковского: «Только что прочитал научно-фантастическую повесть братьев Стругацких «Пикник на обочине», из неё, кстати, можно сделать потрясающий сценарий для кого-нибудь…»
Сценарий писался долго и сложно. Аркадий Стругацкий говорил, что фильм Тарковского и их повести – вещи совершенно разные, но называл «Сталкер» лучшим фильмом в мире.
Братья Стругацкие и кино: видео>>
«Так вот ты какое, новое тысячелетие моей страны!»
Вот, говорят, уходит эпоха. Феномен братьев Аркадия и Бориса Стругацких настолько же сложен, насколько сложен и феномен СССР. Мы воспевали – мы же и топтали. Кир Булычёв: «Время, в котором мы живём сегодня, не только предугадано и выражено Стругацкими, но и в определённой степени создано Стругацкими».
Аркадия Натановича Стругацкого не стало очень давно – в
– Я всё равно доволен. Я дожил до конца великой и страшной Империи (которая казалась вечной и горделиво обещала быть вечной), я увидел, как ЭТО происходит, я оказался свидетелем того, как, пройдя своими тайными неисповедимыми путями, Необходимость вырывается вдруг из недр истории и обрушивает то, что обветшало. Я, как и все мы, стою на руинах в некоторой растерянности и с неуверенной улыбкой на устах пытаюсь убедить себя, что произошло лишь то, что должно было произойти, что хуже теперь уже не будет, что дальше впереди всё может стать только лучше… Мне страшновато, и я сражаюсь внутри себя с подступающим разочарованием («Так вот ты какое, новое тысячелетие моей страны!»), и при всём при том – я доволен! Потому что разочарование разочарованием, а ведь, если поразмыслить, ничего другого с нами произойти и не могло. Хуже – да, могло бы стать (гражданская война, кровавый развал и новый передел державы при помощи армии, голод, диктатура), но лучше – сомнительно. Чего это ради? С нашим-то прошлым, с нашей холопской ментальностью, с нашим насквозь милитаризованным хозяйством и проспиртованным модус вивенди? Нет уж: без большой крови обошлось – и слава богу! Остаётся надеяться, что обойдётся и впредь. А жить – интересно. Трудно, но интересно.
Цитаты из произведений Аркадия и Бориса Стругацких:
Я не знал пока, с чего нужно начинать в этой стране дураков, захваченной врасплох изобилием, но я знал, что не уеду отсюда («Хищные вещи века»).
Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдёт обиженным! («Пикник на обочине»)
Никогда не надо делать добрые дела, думал я, возвращаясь в ресторан. Стоит только начать, и конца им не будет. Причём, обратите внимание: ни слова благодарности («Хромая судьба»).
Какой смысл покупать машину, чтобы разъезжать по асфальту? Там, где асфальт, ничего интересного, а где интересно, там нет асфальта («Понедельник начинается в субботу»).
Дурака лелеют, дурака заботливо взращивают, дурака удобряют, и не видно этому конца… Дурак стал нормой, ещё немного – и дурак станет идеалом, и доктора философии заведут вокруг него восторженные хороводы. А газеты водят хороводы уже сейчас. «Ах, какой ты у нас славный, дурак! Ах, какой ты бодрый и здоровый, дурак! Ах, какой ты оптимистичный, дурак, и какой ты, дурак, умный, какое у тебя тонкое чувство юмора, и как ты ловко решаешь кроссворды!» («Хищные вещи века»).
Спасать. Опять спасать. До каких же пор вас нужно будет спасать? Вы когда-нибудь научитесь спасать сами себя? Почему вы вечно слушаете попов, фашиствующих демагогов, дураков опиров? Почему вы не желаете утруждать свой мозг? Почему вы так не хотите думать? («Хищные вещи века»)
Вся эта погань испытывает наслаждение, не только издеваясь над теми, кто попал ей в лапы, она же наслаждается и собственными своими унижениями в лапах того, кого считает выше себя («Отягощённые злом»).
Невежество всегда на что-нибудь испражняется («Улитка на склоне»).
Это что-то вроде демократических выборов: большинство всегда за сволочь… («Гадкие лебеди»)
Всё дело в том, чтобы научиться утираться. Плюнут тебе в морду, а ты и утрись. Сначала со стыдом утёрся, потом с недоумением, а там, глядишь, начнёшь утираться с достоинством и даже получать от этого процесса удовольствие… («Гадкие лебеди»)
Когда люди сами говорят о себе, они либо бахвалятся, либо каются («Улитка на склоне»).
Каждый человек – человек, пока он поступками своими не показал обратного («Отягощённые злом»).
Естественное всегда примитивно. А человек – существо сложное, естественность ему не идёт («Гадкие лебеди»).
Каждый делает, что в его силах. Один – революцию, другой – свистульку. У меня, может, сил только на одну свистульку и хватает, так что же я – говно теперь?. («Град обречённый»)
Вы отнимаете у людей заботу о хлебе насущном и ничего не даёте им взамен. Людям становится тошно и скучно. Поэтому будут самоубийства, наркомания, сексуальные революции, дурацкие бунты из-за выеденного яйца… («Град обречённый»)
Когда я приезжаю в чужую страну, я никогда не спрашиваю, хорошие там законы или плохие. Я спрашиваю только, исполняются ли они («Град обречённый»).
Каждый человек – маг в душе, но он становится магом только тогда, когда начинает меньше думать о себе и больше о других («Понедельник начинается в субботу»).
Сумасшедший мир. Дурацкое время. Люди совершенно разучились жить. Работа, работа, работа… Весь смысл жизни в работе. Всё время чего-то ищут. Всё время что-то строят. Зачем? («Стажёры»)
Разум есть способность использовать силы окружающего мира без разрушения этого мира («Пикник на обочине»).