Когда-то русские по праву считались самой читающей нацией в мире. Сейчас у нас с чтением явные проблемы: даже периодика расходится вяло, а полки книжных магазинов уж и подавно втуне ломятся от изобилия. А может, в этом как раз и дело: испуганный разнообразием, неопытный читатель просто не знает, с чего начать? Что ж, наш список десяти величайших писателей прошлого — на все вкусы. Утомленные Гомером откроют здесь для себя маркиза де Сада, затосковавшие от Достоевского развеселятся при виде Рабле, а измученные Ницше, быть может, обратятся к Библии. Все возможно, стоит только начать…
Составляя подобный «рейтинг», очень трудно из страха перед банальностью не впасть в эпатажность. Возможно, не свободен от этого и наш обзор. Но, по крайней мере, речь пойдет только о широко известных и доступных авторах и произведениях. В приличном книжном магазине есть книги всех упоминаемых нами авторов, и мы будем рады, если этот обзор сподвигнет вас на покупку какого-нибудь из их произведений.
Следует оговориться, что речь пойдет о литературе, важной именно для западного мира. Ведь в плане культурном — в отличие от, скажем, политического — Россия всецело принадлежит к европейским странам. А европейская культура далеко не универсальна. Да, она полностью охватывает обе Америки, но великие азиатские творения практически не повлияли на музыку, литературу, живопись «цивилизованного мира». Только японцы, начиная с Акутагавы, худо-бедно известны в Европе, а Китай и Индия до сих пор остаются тайной за семью печатями для среднего российского или западного интеллектуала. Конфуций, Лао-Цзы, Махабхарата, Кама-сутра, буддийские трактаты, Рабиндранат Тагор — если вам в голову приходят еще какие-то имена и названия, значит, ваши знания в этой области уже выше средних. Таким образом, если бы наш список составлял китаец, он выглядел бы совершенно иначе.
Сегодня мы поговорим о книгах, написанных до XX века, а в следующем номере — о литературе последнего столетия. Не потому, что она настолько лучше, что заслуживает отдельной десятки, нет, хотя несомненно, что на рубеже XIX-XX веков произошли очень серьезные изменения в европейском образе мышления и, как следствие, в литературе. Просто современная литература элементарно более понятна, и таким образом более популярна. Увы, с годами почти все краски тускнеют, и лишь малая их часть становится ярче. Многое из того, чем зачитывались тысячелетие назад, нам было бы в лучшем случае непонятно, в худшем — скучно. Проблемы гражданина Афин или флорентийского жителя зачастую настолько далеки от нас, что очень трудно, почти невозможно вызвать в себе живой интерес к ним. А читать литературу только для факта прочтения может либо студент-филолог, либо мазохист.
И хотя самым классическим примером скуки в литературе считается список кораблей, прибывших к Трое возвращать незадачливому ахейцу его супругу, первым в нашем списке мы не можем не назвать Гомера. Так или иначе, без двух его книг европейская культура выглядела бы абсолютно по-другому. Ведь именно Гомер — вдохновитель творчества римских авторов, на которых впоследствии ориентировалось Возрождение, до сих пор считающееся (несколько опрометчиво) просто коллекцией шедевров. Каждый герой песен Гомера — уже не имя, а символ, при словах «Одиссей», «Ахилл», «Гектор», «Пенелопа», «Телемак» любому образованному человеку вспоминаются целые пласты европейской культуры. К тому же нам, в отличие от многих наших иноязычных собратьев, повезло — переводы Жуковского и Гнедича, пусть и не всегда близкие к оригиналу (оба поэта не были выдающимися знатоками древнегреческого), действительно до сих пор можно читать с интересом и с удовольствием. «Илиада» и «Одиссея» присутствуют в любой домашней библиотеке, хоть сколько-нибудь претендующей на высокое качество и хороший вкус.
Еще одним синонимом скуки когда-то считался свод иудейских преданий, более известный как Библия. Но с тех пор, как почти 90 лет назад отменили обязательное изучение ее в школе, мы вновь смогли посмотреть на этот уникальный эпос незамутненным глазом. Библия неоднородна: какие-то ее части можно использовать в качестве снотворного, а какие-то после первого же прочтения врезаются в память навсегда. Вероятно, самой известной частью Ветхого Завета является Книга Екклесиаста — едва ли не глубочайший из текстов, когда-либо созданных на Земле. А как источник цитат и сюжетов, Библия занимает первое место во всей европейской культуре. И хотя нынешнее западное общество христианским можно назвать, лишь сильно озадачив собственную совесть, оно все равно вскормлено Библией — неважно, принятием или отрицанием ее постулатов.
Переводов иудейского эпоса на русский было достаточно, но не видно причин, по которым стоило бы отвергать Синодальный — он вполне адаптирован для современного читателя, и при этом удовлетворяет церковным требованиям. К этому переводу достаточно претензий, но большинство из них носят богословский, а не литературный характер, что, в общем-то, рядовому читателю неинтересно. Читайте Библию.
Невозможно представить себе интеллигента, незнакомого с произведениями латинских поэтов, и в первую очередь «большой троицы» — Вергилия, Горация и Овидия. Вообще говоря, переводная поэзия отличается от настоящей как ароматизатор от натурального запаха, но именно латинская просодия, при всей ее древности, неплохо ложится на русский язык — за счет морфологического и синтаксического сходства языков, ведь ранние русские грамматики писались по латинским образцам. И хотя традиционно лучшим римским поэтом считается наш почти земляк Овидий, отбывавший ссылку на холодном и неприветливом побережье Черного моря, а самым мудрым — Гораций, которому поклонялся сам Державин, мы бы предпочли порекомендовать Вергилия. Будущий проводник Данте в Ад, Вергилий исполнял функции придворного поэта при Августе, за что и попал в немилость к будущим фрондерам. Тем не менее в «Энеиде» он предстает не столько прилежным подражателем Гомера, сколько новым великолепным поэтом, в своей мощи не уступающим лучшим создателям эпических произведений. И, кстати, в переводе С. Ошерова читать «Энеиду» не только полезно, но и интересно.
Мы не будем включать в наш список творца «Божественной комедии» — слишком уж утомительное и малоинтересное это чтение сегодня. Разборки богов и людей у античных авторов смотрятся как-то внушительней, чем мелкие флорентийские интриги великого итальянца. Куда интереснее и живее воспринимается сейчас другой автор Возрождения, бесшабашный француз Франсуа Рабле. Его роман «Гаргантюа и Пантагрюэль», известный главным образом в переводе Н. Любимова — великолепный образец развеселого интеллектуального стеба, и одновременно чисто французского добродушия и размаха. Это грандиозное и не вполне пристойное полотно просто нельзя оставить непрочитанным. Ведь после этого ни один француз не мог писать так, как будто этой книги не существовало, а не секрет, что именно французская литература в наибольшей степени повлияла на русскую. Да и многие характеры в книге вполне смахивают на наши, ведь в каком-то смысле все мы потомки Гаргантюа.
Наверное, самой трогательной книгой мировой литературы является повествование о Дон Кихоте Ламанчском. Неизвестно, на что рассчитывал скромный отставной солдат Мигель Сервантес, когда начинал писать свою издевательскую пародию на рыцарские романы — но уж наверняка не на бессмертие. Все знают Дон Кихота, почти все читали выдержки из него в школьных хрестоматиях, но многие ли всерьез, а не по диагонали, осилили эту толстую книгу целиком? Если у вас еще не нашлось на это времени, стоило бы отложить другие дела. Потому что на Страшном Суде вам трудно будет подыскать оправдания, почему вы не прочли «Дон-Кихота», эту зловещую сказку о жизни и чести, любви и безумии, тихий плач обо всем несчастном роде человеческом.
Есть распространенное мнение, что настоящее искусство должно быть анонимно, что возня вокруг личности автора только заслоняет его произведения. Что ж, возможно, так оно и есть. Гомер остается полумифическим и, по-видимому, собирательным персонажем, библейское авторство Иеговы также вызывает некоторые сомнения, но наиболее запутана ситуация вокруг третьего, равновеликого им творца. Вильям Шекспир существовал — это единственный доказанный факт. При этом совершенно неясно, кто же написал «Макбета». Зато очевидно, что «Макбета», а заодно и еще несколько десятков драм, необходимо прочесть. Это поэзия и проза, смех и слезы, шум и ярость, любовь, отчаяние, гордость, ненависть, все добродетели и пороки в их подлинном виде, это люди во всей их низости и во всем величии. Этот человек (или группа людей?) умел все. «Бог ямбического грома» (Набоков), он создал столько незабываемых образов и характеров, сколько иной хорошей национальной литературе хватило бы на тысячелетие.
Если опросить знатоков мировой литературы — лучших писателей, умнейших критиков, — то именно творения Шекспира стопроцентно займут все первые места среди бесчисленных шедевров других авторов. Яркость и гибкость его английского языка изумительны, и немудрено, что пока не нашлось в России адекватных ему переводчиков. Пожалуй, среди других стоит выделить М. Лозинского — именно отсутствие «искры божьей» в его собственном таланте позволило ему честно и добросовестно пересказать Шекспира, не поддаваясь соблазну добавить что-то «от себя». А вот переводы Б. Пастернака можно читать, только постоянно сверяясь с английским текстом — столько собственных фальши, лжи, непонимания, неумения вложил в Шекспира этот вдохновенный переводчик. Хотя и ему не удалось скрыть все величие англичанина — этого, пожалуй, добился лишь С. Маршак в своих переводах сонетов.
Следующий наш персонаж, строго говоря, великим писателем не является. Скорее уж это плодовитый графоман, мрачные опусы которого, тем не менее, повлияли на человечество куда сильнее, чем многие боговдохновенные творения. Донасьен де Сад был в полном смысле порождением своего века. Он первым не только сформулировал и тем самым обнажил самые темные человеческие желания, но и придал им наукообразную форму. Любители порнографии обычно пропускают многостраничные рассуждения героев де Сада, которыми они оправдывают свои извращенные прихоти, а ведь именно тут скрыт подлинный соблазн. Это бред, но бред абсолютно логичный, подкрепленный неопровержимыми фактами и железными аргументами. Торжество разума, которое так старались приблизить Вольтер и энциклопедисты, показало свои чудовищные стороны. Де Сад довел рационализм до крайнего предела, за которым остается только смерть. Это — не совсем литература. Это — приговор целой цивилизации.
В начале и даже середине XIX века мир даже не подозревал о существовании русской литературы. Державин, Крылов, Пушкин, Гоголь были и остаются совершенно ненужными Западу третьестепенными голосами с окраин. Переворот произошел во второй половине века, и пусть провозвестником его выступил сладкоголосый поклонник Полины Виардо, самым знаменитым писателем века стал — и уже навсегда — его заклятый враг Федор Достоевский. Пять больших романов, да и все остальное его творчество просто перевернули представление благовоспитанных европейцев не только о «загадочной русской душе», но и об их собственном внутреннем мире. Быть русским и не знать Достоевского целиком и полностью, вообще говоря, странно. Конечно, слава отечественному ТВ за то, что недавно почти все население империи прочло «Идиота», но не худо бы еще и «Бесов» усвоить, и «Преступление и наказание» перечитать после школы еще разок. Нет другого русского писателя, на которого столько нападали бы собратья по перу, вплоть до самых знаменитых, но при всех своих жутких несообразностях и натяжках именно Достоевский является ходатаем России перед миром. На нас смотрят сквозь его тексты, не забывайте об этом.
А вот Лев Толстой не воспринимается как выразитель русской души, у этого писателя еще при жизни установилась репутация гиганта вне времени и нации, совести всего мира. Толстой написал всего три романа, и главный из них, «Война и мир», является еще одним синонимом нестерпимой скуки — по крайней мере для тех, кто привык «проглатывать» современные покет-буки. Что ж, нетерпеливым читателям можно порекомендовать осилить не настолько навязшие в зубах поздние произведения Толстого — да хотя бы «Смерть Ивана Ильича» с «Крейцеровой сонатой». Постаревший Лев Николаевич — не только великий ересиарх, но и честнейший из писателей, на чьих страницах вы не найдете никакого «возвышающего обмана», никаких сладких сказок и мыльных опер. Любителям сладких снов Толстой не нужен. Парадокс — не склонный к скептицизму, горячий, увлекающийся, он виртуозно лишает своих читателей каких бы то ни было иллюзий относительно природы человеческой, не принижая при этом самого человека. Любить Толстого необязательно, но знать его надо.
Фридрих Ницше не считал себя писателем, слово «философ» грело его мятежную душу гораздо сильнее. Но стройной философской системы он не создал, да и создать не мог — поэт в его душе явно брал верх над аналитиком. И главная книга Ницше «Так говорил Заратустра» — поэма в прозе, а не трактат. Любитель парадоксов и эпатажа, Ницше создал причудливую, неустойчивую конструкцию, где смешались древние пророчества и современный атеизм, проповедь силы и признание слабости. Как философия это забавно, как литература — потрясающе. Мрачная аура сложилась вокруг книг Ницше после того, как бюстик автора поставил на свой стол Адольф Гитлер, но к их содержанию это не имеет ровно никакого отношения, хотя, конечно, именно Гитлер создал своему любимому писателю настоящую мировую славу, подарив ему ореол скандальности и запретности. Вот только главная тема Ницше — не нацизм и ненависть, а страдание и неразделенная любовь к богу, миру, друзьям. Влияние Ницше на современную нам культуру преувеличить невозможно.