Владимир Конкин: «Мой Шарапов пытался научить власть быть вежливой»

 

   
   

«АиФ»: - Владимир Алексеевич, подарок себе приготовили? Книгу новую? Или роль?

В.К.: - Я человек пишущий и счастлив, что в «Литературной газете» выйдут мои новые арабески - зарисовки о Чаадаеве, Гоголе. И в театре я преуспел. Моя супруга Алла (к сожалению, в прошлом году её не стало) мне постоянно напоминала: «Володя, у тебя впереди 60-летие, надо делать спектакль». Так возник спектакль-бенефис «Муж, жена и сыщик». Так что по второму пункту я тоже перед вами отчитался!

Сыграл... икону

«АиФ»: - В Интернете на сайте, посвящённом вашему творчеству, есть запись: «У Владимира лицо советской молодёжи - открытое, доброе, честное». А ведь если посмотреть на ваше воспитание, то с советской молодёжью-то вы имели мало общего.

В.К.: - Вы отчасти правы. С рабочей профессией я себя, конечно, никогда не связывал. Но так сложились обстоятельства, и в этом я благодарен моему папе, рабочие навыки у меня есть. Папа, сам будучи интеллигентным человеком, пытался и молоток держать, и работу какую-то по дому делать. Я умею это лучше. Более того, могу прокатный стан отличить от стана дамы. И даже могу сказать, какого диаметра трубу он будет гнать. А ведь фильм «Переходим к любви», где я сыграл рабочего паренька-трубопрокатчика, снимался в 1975 году!

                                                               
Досье
Владимир Конкин родился в 1951 г. в Саратове. В 1972 г. окончил Саратовское театральное училище. В разные годы служил в Харьковском ТЮЗе, Киностудии им. Довженко, Театре им. Ермоловой, театре «Содружество актёров Таганки» и др.

Да и мой Корчагин из «Как закалялась сталь» для многих поколений действительно стал иконой, примером для подражания. Собственно, режиссёр Николай Марченко делал именно фильм-икону. Хотя в сценарии было много спорных моментов. Марченко был человек дотошный. Он по письмам Островского добавлял какие-то нюансы. Если бы вы знали, сколько ножниц прошлось по этой картине!

«АиФ»: - ???

   
   

В.К.: - Вот вы удивляетесь! Принято думать, что от цензуры страдали лишь диссиденты. Нет, именно советская классика была под бо`льшим редакторским взглядом, нежели другие фильмы.

«АиФ»: - Но что в этом фильме могло не устроить цензоров?

В.К.: - Как что?! Как в те годы мог пройти огромный диалог между уже ослепшим, прикованным к постели Корчагиным и одноруким Жухраем, который привёз ему печатную машинку? Когда Корчагин спрашивает: «Что происходит, Жухрай?

Даже я знаю, что многие так зажрались, превратились в главначпупсов». Весь этот диалог пошёл под нож. А Цветаев, антипод Корчагина? Это человек, который строил с Корчагиным узкоколейку, но, став секретарём комсомольской организации паровозоремонтных мастерских, зажрался. И когда к нему приходит Павел со словами: «Слушай, ты ведёшь себя как-то странно. Если бы ты не был моим другом, я бы не пришёл к тебе», то слышит в ответ: «Да пошёл ты!» А женский голос за кадром зовёт: «Митяй! Иди сюда». «Это кто у тебя?» - спрашивает Корчагин. «А, так… Женщина…» Корчагин пытается пристыдить Цветаева, а ему вслед летит бутылка, которая разбивается о дверь. Как такое могли пропустить советские цензоры?

Понимаете, когда мы говорим о «ЧП районного масштаба» Юрия Полякова, да, это была маленькая бомба 1986 года. Но, простите, Цветаев был предтечей того, о чём написал Поляков. И если бы мы не просто проходили мимо каких-то книг - той же «Войны и мира» или «Как закалялась сталь», то, наверное, смогли бы прочитать там между строк кое-что важное.

«Будь проще!»

«АиФ»: - Слава, обрушившаяся на вас после «Как закалялась сталь», с ног не сбила?

В.К.: - Не представляете, сколько мук я испытывал, когда меня стали узнавать. Дня полтора было здорово, лестно. До сих пор помню, как меня впервые узнали две девчонки в переходе на Манежной. Этот шёпот за спиной: «Он? Не он?»

Тут-то меня и бросило в пот: вот оно! Узнали! А потом это стало надоедать, потому что все интервью или выступления на радио, по ТВ, на концертах начинались с просьбы: «Володя, прочитайте монолог Корчагина из фильма!» А концертов тогда было невероятное количество, на лучших площадках - начиная с Дворца съездов и заканчивая Колонным залом Дома союзов. Неслучайно упоминаю именно эти места: существовал специальный список актёров, которые могли выступать в этих концертах. И я сразу же в тот список попал - вместе с Ульяновым, Марецкой. Я оказался в этом вареве гениальных людей.

Тем не менее от многократных повторений монолога Корчагина я скрежетал зубами, но сделать ничего было нельзя. И вот тогда я стал часто слышать фразу: «Будь проще, и тогда люди к тебе потянутся». Так говорят троечники! Мне не хочется быть проще - мне почему-то всегда хочется быть Данко. Я понимаю, чем всё это закончится, - это описано у Горького. Как толпа, вышедшая благодаря горящему сердцу Данко на свободу из темноты, растоптала горящие искры этого сердца, и Данко погиб. Всё это я знаю, но ничего не могу с собой поделать. Мне уже 60, а внутри по-прежнему сидит какой-то альтруизм. Это не возрастное отклонение от нормы, поверьте! Я и достаточно прагматичным бываю.

Мне кажется, что я очень умён, особенно в финансовых вопросах. Пример - тот самый спектакль, которым владею. Мой доход от него, который я озвучил одному очень большому дяде, составляет 4753 рубля. Он так смеялся!..

Но не зарабатывание денег я считаю для себя главным. По-моему, актёрская задача - просвещать. Я считаю, что сцена - это амвон. И ты должен гореть на ней, как Данко. И хотя бы одному зрителю в этом зале ты обязан доказать, что есть лучшая жизнь. Что театр, кино - это подмога поскользнувшемуся. Не надо добивать упавшего. Не надо! Протяните ему руку! Вот задача настоящего лицедея. Об этом писали и Гоголь, и Островский, и Тургенев, и все наши гениальные беллетристы.

«АиФ»: - В Интернете, обсуждая старые фильмы, один из пользователей написал: «Где бы ты был сегодня, Павка?»

В.К.: - У меня есть полная уверенность, что Николая Островского, не прибери его смерть, притащили бы, как и Михаила Кольцова, к стенке и расстреляли. Потому что к тому времени мавры - и Островский, и Кольцов, и Бабель - своё дельце сделали. Им на смену пришли ребята-выскочки - и в литературе, и в политике, которые лизали власти любимое место.

А у Островского, преданного партийца и коммуниста, язык частенько развязывался. Все думают, что это был такой пластмассовый герой, писавший панегирик партии. Да ничего подобного!

                                                               
Фразы, ставшие крылатыми
  Вор должен сидеть в тюрьме! (Жеглов)

  Ну и рожа у тебя, Володя! Ну и видок у тебя, Шарапов! (Жеглов)

  А угостите даму спичкой, гражданин начальник! (Манька Облигация)

  Есть у нас сомнение, что ты, мил-человек, стукачок. (Горбатый)

  Милосердие - поповское слово. (Жеглов)

  Ты не сознание потерял - ты совесть свою потерял. (Жеглов)

  Ты не бойся, мы тебя небольно зарежем. Чик - и ты уже на небесах. (Горбатый)

У меня, кстати, тоже язык шершавый. Не удалась моя большая любовь с правительством - ни с правителями той, советской, страны, ни с этими. Всё время какие-то у них другие привязанности. Я понимаю, у тех была привязанность к Галине Улановой, единственной балерине - дважды Герою Соцтруда. Но сейчас, когда я вижу, как первые лица страны встречаются с «Комеди Клаб», меня слегка оторопь берёт. В своей личной жизни ты можешь с ними встречаться. Но публично не показывай этого. Ведь не все же испытывают удовольствие от мысли, что наши руководители такие... простые.

Самое печальное, что ни прошлая власть, ни нынешняя, похоже, не читали Салтыкова-Щедрина. Он трудоёмок, там что ни фраза, то боль русского интеллигента. А если учесть, что Салтыков-Щедрин был вице-губернатором двух (!) губерний, то он знал, что такое власть! Поэтому и писал с такой желчью. Но общество, эти самые рабочие пареньки, таких людей изгоняет. Порой объявляют сумасшедшими. «Горе от ума» - это всё о том же. Уму очень сложно. Ум в России оказывается совершенно не нужен власти. Власть опирается только на свои извилины, а они не всегда многочисленны. Говорю я это с болью и с любовью к Отечеству. И к первым лицам. Как человек православный, я молюсь за них и за своё Отечество, потому что очень хочу, чтобы трём моим детям и пятерым внукам жилось здесь хорошо, достойно, уважительно. Чтобы их не грабили и не унижали бывшие рабочие пареньки.

Я другого своего героя вспомню - Шарапова из «Места встречи изменить нельзя». Да, этот фильм - отчасти сказка. Но именно такой Шарапов сегодня и нужен. Потому что - а кому ещё пожаловаться? Ведь это Шарапов защитил Груздева, он был дотошен, порядочен и раскопал: преступление-то совершил Фокс. А ведь жегловщина-то перед ним не извинилась!

Жегловщина и сегодня никуда не делась - если посмотришь на умильные лица милиционеров. Как они любят людей, полицмейстеры наши, как горят на работе!.. Вы понимаете, что сейчас я спел панегирик не истинным полицейским, а отчасти литературному дяде Стёпе, отчасти - Шарапову. Потому что нашему обществу нужны идеалы. Без них Россия пропадает. Идеал - это маяк, на свет которого тянутся миллионы. И Шарапов был таким маяком. Почему эта картина не устарела? Не только потому, что там покойный Высоцкий снимался. Но и потому, что там есть Шарапов. Потому что жегловщина - это унизить невиновного и не извиниться. Власть перед нами не извиняется! Как научить власть быть вежливой? Вот Шарапов и пытается их этому научить.

Смотрите также: