«Он был настоящим!» Памяти Валентина Распутина

Он не боялся

«Жаль мужика. Он был настоящим!» — такой была первая реакция у многих моих знакомых, когда они услышали о смерти Валентина Григорьевича. Он действительно был настоящим писателем. Настоящим человеком. В последние годы он уклонялся от интервью. Последний роман — «Дочь Ивана, мать Ивана» — написал в 2003-м. Это был своеобразный гимн русской бабе, которая в перестроечные годы на своём горбу вытянула и семью свою, и страну из пропасти. Он болел — и физически (сильно сдал, когда в 2006 г. в авиакатастрофе в Иркутске погибла его дочь), и душой — новую российскую действительность не понимал и не принимал. О чём, не стесняясь в выражениях, писал в своих статьях: «Если бы каким-то чудом удалось сейчас получить зримую, в рост, картину нашего общего дома, она напугала бы нас более, чем мы представляем. Веровая опора восстановлена, но властная, полностью разрушенная, представляет собой сыпучий курган, не способный держать свою долю ноши... Нам недосуг бывает оглянуться, что там, за нашими спинами, какие думы вынашивает брошенный на произвол судьбы недавний наш кормилец, которому отказано и в этом праве — быть кормильцем».    

   

Он вообще не боялся говорить правду — и в жизни, и в книгах. На газетных страницах и в новостных выпусках бравурно рапортовали о строительстве Братской ГЭС, а он писал «Прощание с Матёрой» — о трагедии деревень, которые затопили ради этого строительства. Он, будучи народным избранником, не побоялся на I съезде народных депутатов СССР произнести с трибуны фразу Столыпина: «Вам нужны великие потрясения — нам нужна великая страна». Энтузиазма перестройки не разделял — крестьянским умом понимая, что ничего хорошего такой раздрай не сулит. 

Писатель Валентин Распутин: «В бедности жить не грех»

Читать об этом

«А что сделали вы?»

Собственно, судьба народа и заботила его больше всего — о личных благах он пёкся в последнюю очередь. На интервью приезжал на метро — плащик, портфель в руке, кепка... Угощениям и разносолам предпочитал свежезаваренный чай с конфетами и сушками. Переживал, что Россию захлёстывает волна гастарбайтеров. В одну из последних наших с ним встреч я его спросила:

— Валентин Григорьевич, вы точно подметили, что нынешним властям недосуг оглянуться, чтобы увидеть, какие думы вынашивает народ. А вы сами пытаетесь понять, какие думы он вынашивает?

— Пытаюсь. И думаю, что кое-что понимаю, — ответил Распутин. — Он думает: когда это кончится и кончится ли когда-нибудь? Когда с ним заговорят как со своим, родным человеком, пусть небезгрешным, но сыном России, и перестанут дурить по всем каналам как чужака и идиота? Когда дадут по шапке тем, кто принёс неисчислимые страдания народу и продолжает здравствовать и действовать до сих пор? Когда, думает он, перестанут грабить Россию, будто она пленена и это её заслуженная участь? Прокатитесь на поезде и посмотрите из окна вагона: ведь это же разгромленная и брошенная земля на тысячи и тысячи километров! И когда, думает он, призовут его, бедолагу, на работу, прежде чем призывать армию инородцев из сопредельных государств? Плохо работает русский человек, много пьёт? А что сделали вы, чтобы он лучше работал, как в прежние времена, и меньше пил?

Замечает он, не может не замечать: стоит Россия неловко, нараскоряку. Пока не укоротят сверхбогатство, которое уплывает невесть куда, но в России «не работает», пока не поднимут на него по справедливости налоги и пока не учтён будет и не получит помощи каждый нищий и бедный — ничего сделать нельзя. Никогда ограбленный не полюбит грабителя и не обнимется с ним. И Россия будет самым уродливым государством, если продолжать строить её на чужой манер.

Порой складывается впечатление, что дело ведётся к тому, чтобы её, Россию, закрывать. Пройдёт ещё 30-40 лет — и развеют по ветру сначала всё русское, чем заняты уже теперь, а затем и российское, оставив, быть может, только кое-какие названия и обозначения. 

   

   

Очень хорошо, что появилась программа, и серьёзная, чтобы поощрять деторождение. Но ведь многие миллионы молодых людей, образованных и не очень, выбрасываются из России в Америку, Европу. А к нам спешат миллионы и миллионы рабочих и торгашей из Азии и Китая. А для своего брата, который из народа, уготован лишь один удел — безработица и пьянство. Больших заводов, оставшихся от коммунизма, — раз-два и обчёлся, новые не торопятся ставить. А к торгашеству, которое заселило ныне тысячи и тысячи бывших заводских корпусов, — к торгашеству у него душа не лежит, — завершил ответ на вопрос «АиФ» Валентин Григорьевич. 

...Они уходят с пугающей быстротой — те, для кого слова «родина», «совесть», «душа» не были пустым звуком: Пётр Тодоровский, Алексей Герман, Святослав Бэлза, Елена Образцова. Теперь — Валентин Распутин. Но нам останутся его книги. Мы будем жить. Читать их. И помнить.