20 ноября Михаил Горбачёв презентует свою книгу «После Кремля», в которой он рассказывает о своей жизни после ухода с поста главы государства и делится размышлениями о самых знаковых событиях, происходивших в стране и мире. Среди них — расстрел российского парламента и война в Чечне, президентские выборы 1996 года, «суд над КПСС» и дефолт 98-го, военная авантюра Саакашвили, украинский кризис. Книгу можно будет приобрести на ярмарке non/fictio№ в ЦДХ с 26 по 30 ноября. АиФ.ru предлагает вниманию читателей фрагмент из третьей части книги, которая носит название «Тревожный новый мир».
***
Нужна новая модель развития
Кризис явился полной неожиданностью для мировых лидеров: за пару месяцев до его начала на саммите «восьмерки» в Японии они, похоже, не ощущали никаких «подземных толчков». Не вполне адекватной оказалась и реакция на кризис.
С самого начала я говорил о том, что нельзя ограничиться лишь пожарными мерами. И задавал вопросы «двадцатке», созданной ведущими экономическими державами мира в ответ на кризис.
Конечно, сам по себе факт, что к лидерам «восьмерки» теперь уже на равных присоединились руководители Китая, Индии, Бразилии и еще почти десятка стран, был более чем знаменателен. По-другому было уже нельзя. В этом — отражение сдвига в экономическом и политическом балансе в мире.
В начале 2009 года «Нью-Йорк таймс синдикейшн» опубликовала в газетах многих стран мира мою статью, в которой я перечислил возникшие у меня вопросы к «двадцатке». Первый из них — способны ли ее решения остановить разрастание глобального финансово-экономического кризиса и обеспечить развитие мировой экономики в устойчивом русле? Я считал, что решения, принятые на первых саммитах «двадцатки», адекватны лишь в качестве первого шага: «Недопущение кризисов, подобных нынешнему, на мой взгляд, не может быть единственной и даже главной задачей. Речь должна идти о переходе к новой модели, интегрирующей не только чисто экономические, но и социальные, и экологические факторы».
Другой вопрос касался места «двадцатки» в системе институтов мирового сообщества. Что это, спрашивал я, — «мировое политбюро», «клуб сильных», прообраз мирового правительства? В каких отношениях будет находиться эта группа с ООН — универсальной всемирной организацией? Никакая группа стран, писал я, «даже если она представляет 90 процентов мировой экономики, не сможет заменить собой ООН. Но, безусловно, „двадцатка“ имеет право претендовать на коллективное лидерство в мире. Важно, чтобы она реализовывала это право, уважая мнение и интересы других. Избежать ошибок можно, лишь действуя максимально прозрачно и в тесном взаимодействии с ООН. По крайней мере раз в год саммиты „двадцатки“ следовало бы проводить в штаб-квартире ООН. Доклад о ходе работы и предлагаемых шагах должен представляться Генеральной Ассамблее и становиться предметом серьезного рассмотрения по существу».
Я считал, что «двадцатке» нельзя уходить и от тех политических проблем, которые тесно смыкаются с судьбой мировой экономики. Это прежде всего проблема милитаризации мировой политики и экономики. Здесь все взаимосвязано, писал я: «Милитаризация отвлекает ресурсы из реальной экономики, стимулирует конфликты, создает иллюзию возможности военных, а не политических решений накопившихся проблем. Лидеры мировой политики, начав серьезный разговор на эту тему в рамках „двадцатки“, определив политическую позицию, могли бы дать импульс работе механизмов ООН, ответственных за эту тему».
В рамках Форума мировой политики и саммита нобелевских лауреатов мы внимательно анализировали ход кризиса и социальные процессы, которые его сопровождали. В разных странах — в том числе в США, возникли массовые общественные движения.
Во время поездки в США в 2011 году я стал свидетелем протестных акций в рамках развернувшегося там движения «Захвати Уолл-стрит», которое, как известно, распространилось на многие другие страны. Миллионы людей задавали вопрос: почему затягивать пояса приходится прежде всего простым людям — ведь кризис разразился не по их вине? Протесты пытались оседлать и экстремисты, безответственные элементы — это надо было, конечно, осудить. Но кое-кто пытался на этом основании осудить все протестное движение. Я считал и считаю: протесты людей против крайних проявлений неравенства, несправедливости в распределении общественного богатства — их законное демократическое право.
Люди, вышедшие на улицы и «оккупирующие Уолл-стрит», говорил я на конференции Форума в Монпелье в ноябре 2011 года, «справедливо обвиняют в кризисе крупнейшие корпорации, проталкивающие через парламенты выгодные для себя налоговые лазейки, обвиняют финансовый сектор, оторвавшийся от реальной экономики и награждающий себя гигантскими бонусами. И большую вину они возлагают на политиков. Они требуют возвращения к принципам равенства, социальной справедливости, солидарности. Я отношу эти принципы к общечеловеческим ценностям, не менее важным, чем ценности прав человека и свободы. Но в последние 20–30 лет они были оттеснены далеко на задний план».
Политика, констатировал я, зажата в «железной клетке» требований и догм неолиберальной экономики. Но с каждым днем все яснее: эти догмы не стимулируют экономическое развитие, а сковывают его.
Модель развития, которая исходит из приоритета исключительно экономических факторов — прибыли и потребления, «перелопачивает» гигантские ресурсы, игнорирует социальную и экономическую ответственность, продемонстрировала свою несостоятельность. Она генерирует социальную несправедливость, неравенство, конфликтность, кризисы и чревата катастрофическими последствиями.
Переход к иной модели — постепенный, но достаточно быстрый — кажется мне неизбежным. А это, писал я в статье, опубликованной в «Интернэшнл геральд трибюн» и «Российской газете» в конце 2009 года, потребует изменения системы ценностей, поиска новых движущих сил и стимулов экономического развития: «Экономика должна быть переориентирована на такие общественные блага, как устойчивая окружающая среда, здоровье людей в широком смысле слова, образованность, культура, равные возможности, социальная сплоченность, в том числе отсутствие вопиющих разрывов между богатством и нищетой. Все это необходимо обществу не только исходя из нравственных императивов. Экономическая эффективность этих „товаров“ огромна. Но экономисты еще не научились ее измерять. Здесь нужен интеллектуальный прорыв. Без этого не построить новую модель экономики».
Затем на волне глобализации принципы монетаризма и ослабления роли государства стали внедрять на международном уровне. Выражением этих принципов, писал я, стал «вашингтонский консенсус», который был навязан большинству стран.
Что же произошло в результате?
«Выдавливание государства из различных сфер бизнеса и финансов привело к тому, что многие структуры работали без всякого присмотра. Один за другим надувались пузыри — „цифровой“, биржевой, ипотечный, финансовый. И хотя пузыри рано или поздно лопаются, по ходу дела небольшая группа людей создает себе сказочные состояния, в то время как уровень жизни большинства в лучшем случае стагнирует. А обязательства об оказании помощи бедным странам вообще были преданы забвению.
Ослабление роли государства обернулось разгулом финансовых махинаций и коррупции, вторжением в экономику многих стран организованной преступности, непомерным возрастанием роли корпоративных лобби. А ведь лоббисты — это гигантская внегосударственная бюрократия, имеющая колоссальные средства и рычаги влияния на политику. Это искажает демократические процессы, имеет тяжелые социальные последствия».
Ведь только государство может определять «правила игры» в таких вопросах, обострившихся с кризисом, как справедливое распределение налогового бремени, стимулирование экономического роста, обеспечение необходимого уровня социальной защищенности людей. Только государство может создать условия для доступа каждого человека к образованию и здравоохранению, для развития фундаментальной науки. Только государство способно мобилизовать ресурсы и средства для стимулирования и внедрения принципиально новых технологий. Только государство может установить твердые стандарты и нормативы, без которых немыслима борьба с грозящей миру экологической катастрофой.
И конечно, только усилиями государств — при активной роли, постоянном давлении мирового гражданского общества — может быть создана новая политическая архитектура безопасности и глобальной управляемости. В ее основе должны лежать отказ от конфронтационного мышления, от стремления к доминированию в международных делах, уважение свободы выбора, многообразия культур и моделей развития, готовность к диалогу и многостороннему сотрудничеству. И это вновь возвращает нас к идеям и принципам «нового мышления».
За прошедшие годы я много думал о том, как будут складываться в обозримом будущем отношения между государствами, какую роль в выстраивании новой глобальной архитектуры будут играть страны, на которых лежит наибольшая ответственность за мировой порядок. Оговорюсь сразу: свой вклад в этот процесс могут и должны внести все государства — большие, малые, средние. Принцип суверенного равенства государств, зафиксированный в Уставе ООН, сохраняет свое значение. Однако несомненно и то, что ведущие мировые державы, и среди них Россия, должны играть в этом деле лидирующую и наиболее ответственную роль. С них главный спрос истории.
Монополярный мир, в котором одна страна имела бы решающий голос, перевешивающий все остальные, не состоялся. В последние 20 лет мы стали свидетелями постепенного изменения соотношения сил в мире. «Коллективный Запад» — США и Европейский союз — все больше должны считаться с мнением и позицией других действующих лиц мировой политики. Это прежде всего Россия, Китай, Индия, Бразилия, стремящиеся координировать свою политику в рамках нового и, на мой взгляд, перспективного объединения — БРИКС. Одновременно центр тяжести мировой экономики все больше смещается в сторону Азиатско-Тихоокеанского региона, где сохраняет свою роль Япония, но появились и другие мощные силы — не только Китай, но и страны АСЕАН и, по другую сторону океана, страны Латинской Америки. Все это, безусловно, будет иметь и политические последствия.
За эти годы я побывал почти во всех упомянутых мной странах, встречался с их лидерами, представителями гражданского общества, учеными, деятелями культуры, молодыми людьми. Я рад, что мне представилась такая возможность. Увидеть мир своими глазами, почувствовать в личном контакте настроение людей, вести с ними диалог — это ничем невозможно заменить.
Отрывок предоставлен издательством «Весь мир».