Музыкант и актёр Игорь Растеряев в интервью aif.ru рассказал о том, почему пишет песни про простых работяг, «пряничной» Европе, где опустили занавес, выступлениях в госпиталях и сытых «близоруких» годах, которые подготовили почву для нынешних событий.
Про скандалы и бурное прошлое
Владимир Полупанов, aif.ru: Игорь, согласись, с точки зрения пиара ты довольно скучный музыкант. В скандалах не замечен, пиар-кампании не проводишь, не живёшь по законам маркетинга.
Игорь Растеряев: С точки зрения маркетинга у нас всё очень плохо. А если всё это помножить на многолетнюю трезвость... Вот если бы употреблял, скандалов, всяческих откровений и заявлений было бы, думаю, больше. Все бы они шли под определённым градусом, только успевай снимать, записывать и выкладывать. Но так как я свернул со скользкой тропы алкоголизма, теперь приходится следить и за речью, и за поступками, соответственно.
— А что, было бурное прошлое?
— Да, бывало.
— И как это было?
— Алкоголики поймут, ничего хорошего и весёлого. То есть сначала весело, потом очень печально. Можно было много раз умереть. Но, слава Богу, благодаря Божьей помощи соскользнул с этой темы.
— Что явилось триггером, рубежной точкой?
— Рубежной точкой, кстати, стала моя первая гармошка. С коллегой по Белому театру, который подарил мне гармошку (именно на ней я впоследствии написал песню «Комбайнёры») мы это дело хорошо отметили, выпив, наверное, литр на двоих и ещё сверху по 5 бутылок «девятки» (пиво «Балтика № 9» — Ред.). И я с этим запасом пошёл от станции метро Чернышевская до Проспекта Просвещения, связав гармонь телефонным проводом, потому что на ней не было сверху ремешка.
И у ж/д станции Ланская, прямо у дома, откуда Ленин пошёл делать революцию, меня уложили два очень интеллигентных питерских гопника.
— Избили?
— Они меня не били. Отняли 50 руб., которые оставались, кассетный плейер, гармошку не взяли. Но мне стало так обидно, что я из-за своего состояния не смог им оказать сопротивление. А ведь бывало, гитару об голову разбивал в 90-е. Как-то нас обидели 8 наркоманов. Мы втроём с друзьями проходили мимо, начались небольшие «рамсы». Другу моему вломили. Я дружков в сторону отвёл, в сам вспомнил, что я потомственный казак. И так, знаешь, как в конной казачьей лаве, мимо них пробегая, гитарой огрел первого сидящего по голове. И он на басовых как бы застрял. Я гитару вниз дёрнул, чтоб он с лавочки свалился. Это мой прадед так с потягом рубил шашкой. Короче, башка этого наркомана мотнулась, и он упал на асфальт. За мной 7 человек погнались. Еле ноги унёс, а корешки мои сдуру вернулись узнать, что там «зазвенело». Их там чуть на ножи «не поставили». Спас их, надо сказать, проезжавший мимо на «Мерседесе» человек, пожилой и очень авторитетный. Смотрящий. Он «посоветовал» не шуметь в его районе, лавочки поставить так, как они стояли, всё за собой убрать и исчезнуть.
А я тогда понял, что дальше могу умереть. После этого как отрезало, будто бабушка «отшептала», поставила жёсткую блокировку. Как только первая гармошка мне в руки попала, все эти экзерсисы прекратились.
Про гармошку и «Комбайнеров»
— В прошлом году ты выпустил альбом «Круговорот», в котором в основном гармонь использована, гитара звучит лишь в одной песне. Почему гармонь? Ты только на ней умеешь играть?
— Я 15 лет играю на гармошке. Она для человека, который не очень хорошо владеет любым инструментом, наиболее выгодная, потому что наиболее самоигральная. Чтобы на гитаре играть и петь, нужно наворачивать что-то очень серьёзное. А гармонь в этом плане богаче на краски. Я как человек, играющий и на гитаре, могу это точно сказать.
— Ты и на интервью ко мне приехал с гармошкой. Есть ли какая-то история у этого инструмента, как он к тебе попал?
— Непосредственно у этого инструмента нет, потому что он запасной. В основном я играю на «бэушных». У них более разыгранный мех. Есть у меня две гармошки, которые делали на заказ в Туле и в Шуе («Тулка» и «Чайка»). На концертах я не играю на них, потому что «Тулка» слишком басовитая. А «Чайку» разрабатывать надо ещё. И у них писка такого нету.
— На твоей страничке в ВК часто вижу сообщения, что все билеты на твои концерты проданы. Так всегда было или это сейчас началось?
— В среднем, как мы вышли на какой-то уровень, примерно так оно, плюс-минус, и идёт.
— А география выступлений расширяется?
— География шириться не может, потому что мы уже были и в Калининграде, и во Владивостоке. В июле будем играть на фестивале «Крылья Сахалина». Вот это, наверное, будет самая восточная точка. В прошлом году впервые отыграли в Сыктывкаре, Костроме и Калуге. Мой папа выписывает все города, где я побывал. Не были на Кавказе, не уверен, что там эти темы вызовут такой отклик.
— Чаще всего просят, наверное, «Комбайнёров» и «Русскую дорогу»?
— Нет, никто не просит, потому что я их сам пою. «Русская дорога» и «Комбайнёры» — это как бы основа концерта, они самые известные. Любителей песни «Гармонь» несколько поменьше, но они есть. Но часто просят: «Давай пой "Гармонь"». «Кореша» или «Веселей» требуют.
— «Комбайнёры», по сути, как та первая гармошка, вытащила тебя в другое измерение. В ней поётся о людях, о которых «совсем не поют, не снимают про них сериалов, они не в формате каналов, и не пишет про них интернет, их совсем вроде как бы и нет». Ты когда-нибудь задавал себе вопрос, почему эта песня нашла такой отклик, выстрелила?
— Эта песня так выстрелила, потому что удачно попала во временной промежуток. Это 2010 год. С одной стороны, люди отдохнули от беспредела лихих девяностых, оттаяли, наевшись колбасы в нулевые годы, и перестали втаптывать в грязь всё родное, колхозное, советское прошлое. И возник запрос на возвращение патриотизма, который ещё не был никак поддержан на государственном уровне. В 2010-м году я чего-то не припомню никаких массовых сериалов про Великую Отечественную, деревню, простых людей, не было «Бессмертных полков» — ничего. В русском сегменте интернета в 2010-м году образовалась свободная ниша. Можно по пальцам двух рук пересчитать, кто из российских музыкантов выстрелил в эти годы — Пётр Налич выступил на «Евровидении», Вася Обломов* выпустил песню «Магадан», появились рэперы Скриптонит, Оксимирон*, рэпер Сява и я с «Комбайнёрами». Тот, кто лучше помнит интернет тех времён, назовёт еще человек 10. Но это не 3 млн, как сегодня, когда каждый школьник — блогер, когда у каждого свой канал на YouTube. То есть тем, кто был младше нас, ещё в силу возраста нечего было явить миру. А кто был старше, ещё не рассматривали интернет как площадку для продвижения своих умений, самопрезентации. Понимаешь? То есть мы попали в это узкое окошко. Нам повезло, что это было дикое, непаханное поле. Нам просто повезло.
Помню, был промежуток времени в 2010-м, когда у нас на YouTube-канале подписчиков было больше, чем у группы «Ленинград». О чём это говорит? О том, что даже такой гениальный человек в плане пиара и шоу-бизнеса, как Сергей Шнуров, тогда ещё не рассматривал интернет, как площадку для самопродвижения. Правда, это был очень короткий промежуток, может, полгода. А потом Шнуров, в отличие от нас с нашим каналом, куда мы грузим по-прежнему 2 видео в год, а то и реже, начал снимать шикарные клипы, почти кино. И у них моментально количество подписчиков выросло до нескольких миллионов.
Но мы в эту щель успели проскочить. Мы затронули темы, запросы, которые назревали в обществе, но ещё не получили от государства никакой поддержки.
Про патриотизм
— «Комбайнеры» очень патриотичная песня, как и «Русская дорога».
— «Русская дорога» патриотичнее. Когда писалась песня «Комбайнёры» я ещё сам не понимал, что у меня получилось. Люди вокруг относились к ней по-разному, кто-то как к шуточной песне. Пел-то я её кому? В основном местным людям на хуторе Раковка (Михайловский район, Волгоградская обл. — ред.). Для них это будничная жизнь, они не видели в этом ничего патриотичного. Для них названия тракторов и комбайнов, перечисленных в песне – ежедневный лексикон. Помню, в первый раз даже стеснялся петь эту песню у магазина. Мне казалось, что сочинить песню — это более ответственно, чем написать рассказ. Я долго боялся их писать, и первую только в 27 лет сочинил. Хотя книжку «Волгоградские лица» начал писать в 19 лет. А песни было страшновато. Потому что песня — это, в отличие от прозы, мощнейший концентрат мысли и образности, а, значит, большая ответственность.
— Ты где-то сказал, что сегодня много квасного, неискреннего патриотизма, много песен за последние 2 года появилось патриотических. Как ты к этому относишься?
— Ты имеешь в виду патриотизм, который плакатный? Это всегда, во все времена было, это естественно. И сейчас они не могут не появиться, когда идут такие события. Государство нуждается в своих «соловьях», певцах.
В острые моменты противостояний, войн нужны однозначные, плакатные песни-призывы. «Вставай, страна огромная», «Ты записался добровольцем?» «Родина-мать зовет». И т. д. Вперёд, побежали, всех победим. Это всё однозначно.
У меня же всегда крен в людскую боль. Тот же стих «Госпиталь», например. Когда я его прочитал главному врачу, который там фигурирует, он кивнул, сказал: «Молодец, все правильно понял». Если бы я его в 2022-м году опубликовал, когда только-только это начиналось, в мой адрес посыпались бы обвинения в пораженческих настроениях. Мне бы, наверно, по башке надавали. Тогда как раз нужен был этот «плакат». Я опубликовал этот стих спустя два года, когда уже немножко подулеглось всё, и уже не так остро всё воспринимается. Это всё болевое, но в массе своей, люди это приняли как данность. То же самое, как и стих «Дед Агван», который многие сейчас читают — и взрослые, и дети. Я представляю, что бы мне сказали, если бы я его опубликовал во время Великой Отечественной войны: «Дорогой товарищ, немцы нам сожгли деревню, расстреляли всех жителей, а ты воспеваешь человека, который спасает этих нелюдей? Игорек, ты чё это?» Я бы мог уехать надолго на восток, в те края, где ещё не был. Но прошло время, и уже можно рассказать про то, как человек не потерял себя в тяжелейших условиях жизни. Мне хотелось вот про это всегда говорить, про человеческое, про то, что оно всегда должно быть.
— А как ты понимаешь патриотизм? Что это такое для тебя?
— У меня такое определение: патриотизм — это видение своего будущего в своей стране. Не воздыхание по прошлому. Это называется чтить память предков. Ее нужно чтить.
Про героев своих песен и стихов
— В свежем альбоме «Круговорот» есть песня и стихи, которые выделяются из общей канвы. Если большинство вневременные, то песня «Возвращение» и «Госпиталь» на злобу дня, про СВО. Ты ведь всегда дистанцировался от социальных тем…
— Это не социалка, а истории. Понимаешь, если бы я давал там какие-то оценки субъективные, не имея реальных сведений, а нахватанное эмоционально, наверное, это была бы социалка. Я всю жизнь описываю людей, которых лично знаю, это мои друзья и мои личные наблюдения за ними. Как в песне «Ромашки», где описаны конкретные люди, которым это посвящено. Но они описывают общие проблемы, более широкий пласт людей, как песня «Возвращение», посвященная моему однохуторянину, хорошему приятелю Сергею Зиньковскому, который ушёл воевать в ЧВК «Вагнер» из мест не столь отдалённых.
— За что сидел?
— Не хочу говорить, за что. Это его дело. Я ездил к нему туда, где он сидел, во Фролово, в колонию строгого режима, выступал для этих ребят. Я это рассказываю потому, что сам Сергей не делает из этого секрета. Я попросил его на съёмках клипа на песню «Возвращение»: «Может, жетон хотя бы снимешь?» Он ответил: «Не, мне нечего скрывать». А у него жетон с буквой «К». Знающие люди понимают, что это, откуда человек и как попал в ЧВК.
— Он вернулся другим человеком оттуда?
— Я бы не сказал. Он отбыл очень серьёзные сроки и уже был закалённым человеком. Поэтому на нём это не так, наверное, сильно сказалось, хотя мне сложно судить. В песне, конечно, фигурирует постаревший взгляд в угол. Эта песня не то, что вымысел, но отчасти художественный концентрат. Его слова я использовал в песне: «Зашло 150, а вышло 30». Или, например, в «Георгиевской ленточке» фраза «наступил на бугорок — глядь, а это каска» — прямая речь моего кореша, ставшая строчкой песни.
— Стихи про «Госпиталь», как я понимаю, тоже реальная история. Как часто ты выступаешь в госпиталях?
— Ну как часто. По мере возможностей. Мы не засекали, у нас нет каких-то графиков. Когда есть возможность наиболее напрямую туда зайти, без привлечения всяких ненужных ассоциаций, избегая поддержек и огласок (этого всего мы не любим), выступаю.
— То есть тихо, не афишируя?
— Стараемся. А зачем? И ребята это не афишируют. Они все фоткаются после выступления. Но я не видел, чтобы кто-то из них потом это постил, выкладывал в соцсетях. То есть это для себя, сокровенное. И для них тоже.
— Деревенские жители чаще становятся героями твоих песен, нежели городские. У простых работяг, назовём их так, больше какой-то мудрости житейской, что ли? Чем они тебя так привлекают?
— Это связано с музыкой, скорее. Дело в том, что гармонь, она у меня всегда главная в песнях, то есть сначала всегда появляется музыка. Часто не знаю, про что будет песня, сколько куплетов будет. Придумав мелодию, начинаю играть на гармошке. И затем уже рождается текст. Как правило, сначала образ человека, который куда-то едет по дороге, полю или степи в даль, даль, даль — за горизонт.
— Большую часть времени ты всё-таки проводишь в Санкт-Петербурге, но часто бываешь в Раковке, как я понимаю?
— В Глинище и Раковке, где у меня вся родня живёт. Это небольшие хутора в Волгоградской области.
— И там напитываешься мудростью житейской?
— Не могу сказать, что там живут особо мудрые люди, мудрее, чем в городе. Я и не анализирую особенно, для меня эти места с детства — естественная среда обитания. Все герои моих песен, которые наделены некой мудростью, иногда чрезмерной, очень удивляются, когда читают мои книги или слушают песни. Они говорят мне: «Ты кого вообще превознёс?» То есть отношение местных к этим персонажам зачастую менее восторженное, чем у людей, которые песни слушают. Но это не имеет значения, потому что взяты за основу реальные люди.
— Первое стихотворение в новом альбоме «Дядька». Это про твоего дядю электрика?
— Да, он электриком был в Раковке всю жизнь. И был мне как второй отец. Я с самого раннего детства жил у него дома. Он постоянно мне помогал, чинил мотоциклы, всегда и везде таскал с собой. Дядя был авторитетным, уважаемым человеком, очень рукастым, головастым, совестливым и честным.
Кстати, в телепрограмме «Сам себе режиссёр» он как-то первое место занял. Дядя из обычного ящика сделал музыкальную шкатулку, где была вся его электро-бригада. Он вырезал куколок с портретным сходством, пошил им всем костюмы, сделал маленькие гармошечки, подвёл механизмы. Кто-то ложкой по кастрюле стучит, кто-то свистит, кто-то на гармошке играет, кто-то танцует. Открываешь этот чемоданчик, и всё приходит в движение, как будто вся его бригада выступает на сцене. В программе «Сам себе режиссёр» его сняли и показали. Он с семьёй (женой и дочкой) специально приезжал в Москву на съёмки.
Про любовь и кручинушку
— Я обратил внимание, что в новом альбоме нет ни одной песни про любовь к женщине.
— А у меня их в принципе нет.
— Тебя эта тема вообще не волнует?
— Не знаю, никогда не писалось такое. Видимо, немножко не моё. Ну и потом о любви немало песен сложено. «Я тебе спою ещё одну?»
— В песне «Вахта» ты рассказываешь о людях из сельской местности, которые едут в большие города на заработки. В селе по-прежнему сложно с работой?
— Хреновато там с работой. Говорить, что ее вообще нет, неправильно. У фермеров, у которых крепкие хозяйства, люди работают и получают приличные для села деньги. Другое дело, что с развитием аграрной техники не требуется большого количества трактористов и комбайнёров. 15-20 человек могут обслуживать даже огромное хозяйство.
— В общем, нужно поднимать село, какую-то программу придумать, чтобы улучшить жизнь?
— Я не депутат, у меня нет никакой программы. Мы песни про это пишем, сопереживаем. А как это делать, не знаю.
— Ты мне рассказывал, что бывал в Европе и тебе там понравилось. Я правильно тебя понял?
— Да, мне очень понравилось в Эстонии, Германии, Польше, тот же Краков, например, или Таллинн. Но там скучновато. У нас в стране всегда есть ощущение, что может что-то начаться. Есть какой-то горизонт развития. В Европе, глядя на эти красивые пряничные домики, есть ощущение, что только что опустили занавес, закончился какой-то волшебный спектакль. А у нас даже в благополучное время — ощущение антракта. Мне это больше нравится, потому что это интереснее: а что же будет дальше?
— Не знаю, как ты, но я не встречал абсолютно счастливых людей. Всё вроде бы хорошо, и вдруг, как поёт Виктор Цой, «война, эпидемия, снежный буран, космоса чёрные дыры».
— Владимир, счастье, мне кажется, оно только на Ямайке. Россия — про кручинушку.
— И как ты нынешнее время воспринимаешь?
— Как нечто обычное. Может быть, это прозвучит кощунственно, потому что сейчас происходят страшные вещи. Но если оценивать время, надо брать промежуток от Рюрика и до сегодняшнего дня. Россия во все века при всех правителях воевала. Так что ничего нового. Да, сегодня время трагичнее, чем, например, в позднюю советскую эпоху, потому что мы схлестнулись с братским народом. Вот в чем пакость. Но если говорить про время, обычное оно. Просто когда люди живут во времени, им кажется, что оно уникальное и особенное, хотя тут иначе и не было никогда. Хоть возьми блокаду, хоть революцию, хоть гражданскую войну — отмотай назад, и увидишь, что не было здесь никогда прекрасно. Да, в нулевые годы более-менее стали жить, в Турцию выезжать, куда-то ещё, машинки в кредит брать, ипотеку выплачивать, как-то вздохнули в относительно благополучный период. Эпоха советского застоя — хорошие ли это были времена? Не эпоха ли застоя подготовила девяностые годы, когда разваливался Союз? И прекрасная, сытая жизнь в нулевые — не она ли своей близорукостью подготовила почву для нынешних событий?
— А какую музыку слушаешь?
— В основном далёкую от патриотизма. Мне нравится ди-джей Алан Уокер, который танцевальную музыку делает. Всё время смотрю, как в клипах все пляшут под его песнопения. Слушаю что-то разгружающее нервную систему. Потому что когда ты всю жизнь варишься в темах про госпиталь, бойцов, поющих из-под земли солдат, лежащих в могилах алкоголиков, что с нервной системой должно происходить? А ещё и не употребляешь алкоголь. Нормальный человек 100 грамм принял и расслабился. А ты постоянно в напряжении, поэтому, конечно, тут надо слушать Стереополину, группу «Шыша», Эдуарда Скрябина и Алана Уокера.
*Физическое лицо, исполняющее функции иностранного агента