Генерал Петя с самого утра начал принимать поздравления. Первым его, по старинной армейской привычке вскочившего в пять утра и вместе с заспанными телохранителями бегающего традиционные утренние пять верст, поздравил лично президент, который и сам привык вставать в пять утра и бегать с заспанными телохранителями, подбадривая их командами «ускорься» или «упал — отжался». С телефоном правительственной связи, работающим везде, включая, наверное, даже околоземную орбиту, генерал Петя не расставался никогда и ответил на звонок, не снижая темпа бега и не сбивая дыхания:
— Сеченов, слушаю.
— Здорово Валерич, — голос президента был теплым и добрым. Таким голосом он разговаривал лишь с несколькими живыми существами на этой земле, включая свою любимую собаку. Генерал Петя входил в число этих существ, чем втайне гордился. — Ну, как? Есть еще порох в пороховницах?
— Есть чутка. Пока вроде не отсырел, жжется! — Генерал Петя сделал знак телохранителям, чтобы отстали, а сам немного ускорил темп бега.
— Поздравляю тебя, Валерич. Шестьдесят — круглая дата, хотя ты, черт здоровый, моложе меня выглядишь!
— Спасибо тебе большое. Дык здоровье-то, оно ежели есть, то его нипочем не пропить.
— Я на это и намекаю. Хочу к тебе сегодня в гости напроситься, а то вроде рядом сидим, а нет времени позвонить-то не по служебным делам, не то, что уж рюмку поднять. У вас где сабантуй будет?
— Да в клубе, на Лубянке. Ребята придут, которые остались. Сам знаешь, многие поуходили. Да ты, пожалуй, всех помнить должен. Приходи обязательно, они все знаешь, как обрадуются!
— Петр Валерич, тут такое дело, я тебе мероприятие срывать не хочу, а то на людей столбняк нападет, журналюги там чего-нибудь пронюхают. Пидоры эти, рогачевские подопечные, на площадях языками мести начнут, мол, «кровавая гэбня и ее президент устроили пирушку», а это нам не надо.
— А чего ж тогда делать?
— А я в гриме приду.
— Это как?
— Ну, как в метро езжу, как по Москве гуляю, так и приду. А чего? Вроде до сих пор не узнавал никто. Президент говорил истинную правду. Примерно раз в месяц у его охраны был день, когда вся она, что называется, «стояла на ушах»: президент ходил «в народ». Таким приемом пользовались многие цари, короли, султаны и прочие набобы, когда хотели узнать, что на самом деле говорят люди, о чем мечтают, чем недовольны. И вот, он вызывал своего знакомого гримера с киностудии «Мосфильм» и тот за два — два с половиной часа превращал президента в совершенно другого человека, причем каждый раз в разного. Как уже и было ранее сказано, а может быть, и не было, так как книга все-таки длинная и всего толком не упомнишь, в общем, настоящий разведчик не должен иметь лица. То есть лицо в широком смысле этого слова у разведчика, конечно, есть. Ну, там нос, чтобы лучше нюхать или, скажем, глаза, чтобы лучше видеть, да и уши, чтобы лучше слышать, чего уж там греха таить, у разведчика имеются. Но вот выражение на этом лице отсутствует и, поэтому запомнить его очень и очень сложно, и любая маска, из-под которой у иной харизматичной личности порой нет-нет да и проглянет ее истинная личина, любая маска становится для разведчикова лица словно родной и никто из тех, кто стоял рядом с перелицованным президентом в вагоне метро и, может быть, даже наступил как-нибудь нечаянно (тесновато ведь, час пик) ему на ногу, не мог и представить себе, что тот, кто от души за отдавленную ногу послал его только что по матушке, на самом деле первое лицо государства. Вот только голос... Хотя голос подделать — это и к Галкину-артисту ходить незачем.
— А приходи, только мне себя опиши, а хотя я всех в лицо знаю, и чужака запримечу сразу. И вот еще чего, раз уж ты позвонил, и разговор у нас неформальный... Чего-то нам надо с Рогачевым решать. Ты читал мою бумажку?
— Это про то, что он со шпионкой без порток по двору гонцает и говнюкам, навроде Емцова, никак не может рот заткнуть, приручить?
— Так точно. Видать, помимо денег от госдепа США, там еще что-то такое держит, посерьезнее денег. И насчет парнишки этого, Кленовского. Толковый, понимаешь, парнишка, а тот ему развернуться не дает.
— Это который в Америку летал?
— Да откуда ты все знаешь-то? — изумился генерал Петя, что было для него не характерно.
— Я все знаю. Мне Баламут наябедничал, что этот толковый парень у него лимон зелени фюить! И усвистел.
— Да это-то мелочи, дело молодое. Лимон туда, лимон сюда. Он у кого его усвистел? У детского дома, что ли?
— Ну, тут ты прав. Так чего насчет парнишки?
— Да его бы куда-нибудь, а?
— А чего ты за него так хлопочешь?
— Дык талант и хватка у него правильные. Он цэрэушников вокруг пальца обвел. Они его агентом влияния завербовали под мою крышу, прикинь?
— Да они скоро мою собаку завербуют. Этих агентов везде столько, что хоть тридцать седьмой объявляй, да нельзя... Ну, не знаю... Сейчас дел невпроворот, сам знаешь. Напомни как-нибудь через недельки две.
— Да чего тянуть-то? Вот сегодня и поглядишь на него. Я его на день рождения позову.
— А, ну давай так. Поглядим, что за перец. До вечера, конец связи.
Президент побежал в свою сторону, а генерал Петя в свою. Гера, который как-то никогда не задавался вопросом, когда именно у генерала Пети день рождения, позвонил спустя десять часов совершенно по другому поводу и хотел было отчитаться по встрече в ЦРУ, но генерал Петя об этой встрече все знал не хуже его и, радуясь, что у него появился реальный шанс увеличить команду своих сторонников в администрации еще на одного сильного игрока, просто сказал:
— Гер, ты вообще-то свинья порядочная, конечно.
— Извините, Петр, но я как-то... — начал бормотать Гера, с тоской подумав, что его сейчас станут трясти по поводу миллиона, и тогда его придется либо отдать целиком, либо «распополамить» с генералом Петей, а делиться в таких количествах Гера не привык.
— Да ты не какай. Как — он ведь штука такая, ненадежная. А назвал я тебя свиньей оттого, что ты вместо поздравления меня с юбилеем гонишь какую-то пургу, которую я наполовину и сам прекрасно знаю, а о другой половине догадываюсь.
Гере стало страшно неловко и в то же время радостно от того, что миллион у него никто отнимать не собирается, и он повинился перед генералом за то, что ничего ни о каком юбилее не знал:
— Да если бы я знал, то я... я бы вас самым первым поздравил!
— Ну, тебе по статусу еще не положено меня первым поздравлять, — сострил сам для себя генерал Петя, — приходи сегодня в клуб на Малой Лубянке, такой знаешь, бело-голубой, как команда «Динамо». Заодно и поздравишь. Придешь, что ли?
— Да, Петр! Да вы еще спрашиваете! Прилечу!
— Тогда к двадцати часам и лететь не надо. Тебе крылья скоро для другого понадобятся.
...В назначенное время в просторном фойе клуба одного ведомства, которое сами его обитатели иногда называют кто просто «контора», а кто «леспромхоз» собрались гости: сорок четыре человека включая Геру, который вначале робел от того, что одних только штанов с лампасами на гостях было надето пар двадцать, а остальные, хоть и носили гражданские костюмы, но выправкой от них несло за версту и никакая гражданская одежда не могла скрыть их принадлежность к нелегкой и такой, наверное, нужной профессии. Генерал Петя принимал поздравления, а после того как все пожали ему руку и сложили на специально по этому случаю притараненный в фойе стол свои подарки, он перезнакомил Геру со своими гостями, среди которых не было никого в чине ниже, чем у самого генерала Пети. Самое большое впечатление на Геру произвел ливиец Каддафи, который в своем парадном белом мундире преподнес генералу Пете подарок «от лица всего благодарного ливийского народа, джамахерии и революции», — именно так он и выразился и вручил генералу Пете какую-то джамахерийскую медаль, на что генерал Петя панибратски пошутил, что «хорошо вам, джамахерийцам! Медаль отчеканили и ею откупились». Каддафи смутился, покраснел, сослался на стариковскую забывчивость и извлек из своего белого кителя сертификат на маленькое нефтяное месторождение в Персидском заливе. Генерал Петя и бровью не повел, чем вызвал у Геры немой восторг и небеспочвенные подозрения и вопрос, что если уж нефтяные платформы не удивляют Петю-Торпеду, то, что тогда лежит на столе для подарков.
Играла музыка: специально приглашенные по этому случаю Юрии певцы, Антонов и Лоза, радовали ностальгирующую публику своими бессмертными хитами «Плот» и «Пройду по Абрикосовой». Официанты все как один похожие на парня из кремлевского бюро пропусков разносили бутерброды с белугой, икрой, водку и коньяк. Шампанское отсутствовало, так как коллектив был исключительно мужским и пузырьками не увлекался. Гера видел, что генерал Петя немного нервничает. Это выражалось в том, как он держал рюмку водки: за круглый поставец, а не за ножку, как все добрые люди в спокойном настроении и к тому же генерал частенько поглядывал на часы, как свои наручные, так и те, что висели в фойе. Наконец, когда прошло полчаса, все перешли в банкетный зал и уселись за стол, причем Геру генерал Петя посадил через одно пустое место возле себя, объяснив, что «здесь кое-кто запаздывающий планируется».
Этот запаздывающий, среднего роста и спортивного телосложения мужчина с густой копной черных волос и в очках, что делало его похожим на иудейского олигарха появился как-то незаметно, словно бы из ниоткуда, как раз в тот момент, когда все рассаживались по местам. Он ни с кем, кроме генерала Пети, не поздоровался и то сделал это тихо, так что даже сидящий рядом Гера ничего не услышал, а все, в свою очередь, старательно не замечали опоздавшего и вообще делали вид, что рядом с генералом Петей так и осталось пустое место. Умны, умны были гости нашего Сеченова, знали, что не стоит обижать своим опознанием того, кто постоянно забывал при любом, даже самом искусном гриме, перенадеть свои часы с правой руки на левую и заменить коллекционный «Вашерон», выпущенный в количестве одной штуки, на что-нибудь попроще.
Начались тосты и здравицы юбиляру. Гера сидел тихо, и ему казалось, по мере рассказов присутствующих вокруг головы генерала Пети вырастал лавровый венок, а на плечах золотились эполеты. Судя по тому, что говорилось, а не доверять рассказам было бы ошибкой, не пустомели собрались за столом, генерал Петя был личностью настолько легендарной, что все разведчики всех времен и народов включая выдуманного Штирлица и всамделешного Абеля были по сравнению с ним просто, выражаясь киношным языком, «из массовки», тогда как Петя-Торпеда вынес и повидал столько, что никакому ловкому литератору при всей его изощренной фантазии придумать и в голову бы не пришло. Чего стоил только эпизод, рассказанный одним из обладателей красных лампасов, когда генерал Петя, будучи по делам службы в Английском королевстве, «собственноручно» познакомил одну страшную, как атомная война, и зловредную тетку с наследником английской короны, что впоследствии привело к громким скандалам и прочим неприятностям. Или, допустим, разговор по душам между генералом Петей и непальским принцем, после которого нервный принц, вооружившись винтовкой М-16, прикончил всех членов своей семьи и, увидев, что стрелять больше не в кого, а патронов у него еще хватает, застрелился сам. Или, что уж совсем было из области удивительного и непостижимого, рассказ одного дипломата о том, как генерал Петя уговаривал Монику Левински положить в рот то, что она наконец-то положила, после чего, как всем известно, дело дошло до скандала, и чуть было не окончилось президентским импичментом. После того как тосты за юбиляра закончились, а длилось они довольно долго, ибо у каждого из присутствующих была в запасе приличных размеров застольная речь, празднование перешло в другую фазу, и все стали произносить тосты за государство и здоровье президента. При этом человек, похожий на иудейского олигарха, и ухом не вел и продолжал умеренно выпивать и закусывать наравне со всеми. Говорили так же долго, и по очереди, и Гера, которому нечего было рассказать присутствующим о славном боевом прошлом именинника, решил, что раз уж его тоже позвали, то и он должен выступить. Замечательный коньяк, напиток, который при правильном своем употреблении придает слову красоту, а оратора делает почти что Цицероном, развязал Гере язык. Он встал и в относительной тишине начал говорить: — Дорогие гости, пришедшие в этот праздничный вечер поздравить нашего юбиляра! Сейчас вы много говорили о том, что Россия поднялась с колен, на которые ее поставила всякая сволочь во главе с американским шпионом, которого впопыхах назначили президентом! При этих словах за столом установилась гробовая тишина, а человек, похожий на иудейского олигарха, немного напрягся. — И вот, — невозмутимо продолжал Гера, которому море было уже по колено, — наконец, в стране появился первый, по настоящему любимый народом лидер. И теперь, из-за того, что гадские наймиты и наймитшы, если можно так выразиться, мутят воду в ступе и смущают народы аки сатана, приходится с тяжелым сердцем готовиться к тому, что нормальная жизнь разом закончится! Восемь лет, — Гера чувствовал, как от него буквально исходят энергетические волны, и с удовлетворением отметил, что на лицах слушателей появилось доброжелательное выражение, — восемь лет это не срок для страны, которая только-только стала отряхиваться после того, как ее вываляли, словно жалкого клоуна, в опилках манежа. Неизвестно по какой причине, неизвестно, хотя можно догадаться, по чьему совету, в России была принята самая отвратительная Конституция из всех, что только можно себе вообразить. Какой-то злодей или целый коллектив злодеев-троечников скопировали ее частично из американской, но лишь частично! А американская конституция — это лишь часть технологии создания огромного механизма, имя которому — государственный аппарат США. Нельзя создать что-то стоящее из кусков технологии, которые, к тому же лежат на поверхности и кажутся обманчиво простыми. Это все равно, что построить самолет, увидев у кого-то такой же, но при этом, не имея ни чертежей, ни точных размеров, и потом долго удивляться, отчего этот ублюдок никак не может взлететь. Да потому, что он никогда не взлетит, он и не должен взлететь! Так же и с российским основным законом. Кто? Нет. — Гера, сверкая глазами и чуть было не сорвавшись на фальцет, обвел взглядом гостей. — Кто сказал, что президент должен быть избираем именно на такой же срок, что и президент американский! У них там, в Америке, все давно схвачено, есть политическая система, есть всего две партии, но они сильны и конкурируют между собой, отчего народу только лучше, а здесь кое-кто, засевший у нас за спиной, всеми силами поощряет создание партий, партишек и партеечек, лишь бы показать всему миру, что у нас, дескать, многопартийность. Да в жопу такую многопартийность! Либо изменить кое-что в нашей существующей системе, выправив ее и заточив под наши, так сказать, реалии, либо целиком перенимать американскую систему, включая и конституцию, но я прошу заметить, что прежде, чем стать той Америкой, которую все мы видим, боимся, ненавидим и признаемся себе в том, что у них все космически лучше по сравнению с нами, я вынужден напомнить, что вначале они затеяли гражданскую войну, а у нас, если затеять войну, после нее и руководить станет некем.
— Короче, Склифосовский, — шутливо прервал его генерал Петя, — говоришь красиво, правильно говоришь, а вывод какой?
— А вывод вот какой... — Гера оперся о стол обеими руками, словно для прочности, и просто сказал:
— Нам восемь лет мало. Нужно поменять. Вот вы, — он внезапно обратился к Каддафи, слушавшего Геру через переводчика, — вы долго находитесь у власти? Можете даже не отвечать, все и так знают, что до х... простите, очень долго. И что? Прибыль от продажи нефти все еще идет вашему народу? А теперь представьте, если бы вас через четыре года сменил неизвестно кто и в голове его было бы нечто совершенно иное?! И тогда ничего бы у вас в стране не осталось: ни нефти, ни денег. И если мы хотим и дальше безбоязненно жить хорошо, то предлагаю, объяснив народу необходимость, изменить сроки президентского правления. Надеюсь, что присутствующие меня поддержат в том, что никакой альтернативы нынешнему президенту не существует!
Гера закончил под гром оваций и оробел, когда несколько пар крепких рук подхватили его и принялись подбрасывать в воздух с криками «Ура! Да здравствует...», и так далее. Под этот шум и радостную неразбериху человек в очках и с часами на правом запястье незаметно встал из-за стола и вышел из банкетного зала в пустынное фойе. Спустя секунду показался и генерал Петя. Он быстро подошел к своему запоздавшему гостю и спросил:
— Ну, видел парнишку? Как тебе?
— А не пустой ли он крикун? — последовал задумчивый вопрос.
— Кто? Герман? Да нет, разумеется. Это наш парень, свой в доску! Он за тебя в Интернете в кровь бился и добился, сам знаешь чего: теперь там про тебя ни одна шавка ничего вякнуть не смеет.
— Ну и куда его, как ты думаешь?
— Тут ответ, по-моему, очевиден. Надо нам с нашим владельцем заводов, газет, пароходов что-то решать. Я еще утром тебе об этом говорил, а то народ, по слухам, несильно доволен, что олигарх решает какие ему, народу, газеты читать и что смотреть на голубом экране. Кондово все больно как-то, без изюминки, навязчиво у него. Словно нарочно полудурками нас хочет выставить, тебя, конечно, в первую очередь.
— Ты же понимаешь, что посадить его уже не получится. Тут надо как-то...
— Понимаю.
— Ну, тогда я пошел. С днем рождения, Петя.
КСТАТИ: редакция портала AIF.RU принимает от издательств книги для рецензий и публикации отрывков ДО их выхода в свет
Смотрите также:
- Режиссер Николай Лебедев: «Не надо забывать, что нам всем здесь жить!» →
- Виктор Сухоруков: «Русский человек сам строит и сам тут же ломает» →
- Валентин Гафт: «Да к чёртовой матери всё, лишь бы был мир!» →