В октябре 1953 года в США вышло первое издание романа Рэя Брэдбери «451 градус по Фаренгейту».
В отдаленном будущем смысл профессии пожарного изменится коренным образом: вместо тушения пожаров они будут сжигать книги. Ведь литература будет давно запрещена как подрывающая государственную стабильность, а, значит, все владельцы ветхих томов – преступники. Их надлежит отправить в соответствующие учреждения, а книги – сжечь, чаще всего вместе с прочим имуществом нарушителей закона, чтобы вирус этой болезни не поразил благонадежных граждан, обитающих по соседству.
Гай Монтэг и его книги
Эту версию будущего придумал американский писатель-фантаст Рэй Брэдбери в далекие уже 1950-е годы. Главный герой его романа «451 градус по Фаренгейту» — пожарный по имени Гай Монтэг, который наслаждается своей работой и с удовольствием искореняет незаконные книги. Ему вообще нравится огонь, роман даже начинается с сакраментальной фразы «Жечь было наслаждением». Монтэг с удовольствием носит свою форму и шлем с цифрой 451, и он давно притерпелся к запаху керосина.
«…Глаза сверкают оранжевым пламенем при мысли о том, что должно сейчас произойти: он нажимает воспламенитель — и огонь жадно бросается на дом, окрашивая вечернее небо в багрово-жёлто-чёрные тона».
Позже Монтэг знакомится с живущей по соседству девушкой Клариссой Маклеллан – она из неблагонадежной семьи, и ей удается посеять в нем сомнения. И вот уже он описывает свою работу несколько иначе: «В понедельник жечь книги Эдны Миллей, в среду — Уитмена, в пятницу — Фолкнера. Сжигать в пепел, затем сжечь даже пепел. Таков наш профессиональный девиз».
Но после одного задания, во время которого владелица книг сама поджигает свой дом и погибает в пламени, Монтэг окончательно сходит с пути настоящего пожарного. Он даже утаивает пару книг, потому что начинает интересоваться, что же такого есть в этих книгах, что их так беспощадно уничтожают. В итоге он сбегает со службы и из породившего феномен пожарных общества, чтобы найти таких же любителей печатного слова, которые заучивают книги наизусть и надеются когда-нибудь возродить утраченное.
По следам Оруэлла
«… в них давалась краткая история пожарных команд Америки, и теперь книжки были раскрыты именно на этой хорошо знакомой Монтэгу странице: «Основаны в 1790 году для сожжения проанглийской литературы в колониях. Первый пожарный — Бенджамин Франклин».
Фантастика в то время, когда вышел «451 градус по Фаренгейту», чаще всего была остросоциальной. Вот и Брэдбери, у которого к тому времени уже имелась неплохая библиография — например, «Марсианские хроники», несколько повестей и множество рассказов, — просто не мог не откликаться на запросы эпохи.
Эпоха та была непростая. После Второй мировой войны сразу же началась другая — Холодная, война двух идеологий, которая в «горячую» фазу переходила изредка и опосредованно (в Корее, Вьетнаме или в Афганистане), а по большей части сводилась к подавлению инакомыслия, теоретически способного помочь агентам потенциального противника. В США с конца сороковых лютовал сенатор Джозеф Маккарти, преследовавший людей за симпатии к коммунизму. Среди жертв этой охоты на ведьм были, например, супруги Розенберг, казненные за шпионаж в пользу СССР, и физик, руководитель Манхэттенского проекта Роберт Оппенгеймер. Были и многие актеры, писатели и журналисты, которым ломали карьеры и которые получали фактический запрет на профессию.
Но эта атмосфера закручивания идеологических гаек была, пожалуй, повсеместным явлением. Джордж Оруэлл уже написал свой знаменитый роман «1984», в котором предупреждал читателей об опасностях скатывания в тоталитаризм. И, возможно, именно поэтому книгу Брэдбери тоже поначалу рассматривали как памфлет против государственной цензуры и убеждений того самого одиозного сенатора. Писатель, кстати, совсем не возражал против такой трактовки — она есть даже в его авторизованной биографии «Хроники Брэдбери», написанной Сэмом Уэллером.
Но через много лет Брэдбери решил рассказать, что он имел в виду, когда писал «451 градус по Фаренгейту». Все оказалось проще некуда.
Самое простое объяснение
«Когда-то книгу читали лишь немногие — тут, там, в разных местах. Поэтому и книги могли быть разными. Мир был просторен. Но, когда в мире стало тесно от глаз, локтей, ртов, когда население удвоилось, утроилось, учетверилось, содержание фильмов, радиопередач, журналов, книг снизилось до известного стандарта. Этакая универсальная жвачка».
Атмосфера начала 50-х, конечно, тоже сказалась на книге, но настоящий страх Брэдбери был связан с растущим влиянием телевидения, которое, по его мнению, должно снизить интерес к чтению до критического уровня. «Телевидение расскажет вам, когда жил Наполеон, но не о том, кем он был», — рассказывал писатель в интервью в нулевые годы уже XXI века, через 50 лет после выхода романа.
Следует отметить, что если это и в самом деле так, то Брэдбери оказался очень прозорливым человеком. В 50-е эпоха телевидения, по сути, только начиналась — еще шел поиск форматов передач, которые наиболее интересны зрителю, мыльные оперы как явление, конечно, уже появились, но ждать нынешнего разнообразия от пары-тройки больших каналов того времени было попросту глупо.
Конечно, по прошествии лет прогнозы Брэдбери как бы даже подтвердились — книги действительно начали уступать место огромному количеству информации, которую люди начали получать из телепередач и из бурно развивающегося интернета. Но предположить это в 1953 году и не попасть пальцем в небо — какая-то фантастика. Подобные прогнозы обычно никогда не сбывались — как не сбылась, к примеру, знаменитая страшилка про заваленные конским навозом улицы Лондона.
Возможно, писатель и сам уверился в том, что он предупреждал об опасности распространения телевидения. Но тиражи книг до сих пор остаются на достаточно высоком уровне, ежегодно появляются многие тысячи новых наименований, а единственное, о чем с грустью говорят издатели — так это о том, что падают продажи бумажных книг. Тех самых, которые в начале книги Брэдбери с удовольствием жег Гай Монтэг. А вот электронные форматы, напротив, получают все большее и большее распространение, да и количество писателей явно не стремится к нулю.
Все очень непросто
«Знаете, книги пахнут мускатным орехом или ещё какими-то пряностями из далёких заморских стран. Ребёнком я любил нюхать книги. Господи, ведь сколько же было хороших книг, пока мы не позволили уничтожить их!»
Конечно, очень заманчиво сказать, что «летописец ошибался», но это не совсем так. В предисловии к «451 градусу по Фаренгейту» Брэдбери вспоминал о том, как в детстве дневал (а если бы было можно, то, наверное, и ночевал) в библиотеках. «Тогда я ел, пил и спал с книгами — всех видов и размеров, цветов и стран», — писал он. Он и над своим программным романом работал в библиотеке Лос-Анджелеса, каждые полчаса кидая десять центов в монетоприемник платной пишущей машинки. И к книгам у него отношение было трепетное — не только к своим, разумеется. Так что телевизор, который мог заменить книги для большинства людей, Брэдбери действительно рассматривал как врага. Но роман у него вышел не только об этом.
«Цветным не нравится книга «Маленький чёрный Самбо». Сжечь её. Белым неприятна «Хижина дяди Тома». Сжечь и её тоже. Кто-то написал книгу о том, что курение предрасполагает к раку лёгких. Табачные фабриканты в панике. Сжечь эту книгу. Нужна безмятежность, Монтэг, спокойствие. Прочь всё, что рождает тревогу. В печку!», — говорит один из героев, опытный брандмейстер Битти.
Брэдбери вспоминал, что он писал «451 градус по Фаренгейту» под впечатлением от сожжения книг в нацистской Германии — тогда уничтожались произведения «антинемецких» авторов (Зигмунда Фрейда, Генриха Манна, Карла Маркса и других). После войны жгли уже нацистскую литературу. Но сейчас существует другая проблема. На фоне общего повышения уровня политкорректности содержание различных книг действительно начинает раздражать разные группы населения. В тех же США в 40-е и 50-е годы неравнодушные граждане жгли комиксы, а в 2000-е — книги о Гарри Поттере. В России активисты движения «Идущие вместе» в начале нулевых сжигали самодельные брошюры с текстами Владимира Сорокина — до самих книг дело, слава богу, не дошло. Да и на государственном уровне ничего такого происходить не может — во всяком случае, в странах «золотого миллиарда».
Зато начинают меняться тексты книг, пока понемногу. В «Приключениях Гекльберри Финна» Марка Твена слово «негр» превращается в «раб». Шведы вообще вымарывают неправильные слова из расистской «Пеппи Длинныйчулок» Астрид Линдгрен. В России в «Сказке о попе и работнике его Балде» «попа» меняют на «купца». Хорошо, что такие случаи пока что единичны и вызывают даже некоторое недоумение. Но вполне можно допустить, что в отдаленном будущем, о котором писал Брэдбери, политкорректности станет столько, что уже на государственном уровне будет проще запретить все книги — на всякий случай, чтобы никто не оскорбился. А к тем, кто будет возражать, отправить пожарных с керосином.
«Набивайте людям головы цифрами, начиняйте их безобидными фактами, пока их не затошнит, ничего, зато им будет казаться, что они очень образованные. У них даже будет впечатление, что они мыслят, что они движутся вперёд, хоть на самом деле они стоят на месте. И люди будут счастливы, ибо «факты», которыми они напичканы, это нечто неизменное. Но не давайте им такой скользкой материи, как философия или социология. Не дай бог, если они начнут строить выводы и обобщения. Ибо это ведёт к меланхолии!».