К счастью, не перевелись ещё мастера, которые сохраняют наше наследие. Но имена их известны разве что специалистам и ценителям. Мы уверены: это временно. Хотя приходится ремесленникам несладко.
«Мы — настоящие!»
«Сделано в России. С любовью» — стоило бы писать на изделиях ручной работы, которые создают наши мастера, часто пренебрегая материальным ради духовного.
Кружева для души
10 лет назад самоучка Вероника Казанцева из Вологодской обл. создала своё свадебное платье, скомпоновав шёлк оттенка капучино с чёрным кружевом и стразами. Произвела фурор — гостьи обзавидовались, мужчины не могли отвести глаз. И только бабушка две недели плакала: как осмелилась внучка пренебречь традиционным белым?! Ведь Вероника даже в «верещагинскую» молочно-хозяйственную академию пошла по традиции — знаменитый вологодский вуз окончили четыре поколения семьи. Правда, полюбить молоко не смогла, не проработала по специальности ни дня. Зато, пока была в декрете, вспомнила детское увлечение шитьём и вязанием и занялась брюггским кружевом.
— Это аналог вологодского, только делается крючком, а не на коклюшках. Но результат меня не устраивал — коклюшечное кружево лучше.
Мастерицы нашлись на родине — в основном бывшие сотрудницы знаменитой вологодской фабрики. Вероника сама разрабатывает модели, после чего кружевницы берутся за подушки и коклюшки. Всё — вручную. Как 100 лет назад.
— Есть стереотип, что вологодское кружево — для тех, кому за... Мы его сломали, к нам идут и те, кому до... Молодые с удовольствием покупают воротники. Вместе с серёжками и брошками — в аксессуарах кружево удачно сочетается с натуральными гранатами или лабрадорами. Европейцы просто баулами наши вещи увозят — у них-то там сплошной Китай!
С первой выставки фирмы прошло пять лет. Натруженных рук 20 кружевниц уже не хватает. В центре Москвы открыт шоурум. А в Вологде начинает работу фабрика... под боком у старейшего предприятия. Вот это поворот!
— Страшно, конечно! Вологда для бизнеса — город сложный. И, хотя фирма у нас самоокупаемая, пока в семье зарабатывает муж. Я же занимаюсь... душой. И верю, что мой бизнес тоже когда-нибудь вырастет.
Между молотом и наковальней
У Алексея Потоскуева из Свердловской обл. — настоящая мужская работа. Он художник по металлу. Уральские кузницы всегда были лучшими — не только в России, но и в Европе. Алексей, правда, учился на архитектора. Но потом судьба свела его с Александром Лысяковым — человеком без образования, ставшим академиком ЮНЕСКО по народным ремёслам. Полжизни, считай, учился у него Алексей — рисовал эскизы, познавал мастерство ковки. И только пять лет назад дорос до собственного производства. Беседки и ворота. Качалки и каталки. Внушительные ограждения и миниатюрные брелоки-молоточки. Есть у него и свой бренд — «железные игрушки» на колёсиках, лошадки — возрождение старинных забав. Мастеру по плечу всё — вплоть до эксклюзивных санок, которые лидер группы «Чайф» Владимир Шахрин заказал для внучки. Но юридические отношения с государством Алексей пока не оформил.
— Раз в год хороший заказ обычно «выстреливает», но много и благотворительной работы. А расходы серьёзные — аренда кузни, свет, кокс. Не говоря уже о металле. Сейчас все говорят про 4% налога самозанятым. Сведущие друзья считают, что ИП выгоднее. Но даже для ИП нужен статус надёжности. А у меня его нет. Как нет и особой защиты от государства. Так что — пока выживаю.
В коврах и... долгах
Родители Расула Гаджиибрагимова из Дагестана трудились на ковровой фабрике. Как мотать нитки, управляться со станком — всё это он впитал с молоком матери. В середине 1990-х Расул окончил институт общественного питания в Харькове, вернулся домой... И понял, что работать негде.
— Влез в семейное ковровое дело, да так и остался там. Шерстяные нити, красители — всё натуральное. На один ковёр уходит от 3 месяцев до года. Они пользуются наибольшим спросом. Особенно у иностранцев.
На первой же выставке в Германии один американец скупил у Расула все 11 ковров. Но со следующей — уже профессиональной ярмарки — изделия пришлось везти обратно домой. Специалисты охали, восхищались. А покупатели-перекупщики искали то, что подешевле. И необязательно натуральное.
Совершив хадж, Расул задержался в Иране, чтобы выведать местные секреты крашения. Всех ингредиентов ему не открыли, но про корень марены красильной, куркуму и шафран рассказали. Вот только в Дагестане шафран не растёт. Три года Расул искал растения, которые могли бы окрасить нити в цвет палящего солнца или красного вина...
— В 1990-е дагестанскому ковроделию был нанесён большой урон — художников увольняли, краски мешали как попало. После чистки ковры линяли. И их просто перестали покупать.
Как Расул открывал в дагестанском селении цех — отдельная история. С детективным сюжетом и национальным колоритом. Цех закрыли, но промысел выжил. Компания достигла успеха, заняла денег у частных инвесторов на дополнительное производство — и вдруг вокруг выросли маленькие фирмы, они копировали орнаменты, использовали химические красители, выдавая их за натуральные, и продавали ковры в два раза дешевле.
— Такой подставы мы не ожидали! Ну что ж, увеличивали ассортимент, ездили на выставки, пробивались. И доказывали: мы не просто лучшие — мы настоящие!
Хотя продажи компании выросли, покупают изделия в основном на родине Расула — в Дагестане. В Москве люди напрягаются, видя цены от 100 тыс. руб. А в русской серии «Николай II» (большие яркие цветы на чёрном фоне) ковер 2×3 м обойдётся и вовсе в полмиллиона. Однако подобных ни у кого больше нет, уверен Расул. Рисунок восстанавливали по настоящему ковру царской семьи, хранящемуся в музее Тобольска. Тот тоже делали дагестанские мастерицы. Но...
— Сегодня мы с трудом удерживаем цены. И мечтаем хотя бы расквитаться с долгами.
«Заболели» игрушками
Людмила Иванова из Ленинградской обл. вечера проводит с оятской игрушкой. Когда-то немецкий помещик Фок собрал в округе мастеров и занялся изготовлением керамики. Гончары лепили горшки — дети крутились рядом. Чтобы как-то их занять, мамки и папки делали из глины кукол и зверушек. К началу ХХ в. здесь было 200 мастерских, 500 ремесленников... В советские годы трудилась в керамическом «цехе № 1» и Людмила. Доросла до замдиректора производства. Но после смерти мужа уволилась — выучилась на культуролога, ездила в экспедиции, собирала по крупицам материалы. С нуля создала Центр возрождения ремёсел и музей. А потом её попросили... уйти.
— Теперь работаю с детьми, показываю утерянный пласт культуры — не зная прошлого, нельзя начать новое. А вечерами и по выходным делаю оятскую игрушку по старым образцам — через три года после моего ухода на производстве случился пожар. Всё сгорело. У меня же собрана приличная коллекция — жаль, если это канет в Лету.
Ученики Людмилы занимают призовые места в конкурсах. Повзрослев, возвращаются: «А можно полепить?» И она верит, что среди них промысел точно не умрёт — раз «заболели», как она. Народного мастера России Иванову это заботит сильнее, чем деньги, которые можно было бы зарабатывать на оятской игрушке.
— Бизнес? Да что вы! Духовное и финансовое редко идут рука об руку. А духовное в нашем деле куда важнее.
Валенки-спасители
Светлана Ефимова и её супруг уже 20 лет обувают не только земляков в Чувашии. В 1990-е годы Светлана работала учительницей, муж — на заводе. Зарплату задерживали. А у них два студента в Чебоксарах да младшая — школьница...
— И в нашем селе Чурачики, и через дорогу, в Таганах, валяли испокон века. Мать мужа тоже умела. И мы решили попробовать — в деревне без валенок не прожить. Сначала по республике собирали осеннюю шерсть — чистили, били. Потом овцеводы сами стали привозить — везли и из Татарии, Башкирии.
Светлана и её помощницы всухую валенки закладывают, муж валяет. У него руки всё время в воде — для суставов это проблема. И всё же валенки спасли семью от голода. Теперь Светлана работает только на выставках. Хотя супругам далеко за 60, валенки не бросают — не на печке же лежать. К тому же спрос есть. Женщины полюбили валенки с вышивкой (на фирму московские мастерицы работают). А валяные тапочки разлетаются и зимой и летом — натуральная овечья шерсть больные ноги лечит. И никакой химии! Супруги даже отбеливают валенки долгой чисткой хозяйственным мылом в тёплой воде.
— Можно у нас заниматься бизнесом, — подытоживает Светлана. — Надо только любить свою работу. Мы вот создали ИП. Налоги платим. И жизнью довольны.
«Не потерять наследие предков»
Во времена СССР, когда безжалостно рвались связи с прошлым, народные промыслы тем не менее смогли сохранить. Почему же сегодня они на грани выживания?
— Раньше «хохлома», «гжель», «жостово» были у всех на слуху. Бренды этих промыслов узнаваемы во всем мире, их произведения продавались за рубежом и приносили валюту, были стабильной статьёй экспорта. Увы, в последние десятилетия в России идёт угасание народных промыслов. У той же гжели осталось всего пять предприятий, да и те на ладан дышат. Плюс вплотную подступил кадровый голод, потому что молодёжь не стремится в отрасль, где маленькие зарплаты и ручной труд. Зарплаты не просто маленькие — они в два раза меньше, чем средние по стране. Поэтому и средний возраст умельцев — 50 лет, — рассказывает председатель правления Ассоциации «Народные художественные промыслы России» Геннадий Дрожжин. — Кризис имеет прежде всего экономические корни. Главная проблема — не организован сбыт. В многомиллионных городах можно найти один-два магазина с товарами народного творчества, и то не везде. По нашим оценкам, таких пунктов продаж в стране должно быть минимум в 10 раз больше. И ведь спрос есть, люди хотят покупать товары народных промыслов! Мы это видим на ежегодных ярмарках в Москве, других городах. В Москву съезжаются умельцы из 65 регионов. Мы знаем, что люди ждут этих ярмарок. Мастера продают всё, что привозят. Но дальше ярмарок дело не идёт — постоянный сбыт наладить не удаётся.
По факту отрасль сегодня держится на энтузиастах, уникальным предприятиям не даёт загнуться частная инициатива. Поделюсь с читателями последними радостными новостями. В Нижегородской обл. второе дыхание открылось у крестецкой строчки — вышивка эта зародилась в 1860 г., а в 1911 г. работы мастериц из посёлка Крестцы были награждены Первой медалью на международной выставке в Турине. Возрождается и кадомский вениз в Рязанской обл. — здесь 300 лет назад зародилась самая тонкая игольная вышивка в России, покорившая Европу. В 2017 г. кадомский вениз вернулся в Париж — изделия современных рязанских мастериц вновь демонстрировались в столице мировой моды. Сам я недавно ездил в Клин в гости к «Ёлочке» — старейшему в России предприятию по изготовлению стеклянных ёлочных игрушек. Это тот случай, когда старинное предприятие нашло себя в современных условиях. В Брянской обл. пример поддержки мастеров — Дятьковский хрустальный завод.
В России в каждом регионе, области, районе найдётся не один художественный промысел. И мы не имеем права потерять наследство наших предков, которые вложили в него не только многовековые знания, но главное — душу. Ведь предмет, сделанный вручную, всегда отличишь от массовой штамповки. Хочется, чтобы мы это ценили и не просто хранили, а лелеяли свои лучшие традиции. Но без усиления господдержки как на федеральном, так и на региональном уровнях этого не добиться.