– «Судьба человека» начиналась, когда папа ещё был с мамочкой (актриса Инна Макарова – вторая жена Бондарчука. – Ред.). Они вместе разрабатывали бумажную историю фильма, рисовали трубу и вереницы людей, которые шли на смерть...
Все свои фильмы папа создавал душой. В пору работы над «Войной и миром» он был очень увлечён космосом. Хотел даже, чтобы Болконского играл... космонавт. И юному Михалкову, который должен был играть Петю Ростова, читал «Монизм Вселенной» Циолковского. Спустя годы, когда я делала ленту «Планета Бондарчук», Никита Сергеевич признался, что какие-то моменты из рассказов Сергея Фёдоровича запомнил навсегда. Михалков быстро рос – из мальчика вдруг превратился в юношу и Петю не сыграл. Но дружили они всю жизнь. Когда папу уничтожали на V съезде кинематографистов, Михалков сказал: «Если бы Сергей Фёдорович создал только «Войну и мир» и «Они сражались за Родину», я опустился бы перед ним на колени».
А ведь отец даже режиссёрского образования не имел...
Однажды остановилось сердце
– Это и удивительно! «Судьба человека» – дебют. «Война и мир» – второй фильм. Как разрешили ему, не режиссёру по профессии, снимать эпопею?
– Он учился у великих. Начиная с «Молодой гвардии» Сергея Герасимова. Смотрел, как тот выстраивал композиции, самую длинную – впервые в истории кино – панораму (приход фашистов). Снимаясь в «Мичурине», он наблюдал, как работает Довженко. Приходя на площадку к Ромму, папа впитывал его уроки.
После «Судьбы человека» хотел снимать «Степь» Чехова. Но вызвала Фурцева: «Вы сделали прекрасный фильм, получили награды, картина принята в мире. Но сейчас нам надо дать ответ американцам, которые сняли «Войну и мир». Смотрите, сколько писем: как мы могли отдать нашего Толстого?!»
– Отец сомневался?
– Очень. Он был ошарашен предложением. Даже Шолохов сказал: «Серёж, что ты делаешь? Эти тома с пола поднять сложно». «Мосфильм» ещё не был приспособлен для таких съёмок. Студия росла вместе с Бондарчуком. Но масштаб картины неповторим.
Про отца говорят, что он режиссёр массовых сцен. А ведь там каждый солдат на кончике оружия несёт свою судьбу. Сергей Никоненко пронзительно сыграл крошечную роль майора. А какой взгляд у Люси Савельевой во время встречи с Болконским, перед которым она виновата...
Папу страшно подгоняли. Он не спал, не ел... Однажды у него остановилось сердце. Но, придя в себя в реанимации, он сказал Ирине Константиновне: «Теперь я знаю, что Болконский входит не в темноту, а в свет». И именно так стал выстраивать сцены ухода его в вечность.
Сажал огурцы, вырезал из дерева трубки
– Для ленты «Они сражались за Родину» он использовал свой военный опыт?
– Его тогда заставляли снимать картину по другой книге. Но отец назвал её бездарной и отказался работать. А «Они сражались за Родину» сдавал с огромным трудом. Начальство придиралось: «Что это у вас герои небритые?» Папа парировал: «А вы были на войне? Я был! И не успевал бриться, когда немцы взрывали нас вместе с мостом». Он служил в Грозном, охранял мост... Помните, как его герой бежал под бомбёжкой? Вдруг рука коммуниста дрогнула, и он наложил на себя крестное знамение. Грандиозный эпизод.
А как он помогал Церкви! Это стало известно от иерархов во время похорон. Для «Войны и мира» отцу нужны были храмы. Найдя подходящий, он говорил: «Хорошее место, будем здесь снимать. Но церковь надо привести в порядок». Её ремонтировали. А он – тут же: «Да, замечательно, но, наверное, вон тот храм подходит лучше». Начиналось восстановление «того храма». И так – семь раз. Папа знал, что его крестили в день Сергия Радонежского. И всегда его почитал. А вот кинославой своей тяготился. Не тусовочным, трогательным человеком был. Сажал огурцы. Когда все везли из-за границы шмотки, он купил там маленький токарный станок. Выпиливал, вырезал из дерева трубки, шахматы. Как-то раз пришла к нему, а он в маленькой шапочке, как мастер, рисует странную картину. Перед ним обрубочек дерева вишни, без корней. Но на нём веточка. И она цветёт. Я так удивилась. А вскоре папы не стало.
– Ему было всего 74. Доконало то, что с «Тихим Доном» страшно мурыжили?
– Конечно. Я была в Киеве. Вдруг звонит Алёна. «Папа ушёл!» – кричит в трубку. Я разрыдалась. Думаю, что я тут делаю, мне же надо домой. Но заказала там литургию. Монахи собрали землицы со святых могил Киево-Печерской лавры, и я привезла в Москву её и плат с изображением Тараса Шевченко (Бондарчук сыграл его в одноимённом фильме, после чего, не будучи заслуженным, получил звание народного артиста СССР. – Ред.). Им мы укрыли папины руки. На похороны пришли даже те, кто выступал против него. Никита Сергеевич сказал тогда: «Ну где вы, маленькие и злые?»
А теперь я прихожу на «Мосфильм», где стоит памятник папе, дотрагиваюсь до его руки, и мне кажется, от неё исходит тепло...
– В фильмах Бондарчука есть магия. Отчего же сегодня – с огромными бюджетами, техническими возможностями и талантливыми актёрами – этой магии нет?
– Мы взяли неправильный вектор. Главное – рейтинг, искусство в массу – деньги в кассу. Позавидовав Голливуду, наши создатели кино увлеклись компьютерной графикой. Увлеклись и проиграли эту войну. В техническом плане мы так и не дошли до голливудских блокбастеров. Они на «Хоббит» потратили столько средств, сколько у нас уходит на весь кинематограф в год. Когда Коппола показал папе один из вариантов «Апокалипсиса», он, вернувшись в Москву, сказал: «Мы отстали от них навсегда».