Несмотря на то, что тогда она исполняла совсем не популярный жанр - русский фольклор и романсы, - акулы пера сразу окрестили Пелагею «Национальным достоянием России».
С тех пор девушке приписывали много других громких статусов, только, вряд ли Пелагея выходит на сцену ради этого. Вот что пишут музыкальные критики о творчестве Пелагеи и ее группе:
«На свой как бы статус «хранительницы народных традиций» 24-летней звезде плевать. Она собрала полноценный рок-состав и выходит к микрофону в цветастых одеяниях - не столько фольклорных, сколько хипповских, что твоя Дженис Джоплин... Пелагее Хановой и ее группе совершенно нет нужды изображать припадание к корням и горячую любовь к фольклору. Они и есть - фольклор. Только молодой и XXI века. Они искренне любят то, что делают и рады поделиться этой любовью и своим молодым задором со зрителями».
«АиФ»: - Как вам удалось совместить язычество и христианство в последнем альбоме? И такое совмещение как-то сказывается в личной духовной жизни?
Пелагея: - Я не думаю, что тут можно говорить о теологических вещах. Не думаю, что песню «Оборотень-князь» можно назвать языческой. Скорее, эта песня написана под впечатлением нашей культуры, она навеяна легендой о том, что существовал такой князь Мстислав Половский, который был оборотнем. На основе верований и поверий нашего народа было написано это произведение. Я – православный человек, все прекрасно понимаю. Это, прежде всего, игра, наша история, сценическая мифология. Я много книжек прочитала, наполненных мифологией, всяческие энциклопедии, в которых есть много очень интересных существ, которые были в обиходе каждой семьи: когда идешь в баню, обращаешься к Баннику, когда не можешь успокоить ребенка - к Дреме. Это все очень интересно и забавно. Действительно, несколько композиций в альбоме «Тропы» – аллюзии на тему персонажей сказок и славянской мифологии. Не думаю, что здесь нужно проводить теологические параллели.
«АиФ»: - Вы как-то говорили, что еще с доперестрочных времен в стране пошел процесс подмены подлинно народного (творчества) профанацией…
П: - Безусловно, нужно понимать, насколько меняется вокруг ситуация. Народное искусство – непростая почва для творчества. Понятно, что гораздо проще послушать более легкую музыку. Мы с урбанистическим образом жизни не настолько связаны с природой, обрядами, временами года и т.д. Много тем, которые поднимаются в фольклоре – это непонятные, старинные слова, это очень печально, потому что и в школе сейчас нет достойного образования, нас очень мало вводят в предмет нашей культуры. У меня в школе был предмет «Введение в народное искусство», нам рассказывали очень много интересных вещей, которые в обычных общеобразовательных школах обходят стороной.
Я недавно говорила, что не надо пенять на продюсеров, которые показывают определенного качества исполнителей, программных директоров разных радиостанций и телеканалов, надо понимать, что слушателю, вместо того, чтобы пойти послушать Шнитке и Шопена (для этого нельзя просто помыться под душем, включить Шнитке, чтобы это играло фоном; его надо слушать, погружаться в эту музыку – это музыкальная терапия) проще включить певицу Максим, потому что не нужно ни о чем думать, ты можешь планировать свой день, тебя ничто не будет отвлекать. То же самое с книжками, которые мы не читаем, потому что надо вчитываться в слова, проще взять легкое чтиво. Все от того, что мы очень себя жалеем, стараемся уберечь от глубоких мыслей, важных вопросов, поверхностно существуем, от этого боимся узнавать собственную культуру. Мне кажется, что то отношение, которое, к счастью, я реже вижу у молодежи, что народная песня – это не модно, меня никогда то не обижало, хотя я не раз сталкивалось с этим в глазах моих сверстников. Меня это не обижало, потому что я знала, что это они дураки, а не я, потому что я знаю, какая крутая у нас культура, какой красивый мелодический строй у нас в песнях – это, действительно, настоящее искусство.
«АиФ»: - Есть песни, на которые тебе «страшно замахнуться», ведь когда ты вносишь какие-то творческие нотки в песни, их не все понимают?
П: - Творческих людей всегда не все понимают. Мы постоянно сталкиваемся с тем, что не оправдываем надежд какого-то количества слушателей. У каждого человека составляются определенные прогнозы, чем я должна заниматься, как я должна применить свой голос, что я должна петь, как я должна выглядеть, где я это должна это делать. Кто-то считает, что я не должна петь народную музыку, что должна заниматься современной, у меня для этого шикарные данные, хотя я так не считаю. Мне кажется, то, что я делаю – это самое прекрасное, при том, что я могу себя не ограничивать и не ставить в жесткие рамки. У нас есть возможность любые свои таланты показать, многое увидеть, многому научиться. Мы стараемся жанровую амплитуду расширять. Но, тем не менее, я считаю, что артист должен иметь код доверия у своего слушателя. Невозможно каждому нравится и угодить. Но людям, которые считают себя нашими поклонниками, которым нравится творчество нашей группы, надо доверять нашему вкусу. Мы постоянно экспериментируем, порой достаточно смелые поступки совершаем с известными или малоизвестными песнями, поэтому если нам не доверять, то можно другую группу послушать, мы совершенно не расстроимся.
«АиФ»: - Пелагея, ты с малых лет окружена вниманием, были ли в твоей жизни моменты, когда телефон не разрывался от звонков и не было предложение по работе?
П: - Был долгий период времени, когда я училась в ГИТИСе, когда я очень хотела, чтобы мне не звонили, а дали поучиться спокойно. Мама стойко терпела мои истерики по поводу того, что я не могу поехать на концерт, потому что у меня лекция. Я очень ответственная, мне нужно всегда где-то быть, если меня там ждут, я обязательно должна присутствовать. Мы не выдержали в какой-то момент, я перевелась на заочное отделение, когда я освобождала от работы 1,5-2 месяца, которые должна была учиться, сдавать сессии. С тех пор – тьфу, тьфу, тьфу… У нас такая профессия - не знаешь, в какой момент ты перестанешь быть нужной. Пока все разрывается, везде зовут, но в любой момент я готова заняться чем-то другим.