175 лет назад, 15 мая 1848 г., в селе Лопьял, что в Уржумском уезде Вятской губернии, приходской священник отец Михаил внёс в церковную книгу запись о том, что в семье Васнецовых родился младенец Виктор.
Новорождённый был его сыном. И судьба этого сына была предопределена — род священнослужителей Васнецовых восходил к XVII в.
И тут появился царевич
Он и пошёл сперва по этому пути: духовное училище, духовная семинария. То, что семинарист Виктор Васнецов проявляет интерес к рисованию и даже добивается серьёзных успехов, никого не смущало — ведь, согласно преданию, апостол Лука «чудно писал иконы Божией Матери». Отец Михаил и сам неплохо рисовал и разбирался в живописи, о чём впоследствии вспомнит его знаменитый сын: «Когда мы приезжали домой на летние каникулы, отец требовал показать все наши рисунки, серьёзно их рассматривал и строго критиковал, указывая на все подмеченные им ошибки...»
Словом, когда Виктор решил на предпоследнем курсе бросить семинарию ради кистей и красок, его отъезд в Петербург для поступления в Академию художеств был благословлён ректором семинарии. Своё благословение дал и отец.
Хотя если рассуждать рационально, то для Васнецова всё должно было бесславно закончиться, толком не начавшись. На вступительном экзамене в 1867 г. он неплохо выполнил все задания, но тут один из абитуриентов, глядя на его работу, скептически хмыкнул. И Васнецов ушёл в полной уверенности, что провалился. Можно только представить его удивление и радость, смешанные с испугом, когда спустя чуть ли не год выяснилось, что над ним висит угроза отчисления из Академии художеств. Оказалось, его приняли, а потом ещё и негодовали — с чего бы первокурсник Васнецов так нагло прогуливает занятия?
Нечто подобное произошло и в Париже, куда Васнецов приехал по приглашению своего товарища Ильи Репина: тогда считалось, что научиться чему-либо дельному можно только в Европе. Васнецов, впрочем, имел на этот счёт своё мнение: «Мы воображаем себе какую-то особенно высокую степень искусства в Париже и вообще за границей и оплёвываем своё, а между тем мы сравнительно вовсе не так дурны...»
Русские художники и впрямь были недурны. Тот же Васнецов на общем фоне выглядел очень достойно. Его, по идее, должны были заметить — парижское полотно «Акробаты» демонстрирует и тонкого наблюдателя, и нерядового колориста. Но сказалась инерция мышления европейской публики: «Она добросовестна и смотрит залы в порядке алфавитном — по каталогу. Моя буква W в конце. Ну, она и устаёт...»
Устал от Парижа и Васнецов: «Среди чужой жизни вдруг иногда почувствуешь, что кругом тебя одно пустое пространство с фигурами без людей, с лицами без души, с речью без смысла!» Васнецов и рад был бы вернуться домой, но на какие деньги?.. И тут появляется царевич. Настоящий. Наследник российского престола великий князь Александр Александрович, будущий император Александр III, совершающий поездку по Европе, зашёл в мастерскую Васнецова. И выразил желание приобрести ту самую картину «Акробаты».
«Беспомощный рисовальщик»
В русских сказках бывает, что герой возвращается домой из странствий по чужим краям неузнанным. Точно так же вышло и с Васнецовым. Своим талантом наблюдателя и живописца он успел создать себе имя ещё до Парижа. Его картины «Нищие певцы», «Чаепитие в трактире», «Преферанс», «С квартиры на квартиру» сейчас кажутся каким-то странным отклонением от привычной васнецовско-сказочной нормы. А тогда входили в канон передвижников, которые считали, что главное в искусстве — это «печалиться и страдать о горе народном».
Но Васнецов внезапно преподносит нечто принципиально иное. С его полотен куда-то исчезают все убогие и нищие. Вместо них появляются другие герои. Те самые, которые сейчас считаются золотым фондом отечественного искусства. И на которых обрушились тогда и критика, и публика.
Вот патриот и славянофил Иван Аксаков: «Есть на выставке ещё три картины, работы Васнецова: „Алёнушка“, „Бой скифов со славянами“ и „Три царевны подземного царства“. Эти лубочные картины ничего общего с искусством не имеют, их безобразие до такой степени очевидно, что доказывать его совершенно излишне...» Вот товарищ Васнецова художник Михаил Нестеров: «Злополучных „Царевен“ выставили в нашем училище, и мы поносили их беспощадно». Вот критик Сергей Маковский: «В его произведениях ясно обнаружился плохой живописец — беспомощный рисовальщик и очень условный колорист». Жару добавляет и преподаватель Васнецова по классу рисунка Павел Чистяков: «Был у меня один настоящий ученик, Виктор Васнецов, да вот — не допёкся...»
«Алёнушку» не надобно
Заметим, всё это о классике. В том числе и о «Богатырях», например. О «Витязе на распутье». О картинах «Иван-царевич на Сером волке» и «Ковёр-самолёт». Накал страстей такой, что Павел Третьяков наотрез отказался покупать ту же «Алёнушку» — она попала в Третьяковку только после смерти мецената.
Да и на фронте церковной живописи дела у художника обстояли странно. Обер-прокурор Святейшего синода Константин Победоносцев был в восторге: «Васнецов — гениальнейший художник, его росписи составят эпоху в искусстве!» А вот заказчик фресок Владимирского собора в Киеве митрополит Иоанникий, взглянув на работу живописца, стремительно покинул храм, сказав: «Не хотел бы я встретиться с этими пророками в лесу».
И всё же Васнецов побеждает. В 1912 г. ему и его потомкам было присвоено дворянское звание. В 1924 г. Наркомпросом РСФСР Васнецову, который открыто признаётся в приверженности монархии, была назначена персональная пенсия. А спустя несколько десятков лет выясняется, что без картин Васнецова немыслим русский культурный код...
Так почему этот скандальный классик не только снискал почитание властей, но и высшее историческое признание? Ответ может дать фраза Сергея Дягилева, чьи «Русские сезоны» когда-то взорвали Европу и мир: «Как смелая русская натура, он вызвал Запад на бой и благодаря силе своего духа сломал прежнее оцепенение. Когда Васнецов гулял по Ватикану или по Парижу, он не хотел покоряться. Наоборот, именно тут он понял всю свою силу и ощутил с любовью прелесть своей девственной национальности».